Однако по тону, каким это было сказано, ей стало ясно, что она затронула в разговоре предмет, пробудивший в нем неприятные мысли.
— А когда же умер этот бедный юноша? — продолжала Мег, которой не были чужды свойства праматери Евы и которой поэтому захотелось узнать, что же так взволновало постояльца. Но, обманув ее ожидания, он повернулся к окну и, вглядываясь в отдаленные строения вокруг источника святого Ронана, постарался направить ее мысли в другую сторону. Словно впервые заметив эти новые дома, он равнодушно произнес:
— А у вас, однако, завелись веселые соседи, хозяйка.
— Соседи! — подхватила Мег, и гнев ее тотчас разгорелся, как случалось всегда, едва касались этого больного места. — Называйте их соседями, коли хотите, а для Мег Додз было бы легче, если б черт унес их всех подальше.
— Наверное, — сказал Тиррел, словно не замечая ее неудовольствия, — это тот отель Фокса, о котором мне рассказывали?
— Фоке, — сказала Мег, — как раз та самая лиса, что унесла всех моих гусей. Я давно бы прикрыла свое заведение, мастер Фрэнси, если б жила только с него. Ведь всех здешних помещиков я помню с пеленок и почти всех кормила пряниками и сахарным печеньем из собственных рук. А они предпочтут увидеть, как на доме моего отца провалится крыша и задавит меня, но не соберут по медной полушке, чтобы было чем подпереть ее. Зато каждый из них отвалил по пятидесяти фунтов на постройку отеля на ихних водах. И много же заработали они на нем! Ведь Сэнди Лоусон обанкротился и за целый год не отдал им и полпенни арендной платы.
— Знаете, хозяюшка, я считаю, что раз источник так славится своей целебной силой, здешним помещикам следовало бы предложить вам проповедовать его свойства.
— Мне, проповедовать! Я, право, не держусь квакерской веры, мастер Фрэнси, и не слыхивала, чтобы трактирщица принялась проповедовать — разве что матушка Бакен в западной стороне. А если б пришлось мне взяться за это дело, так ведь во мне шотландская кровь, и у меня хватило бы ума не читать проповедей в том самом помещении, где танцуют всю неделю каждый вечер, не исключая субботы, да еще до самой полночи. Нет, нет, мастер Фрэнси, пусть уж этим занимается мистер Саймон Четтерли — так, кажется, зовется юркий маленький попик, выписанный к ним из города. Он играет в карты, шесть дней в неделю танцует, а на седьмой читает вслух требник в бальном зале, и пьяный цирюльник Тэм Симеон помогает ему вместо причетника.
— Я уже, кажется, слыхал что-то о мистере Четтерли, — сказал Тиррел.
— Вы, верно, вспомнили ту проповедь, что он напечатал, — сердито сказала хозяйка. — Этот безмозглый дурак, этот пустой болтун говорит, что его грязная, вонючая лужа — настоящая купель Вефизды.
Ему бы следовало знать, что слава про этот родник пошла в мрачные времена папизма. И хоть ключ окрестили именем святого Ронана, я никогда не поверю, чтобы этот добрый человек отвечал за такой источник. Мне говорили знающие люди, что он вовсе и не католик был, а просто талдей, или халдей, или вроде того. А не выпить ли вам еще чашечку чаю, мастер Фрэнси? С кусочком бисквита? Я его пеку на домашнем масле, а не на остатках кухонного жира, как все то, что продают внизу у кондитера. У него в печенье больше дохлых блох, чем тмину. Нечего сказать, кондитер! Пусть мне дадут на пенни ржаной муки, да еще на пенни патоки, да два-три зернышка тмина, и я напеку сластей получше тех, что выходят из его печи.
— Ничуть не сомневаюсь, миссис Додз, — согласился постоялец. — Дивлюсь только, как удалось обосноваться здесь чужим людям, когда тут есть такая давнишняя и хорошо известная гостиница, как ваша. Все дело, вероятно, в минеральной воде. Но как случилось, хозяйка, что об этой воде вдруг заговорили?
— Не знаю, сэр. Вода считалась у нас никуда не годной, разве что какие-нибудь бедняки купали в ней золотушного ребенка, когда у них не было на что купить солей. Но миледи Пенелопа Пенфезер захворала какой-то особенной болезнью, какой до нее никто на свете не хворал, и ее надо было лечить по-особенному, как еще никого не лечили. Что ж, оно, пожалуй, и правильно. Сами знаете, ей ума не занимать, и у нее в поместье Уинди Уэй, том самом, что ее светлости угодно называть Воздушным замком, гостят все эдинбургские умники. У каждого из них свое умение — один сочиняет стихи и рассказы, не хуже чем Роб Берне или Аллен Рэмзи. Другие лазают по горам и долам и расколачивают молотком камушки, словно они спятили с ума, мостивши дорогу, — говорят, будто им хочется узнать, как мир сотворен! Есть среди них и такие, что бренчат на всяческих скрипках и гитарах. А несколько несчастных рисовальщиков торчат по окрестным утесам, взгромоздившись на верхушку как вороны: вашим делом занимаются, мастер Фрэнси. Потом еще те, что побывали в чужих краях или говорят, будто побывали, а это, сами знаете, все одно. Да еще разные девицы, неряхи длиннохвостые они щеголяют разными глупостями, которые надоело проделывать самой миледи, точь-в-точь как ее вертлявые служанки, что донашивают ее платья. И вот после счастливого, по их словам, выздоровления ее светлости вся эта перелетная стая отправилась однажды вниз и расселась у родника. Там они пообедали на голой земле, словно цыгане какие, и тут начались песни и романсы во славу источника, как они величают наш ручеек, и в честь леди Пенелопы Пенфезер. Наконец они порешили выпить всем кругом по полному стакану воды из ключа, от чего, говорят, со многими по дороге домой приключилась изрядная беда. Все это называлось у них пикником, будь они неладны! Так под дудку ее светлости закрутилась вся эта карусель, и каких только лихих плясок не отхватывали они с тех пор! Потому что затем налетели туда каменщики и кондитеры, проповедники и актеры, епископальники и методисты, шуты и скрипачи, паписты и пирожники, доктора и аптекари, да еще, конечно, лавочники, что торгуют разной чепухой и мишурой и ломят за нее тройную цену. И стал расти новый поселок у источника, и зачах добрый старый Сент-Ронан, где порядочные люди умели радоваться и веселиться задолго до того, как народились эти шуты и в их безмозглых головах завелись такие дурацкие причуды.
— А что сказал на все это ваш хозяин, сент-ронанский лэрд? — спросил Тиррел.
— О каком это моем хозяине вы спрашиваете, мастер Фрэнси? Сент-ронанский лэрд мне вовсе не хозяин, вы это и сами должны бы помнить. Нет уж, слава богу! Мег Додз сама себе и хозяйка и хозяин. Хватит того, что дверь у меня открыта даже в троицу и в Мартынов день, мастер Фрэнси. Ведь у почтенного мастера Байндлуза, помощника шерифа, в его кабинетике, в одном из отделений письменного стола, лежит старый кожаный кошель — там найдется и грамота, и инвеститура, и судебное извещение вдобавок, все точка в точку. Справьтесь, коли хотите.
— Я совсем забыл, — сказал Тиррел, — что гостиница принадлежит вам. Зато я помню, что у вас есть земли в округе.
— Может быть, да, а может быть, и нет — ответила Мег. — А если да — так что с того? Вам, кажется, хотелось узнать, что же сказал на все эти нововведения наш лэрд, дед которого был когда-то хозяином моего отца? Лэрд кинулся на деньги, как петух на крыжовник, и сдал в аренду весь этот славный луг у источника, тот, что зовется Сент-Уэлхолм. Был это, пожалуй, лучший кусок земли во всех его владениях. И эту землю он отдал, чтобы ее кромсали, и крошили, и ковыряли, как только вздумается Джоку Эшлеру — он каменщик, но теперь вздумал называться архитектором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142