Как обычно, возвещая хозяйке дома о приходе лица незначительного, он сказал:
— Там один хотел бы переговорить с вашей милостью.
— Один? Что это еще за один? Разве у него нет своего имени? Вы так разговариваете со мной, словно я держу лавочку и выхожу к каждому, лишь только мне свистнут.
— Да, сударыня, у него есть свое имя, — ответил Джон, — но только вашей милости неприятно его услышать.
— Что это значит? Какую чепуху вы городите!
— Это Теленок Джибби, миледи, — сказал Джон сверхпочтительным тоном, хотя обычно позволял себе отступления от этикета, полагаясь на свои заслуги старого, преданного слуги, не покинувшего господ в беде.
— Если уж ваша милость стоит на своем, так это не кто иной, как Теленок Джибби, который пасет за мостом коров Эдди Хеншоу; в Тиллитудлеме его звали Гусенком Джибби, и он отправился на боевой смотр и там…
— Помолчите немного, Джон, — сказала старая леди, с достоинством поднимаясь из-за стола, — вы позволяете себе дерзость, полагая, что я стану разговаривать с этим человеком. Пусть он сообщит о своем деле либо вам, либо Хедригу.
— Он и слышать об этом не хочет, миледи; он твердит, что пославший его велел передать эту вещь только вам или лорду Эвенделу, никому другому. По правде говоря, он не очень-то трезвый, да и остался таким же дурачком, каким был.
— В таком случае гоните его, — сказала леди Маргарет, — и прикажите ему прийти завтра утром, когда протрезвится. Наверно, он хочет попросить у нас какой-нибудь милости как бывший слуга нашего дома.
— Может статься, миледи: он, бедняга, в лохмотьях.
Гьюдьил еще раз сделал попытку выяснить, в чем состояло поручение, данное Джибби: оно действительно было исключительной важности, так как то были несколько строк Мортона к лорду Эвенделу, извещавшие последнего о грозящей ему со стороны Олифанта опасности и умолявшие либо немедленно искать спасения в бегстве, либо выехать в Глазго и отдаться властям, где он, Мортон, мог бы обеспечить ему покровительство. Эта наспех составленная записка была вручена Мортоном Джибби, которого он увидел вместе с находившимся под его опекою стадом у моста. Он велел ему сразу же идти в Фери-ноу и передать ее в руки лорда Эвендела, подкрепив свое поручение двумя долларами.
Но судьбе, видно, было угодно, чтобы участие Джибби в делах семейства Белленден в качестве гонца или в качестве воина неизменно кончалось неудачно. Как назло, он застрял в кабаке, чтобы проверить, хорошие ли монеты дал ему его наниматель, и притом так основательно, что, когда добрался до Фери-ноу, скудная доля рассудка, отпущенная ему природой, была окончательно потоплена в эле и бренди. Вместо того чтобы спросить лорда Эвендела, он пожелал говорить с самой леди Маргарет, имя которой было более привычно для слуха. Его к ней не допустили, и Джибби, пошатываясь, поплелся назад, оставив письмо у себя и выполнив в точности инструкции Мортона в одном-единственном пункте, и именно в том, в котором нарушить их было бы весьма кстати.
Через несколько минут после его ухода в гостиную вошла Эдит. Она и лорд Эвендел были смущены этой встречей; леди Маргарет, которой, не сообщая о происшедшем, сказали только о том, что их брак на время отложен из-за недомогания ее внучки, объясняла охватившее их смущение робостью жениха и невесты и, чтобы их не стеснять, затеяла светский разговор с леди Эмили. Воспользовавшись удобным моментом, Эдит, лицо которой стало мертвенно-бледным, невнятно и сбивчиво прошептала лорду Эвенделу, что ей нужно сказать ему несколько слов. Он предложил ей руку и проводил в маленькую комнатку, которая, как мы уже сообщали, находилась рядом с гостиной. Усадив ее в кресло и усевшись возле нее, он приготовился слушать.
— Я очень смущена, милорд, — были первые слова, которые она смогла выговорить, да и то с трудом. — Я, право, не знаю, что я должна сказать и как к этому приступить.
— Если мое присутствие для вас тягостно, — мягко сказал лорд Эвендел, — то вскоре вы от него избавитесь.
— Значит, вы решили, милорд, пуститься на эту отчаянную затею в содружестве с этими отчаянными людьми, несмотря на свой трезвый и проницательный ум, несмотря на настояния ваших друзей, несмотря на верную гибель, которая вас ожидает?
— Прошу прощения, мисс Белленден, но даже ваши увещания не могут меня удержать, раз дело идет о моей чести. Мои кони оседланы, мои слуги готовы к походу, и сигнал к восстанию будет подан, как только я прибуду в Килсайт! И если меня призывает моя судьба, я не стану бежать от нее. Умереть, — добавил он, беря ее руку, — вызвав в вас сострадание, раз я не смог добиться любви, для меня тоже немалое утешение.
— О милорд, останьтесь! — произнесла Эдит голосом, проникшим ему в самое сердце. — Кто знает, быть может, время принесет разъяснение странным событиям, которые так меня потрясли, и мои возбужденные нервы, может быть, успокоятся. О, не торопитесь навстречу гибели! Оставайтесь с нами, будьте нашей опорой и надейтесь на всесильное время!
— Слишком поздно, Эдит, — сказал лорд Эвендел. — Было бы очень неблагородно злоупотребить вашим расположением и вашими добрыми чувствами. Я знаю: любить меня вы не можете; ваша скорбь так сильна, что она вызвала образ умершего или отсутствующего; это говорит о вашем чувстве к другому, и чувстве настолько глубоком, что мне остается рассчитывать лишь на вашу дружбу и благодарность.
В этот момент в комнату ворвался запыхавшийся и испуганный Кадди.
— О милорд, прячьтесь, они окружили дом! — было его первое восклицание.
— Кто они? — спросил лорд Эвендел.
— Кавалерийский отряд во главе с Бэзилом Олифантом, — торопливо ответил Кадди.
— Прячьтесь, милорд! — повторила за Кадди перепуганная насмерть Эдит.
— Клянусь небесами, не стану я прятаться! — вскричал лорд Эвендел.
— Какое право имеет этот мерзавец осаждать меня в чужом доме или останавливать на дороге? Я проложу себе путь даже в том случае, если придется сразиться с целым полком; скажите Хеллидею и Хентеру, пусть выводят коней… А теперь прощайте, Эдит! — Он обнял ее и нежно поцеловал. Затем, вырвавшись из рук леди Эмили и леди Маргарет, пытавшихся его удержать, он выбежал из дома и вскочил на коня.
Все были в смятении; женщины, крича, бросились к окнам; отсюда они могли разглядеть кучку всадников, из которых, видимо, лишь двое были солдаты. Они были уже на открытом лугу перед хижиной Кадди, где начинался подъем к усадьбе; и медленно, соблюдая меры предосторожности, приближались к дому, ожидая, очевидно, встретить сопротивление.
— Он может спастись, он еще может спастись! — повторяла Эдит. — О, если бы он свернул на боковую дорогу!
Но лорд Эвендел, решив грудью встретить опасность, которая его отважной душе представлялась меньше действительной, приказал слугам следовать за ним по пятам и спокойно направился вниз по главной аллее. Старый Гьюдьил побежал за оружием; Кадди схватил ружье, выданное ему для охраны дома, и последовал за лордом Эвенделом. Поспешившая на тревогу Дженни тщетно цеплялась за его платье, суля ему смерть на плахе или на виселице «за то, что суется в чужие дела».
— Замолчи, сучья дочь, — рявкнул Кадди, — кажется, говорю тебе по-шотландски. Разве чужое дело смотреть, как лорда Эвендела прикончат у меня на глазах? — Сказав это, он махнул рукой и понесся вниз по аллее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
— Там один хотел бы переговорить с вашей милостью.
— Один? Что это еще за один? Разве у него нет своего имени? Вы так разговариваете со мной, словно я держу лавочку и выхожу к каждому, лишь только мне свистнут.
— Да, сударыня, у него есть свое имя, — ответил Джон, — но только вашей милости неприятно его услышать.
— Что это значит? Какую чепуху вы городите!
— Это Теленок Джибби, миледи, — сказал Джон сверхпочтительным тоном, хотя обычно позволял себе отступления от этикета, полагаясь на свои заслуги старого, преданного слуги, не покинувшего господ в беде.
— Если уж ваша милость стоит на своем, так это не кто иной, как Теленок Джибби, который пасет за мостом коров Эдди Хеншоу; в Тиллитудлеме его звали Гусенком Джибби, и он отправился на боевой смотр и там…
— Помолчите немного, Джон, — сказала старая леди, с достоинством поднимаясь из-за стола, — вы позволяете себе дерзость, полагая, что я стану разговаривать с этим человеком. Пусть он сообщит о своем деле либо вам, либо Хедригу.
— Он и слышать об этом не хочет, миледи; он твердит, что пославший его велел передать эту вещь только вам или лорду Эвенделу, никому другому. По правде говоря, он не очень-то трезвый, да и остался таким же дурачком, каким был.
— В таком случае гоните его, — сказала леди Маргарет, — и прикажите ему прийти завтра утром, когда протрезвится. Наверно, он хочет попросить у нас какой-нибудь милости как бывший слуга нашего дома.
— Может статься, миледи: он, бедняга, в лохмотьях.
Гьюдьил еще раз сделал попытку выяснить, в чем состояло поручение, данное Джибби: оно действительно было исключительной важности, так как то были несколько строк Мортона к лорду Эвенделу, извещавшие последнего о грозящей ему со стороны Олифанта опасности и умолявшие либо немедленно искать спасения в бегстве, либо выехать в Глазго и отдаться властям, где он, Мортон, мог бы обеспечить ему покровительство. Эта наспех составленная записка была вручена Мортоном Джибби, которого он увидел вместе с находившимся под его опекою стадом у моста. Он велел ему сразу же идти в Фери-ноу и передать ее в руки лорда Эвендела, подкрепив свое поручение двумя долларами.
Но судьбе, видно, было угодно, чтобы участие Джибби в делах семейства Белленден в качестве гонца или в качестве воина неизменно кончалось неудачно. Как назло, он застрял в кабаке, чтобы проверить, хорошие ли монеты дал ему его наниматель, и притом так основательно, что, когда добрался до Фери-ноу, скудная доля рассудка, отпущенная ему природой, была окончательно потоплена в эле и бренди. Вместо того чтобы спросить лорда Эвендела, он пожелал говорить с самой леди Маргарет, имя которой было более привычно для слуха. Его к ней не допустили, и Джибби, пошатываясь, поплелся назад, оставив письмо у себя и выполнив в точности инструкции Мортона в одном-единственном пункте, и именно в том, в котором нарушить их было бы весьма кстати.
Через несколько минут после его ухода в гостиную вошла Эдит. Она и лорд Эвендел были смущены этой встречей; леди Маргарет, которой, не сообщая о происшедшем, сказали только о том, что их брак на время отложен из-за недомогания ее внучки, объясняла охватившее их смущение робостью жениха и невесты и, чтобы их не стеснять, затеяла светский разговор с леди Эмили. Воспользовавшись удобным моментом, Эдит, лицо которой стало мертвенно-бледным, невнятно и сбивчиво прошептала лорду Эвенделу, что ей нужно сказать ему несколько слов. Он предложил ей руку и проводил в маленькую комнатку, которая, как мы уже сообщали, находилась рядом с гостиной. Усадив ее в кресло и усевшись возле нее, он приготовился слушать.
— Я очень смущена, милорд, — были первые слова, которые она смогла выговорить, да и то с трудом. — Я, право, не знаю, что я должна сказать и как к этому приступить.
— Если мое присутствие для вас тягостно, — мягко сказал лорд Эвендел, — то вскоре вы от него избавитесь.
— Значит, вы решили, милорд, пуститься на эту отчаянную затею в содружестве с этими отчаянными людьми, несмотря на свой трезвый и проницательный ум, несмотря на настояния ваших друзей, несмотря на верную гибель, которая вас ожидает?
— Прошу прощения, мисс Белленден, но даже ваши увещания не могут меня удержать, раз дело идет о моей чести. Мои кони оседланы, мои слуги готовы к походу, и сигнал к восстанию будет подан, как только я прибуду в Килсайт! И если меня призывает моя судьба, я не стану бежать от нее. Умереть, — добавил он, беря ее руку, — вызвав в вас сострадание, раз я не смог добиться любви, для меня тоже немалое утешение.
— О милорд, останьтесь! — произнесла Эдит голосом, проникшим ему в самое сердце. — Кто знает, быть может, время принесет разъяснение странным событиям, которые так меня потрясли, и мои возбужденные нервы, может быть, успокоятся. О, не торопитесь навстречу гибели! Оставайтесь с нами, будьте нашей опорой и надейтесь на всесильное время!
— Слишком поздно, Эдит, — сказал лорд Эвендел. — Было бы очень неблагородно злоупотребить вашим расположением и вашими добрыми чувствами. Я знаю: любить меня вы не можете; ваша скорбь так сильна, что она вызвала образ умершего или отсутствующего; это говорит о вашем чувстве к другому, и чувстве настолько глубоком, что мне остается рассчитывать лишь на вашу дружбу и благодарность.
В этот момент в комнату ворвался запыхавшийся и испуганный Кадди.
— О милорд, прячьтесь, они окружили дом! — было его первое восклицание.
— Кто они? — спросил лорд Эвендел.
— Кавалерийский отряд во главе с Бэзилом Олифантом, — торопливо ответил Кадди.
— Прячьтесь, милорд! — повторила за Кадди перепуганная насмерть Эдит.
— Клянусь небесами, не стану я прятаться! — вскричал лорд Эвендел.
— Какое право имеет этот мерзавец осаждать меня в чужом доме или останавливать на дороге? Я проложу себе путь даже в том случае, если придется сразиться с целым полком; скажите Хеллидею и Хентеру, пусть выводят коней… А теперь прощайте, Эдит! — Он обнял ее и нежно поцеловал. Затем, вырвавшись из рук леди Эмили и леди Маргарет, пытавшихся его удержать, он выбежал из дома и вскочил на коня.
Все были в смятении; женщины, крича, бросились к окнам; отсюда они могли разглядеть кучку всадников, из которых, видимо, лишь двое были солдаты. Они были уже на открытом лугу перед хижиной Кадди, где начинался подъем к усадьбе; и медленно, соблюдая меры предосторожности, приближались к дому, ожидая, очевидно, встретить сопротивление.
— Он может спастись, он еще может спастись! — повторяла Эдит. — О, если бы он свернул на боковую дорогу!
Но лорд Эвендел, решив грудью встретить опасность, которая его отважной душе представлялась меньше действительной, приказал слугам следовать за ним по пятам и спокойно направился вниз по главной аллее. Старый Гьюдьил побежал за оружием; Кадди схватил ружье, выданное ему для охраны дома, и последовал за лордом Эвенделом. Поспешившая на тревогу Дженни тщетно цеплялась за его платье, суля ему смерть на плахе или на виселице «за то, что суется в чужие дела».
— Замолчи, сучья дочь, — рявкнул Кадди, — кажется, говорю тебе по-шотландски. Разве чужое дело смотреть, как лорда Эвендела прикончат у меня на глазах? — Сказав это, он махнул рукой и понесся вниз по аллее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139