Она погибнет без меня. Конечно, вы можете закрыть лабораторию, но стоит ли?
— Пойдёмте к пострадавшим, Мугоро.
Глория, уже в сознании, лежала на диване. Глейстон, опираясь рукой на плечо биоконструктора, стоял посередине комнаты.
Увидев меня и Мугоро, Глория приподнялась. Хаяси бережно поддержал её.
— Что с биороботом, Арнольд?
— Умер, — коротко ответил я.
Она повернулась к Глейстону.
— Вот что вы наделали! Вас не терзает совесть? Неужели вам не знакомо горе?
Он засмеялся. Он ещё не пришёл в себя полностью. Было что-то истеричное в его тихом смехе.
— Горе придёт, когда вы уедете, Глория. А сейчас я испытываю только радость. Вы погибали на моих глазах, погибали в моих руках!.. Это такое счастье, Глория, такое счастье, что вы живы! Боже мой, поймёте ли вы меня? Я ведь видел, как вы погибаете… Это было непереносимо, это было так страшно, Глория!..
— Арн, в твоих руках власть, — с волнением сказал Хаяси.
— Ответь нам: воспользуешься ли ты наконец своей властью?
— Отвечаю: воспользуюсь!
Я решительно повернулся к Глейстону.
— Вы сказали, что горе к вам придёт, когда Глория улетит с Урании. Горе придёт раньше, друг Глейстон. Увольняю вас с поста директора Биоконструкторской Станции. Вы возвратитесь с нами на Латону, там решат, что вам дальше делать.
Он высокомерно смотрел на меня. Теперь он был в полном сознании.
— Не преувеличиваете ли вы свои возможности, друг Арнольд? У вас нет права снимать меня с должности, это может сделать только Академия на Земле.
— Права снимать вас нет, а власть сделать это — есть. Вашу должность укажет Земля, возможно, она возвратит вас обратно на Уранию. А пока вы займёте одну из пассажирских кают «Икара». И если откажетесь, я прикажу связать вас верёвками и внести на корабль, как груз. Вот такая ситуация.
Он церемонно поклонился.
— Ситуация ясна. Обойдёмся без верёвок.
— Что будет с геноструктурной? — спросил Мугоро. — Вы её закрываете?
Я сердито отвернулся от него. Я опасался, что опять отвечу улыбкой на его неуместный, но дьявольски заразительный смешок.
— Пусть временный директор БКС решает, как быть с геноструктурной.
Глория снова приподнялась.
— Арнольд, вы хорошо подумали, кого назначаете директором Станции? От этого человека будет зависеть все направление исследования!
— Вы сами установите направление исследований, Глория. Я оставляю вас временным директором Станции. И надеюсь, Земля превратит временность в постоянность, если, конечно, у вас самой не появится каких-нибудь возражений.
Спустя три месяца, уже на Латоне, я докладывал Мареку о событиях на Урании.
— Можешь огреть меня выговором, но поверь: иначе я поступить не мог. И я прошу тебя, сделай все, чтобы Глейстон не возвратился на Уранию. Человеку с его способностями можно найти дело и на других планетах. Информирую, что на «Икаре» он держался пристойно — правда, упорно пренебрегал нашим обществом, почти не выходил из каюты, но других протестов не было.
Марек рассеянно глядел куда-то вдаль. Мне казалось, я понимал его состояние. Я сказал, волнуясь:
— Знаю, знаю, очень подвёл тебя! Ты хотел возвратиться на Землю с Глорией…
Он оторвался от трудных дум.
— Что поделаешь, Арн? Не судьба мне прощаться с космосом. И вдуматься — нашли бы мы с Глорией счастье на преждевременном покое? Не тосковали бы на милой зеленой Земле о дальних краях?.. Глория всегда мечтала об исследованиях, какие можно поставить только на Урании. Надеюсь, Земля утвердит её директором БКС. Буду утешаться её радостью… Давай поговорим о вашем следующем рейсе, Арн.
— Давай поговорим, — согласился я.
Глава шестая
ЧУЖАКИ В РАЮ
Марек отправил Глейстона на Землю, там он, слышал я потом, занялся расчётом биоструктур и создавал на бумаге таких зверей, что сам всетворитель господь — если бы он существовал — в ужасе бы отпрянул. Некоторые из теоретически разработанных Глейстоном тварей были реально синтезированы — модели более простые, естественно. А мы на «Икаре» умчались дальше в том же отведённом нам регионе В-24, НК-17. И ещё долго стойкой темой бесед в салоне были события на Урании. Непосредственные участники — Хаяси, Менотти — все снова с наслаждением описывали происшествие: и мою драку с Мугоро, и спасение Глории, и все прочее. Хаяси критиковал глейстоновскую теорию страдания как путь к совершенствованию, доказывая, что в ней есть крохотное рациональное зерно — без преодоления трудностей нет дороги на высоту, — но превращать любую трудность в страдание чудовищно. Однажды Елена, слушая Хаяси, воскликнула:
— В человеческих преданиях есть сказание о рае, где отсутствуют муки и тревоги. А мы в своих странствиях и намёка на рай не встречали, зато адских местечек сколько угодно. Везде страдания — естественные и искусственные. Ужасно хочется побывать в настоящем добром раю. Чему ты посмеиваешься, Гюнтер?
Он выразительно пожал плечами:
— Рай — общежитие святых, Елена. А разве мы святые? Скорей, неисправимые грешники. Впусти таких в благоустроенный рай, он покажется нам хуже ада.
— Тебе лишь бы возражать, что ни скажи, Гюнтер! Если рай — гармония и согласие, то для рая ты и вправду не годишься, ты ни с кем согласия не приемлешь.
— Уж каков есть. И переделывать себя не буду даже для тебя, Елена.
Я впоследствии часто вспоминал эту забавную перепалку и удивлялся, до чего она оказалась пророческой. Но буду рассказывать по порядку.
На двенадцатый год полёта «Икара» в отведённом нам космическом регионе мы обнаружили в планетной системе Кремоны следы высокоразвитой цивилизации. Вы знаете не хуже меня, как редок разум во Вселенной. Любая встреча, с существами высокого интеллекта — событие и открытие. Это к тому же было неожиданным: локация планет Кремоны со звездолёта «Медея», пролетавшего в прошлом неподалёку, показало их безжизненность. И мы и не подумали бы свернуть на неё, если бы Фому не встревожил странный астероид, выскочивший на экран.
— В нем что-то искусственное, Арн, — сказал Фома.
Я интереса в астероиде не нашёл. Надо было оконтурить район опасности вокруг зловещей «дыры» Н?128, а звёзд вроде Кремоны в Галактике больше ста миллиардов. Мои аргументы не подействовали на упрямого Михайловского. Фома стоит на своём, пока не стукнется лбом в ошибку. И хоть ошибается он ровно в девяти случаях из десяти, зато в десятом непостижимо постигает истину в дикой путанице противоречий. Случай с Кремоной оказался именно таким.
— Нет, тут что-то неладно, Арн, — твердил он. — Разреши подвернуть поближе.
Я мог бы запретить изменение курса — и мы потеряли бы одно из интереснейших открытий и избежали бы гибели трети экипажа. Но мне не захотелось спорить с Фомой. Он не такой обидчивый, как Гюнтер, не так импульсивен, как Иван, но глубоко огорчается, встречая отпор, а не уговор. И хотя я, часто объяснял ему, что уговоры в общении с ним не эффективны и отпор — единственная мера убеждения, он не меняется. Я сдался.
— Черт с тобой, Фома! — сказал я великодушно. — Трать на выход в эйнштейново пространство тонны активного вещества, ещё тонны потрать на уход из него, а выговоры от Марека поделим пополам. И честно предупреждаю: ту половину, которая больше, спихну на тебя.
Не прошло и часа, как я заговорил иначе. Это было, конечно, сооружение, а не астероид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Пойдёмте к пострадавшим, Мугоро.
Глория, уже в сознании, лежала на диване. Глейстон, опираясь рукой на плечо биоконструктора, стоял посередине комнаты.
Увидев меня и Мугоро, Глория приподнялась. Хаяси бережно поддержал её.
— Что с биороботом, Арнольд?
— Умер, — коротко ответил я.
Она повернулась к Глейстону.
— Вот что вы наделали! Вас не терзает совесть? Неужели вам не знакомо горе?
Он засмеялся. Он ещё не пришёл в себя полностью. Было что-то истеричное в его тихом смехе.
— Горе придёт, когда вы уедете, Глория. А сейчас я испытываю только радость. Вы погибали на моих глазах, погибали в моих руках!.. Это такое счастье, Глория, такое счастье, что вы живы! Боже мой, поймёте ли вы меня? Я ведь видел, как вы погибаете… Это было непереносимо, это было так страшно, Глория!..
— Арн, в твоих руках власть, — с волнением сказал Хаяси.
— Ответь нам: воспользуешься ли ты наконец своей властью?
— Отвечаю: воспользуюсь!
Я решительно повернулся к Глейстону.
— Вы сказали, что горе к вам придёт, когда Глория улетит с Урании. Горе придёт раньше, друг Глейстон. Увольняю вас с поста директора Биоконструкторской Станции. Вы возвратитесь с нами на Латону, там решат, что вам дальше делать.
Он высокомерно смотрел на меня. Теперь он был в полном сознании.
— Не преувеличиваете ли вы свои возможности, друг Арнольд? У вас нет права снимать меня с должности, это может сделать только Академия на Земле.
— Права снимать вас нет, а власть сделать это — есть. Вашу должность укажет Земля, возможно, она возвратит вас обратно на Уранию. А пока вы займёте одну из пассажирских кают «Икара». И если откажетесь, я прикажу связать вас верёвками и внести на корабль, как груз. Вот такая ситуация.
Он церемонно поклонился.
— Ситуация ясна. Обойдёмся без верёвок.
— Что будет с геноструктурной? — спросил Мугоро. — Вы её закрываете?
Я сердито отвернулся от него. Я опасался, что опять отвечу улыбкой на его неуместный, но дьявольски заразительный смешок.
— Пусть временный директор БКС решает, как быть с геноструктурной.
Глория снова приподнялась.
— Арнольд, вы хорошо подумали, кого назначаете директором Станции? От этого человека будет зависеть все направление исследования!
— Вы сами установите направление исследований, Глория. Я оставляю вас временным директором Станции. И надеюсь, Земля превратит временность в постоянность, если, конечно, у вас самой не появится каких-нибудь возражений.
Спустя три месяца, уже на Латоне, я докладывал Мареку о событиях на Урании.
— Можешь огреть меня выговором, но поверь: иначе я поступить не мог. И я прошу тебя, сделай все, чтобы Глейстон не возвратился на Уранию. Человеку с его способностями можно найти дело и на других планетах. Информирую, что на «Икаре» он держался пристойно — правда, упорно пренебрегал нашим обществом, почти не выходил из каюты, но других протестов не было.
Марек рассеянно глядел куда-то вдаль. Мне казалось, я понимал его состояние. Я сказал, волнуясь:
— Знаю, знаю, очень подвёл тебя! Ты хотел возвратиться на Землю с Глорией…
Он оторвался от трудных дум.
— Что поделаешь, Арн? Не судьба мне прощаться с космосом. И вдуматься — нашли бы мы с Глорией счастье на преждевременном покое? Не тосковали бы на милой зеленой Земле о дальних краях?.. Глория всегда мечтала об исследованиях, какие можно поставить только на Урании. Надеюсь, Земля утвердит её директором БКС. Буду утешаться её радостью… Давай поговорим о вашем следующем рейсе, Арн.
— Давай поговорим, — согласился я.
Глава шестая
ЧУЖАКИ В РАЮ
Марек отправил Глейстона на Землю, там он, слышал я потом, занялся расчётом биоструктур и создавал на бумаге таких зверей, что сам всетворитель господь — если бы он существовал — в ужасе бы отпрянул. Некоторые из теоретически разработанных Глейстоном тварей были реально синтезированы — модели более простые, естественно. А мы на «Икаре» умчались дальше в том же отведённом нам регионе В-24, НК-17. И ещё долго стойкой темой бесед в салоне были события на Урании. Непосредственные участники — Хаяси, Менотти — все снова с наслаждением описывали происшествие: и мою драку с Мугоро, и спасение Глории, и все прочее. Хаяси критиковал глейстоновскую теорию страдания как путь к совершенствованию, доказывая, что в ней есть крохотное рациональное зерно — без преодоления трудностей нет дороги на высоту, — но превращать любую трудность в страдание чудовищно. Однажды Елена, слушая Хаяси, воскликнула:
— В человеческих преданиях есть сказание о рае, где отсутствуют муки и тревоги. А мы в своих странствиях и намёка на рай не встречали, зато адских местечек сколько угодно. Везде страдания — естественные и искусственные. Ужасно хочется побывать в настоящем добром раю. Чему ты посмеиваешься, Гюнтер?
Он выразительно пожал плечами:
— Рай — общежитие святых, Елена. А разве мы святые? Скорей, неисправимые грешники. Впусти таких в благоустроенный рай, он покажется нам хуже ада.
— Тебе лишь бы возражать, что ни скажи, Гюнтер! Если рай — гармония и согласие, то для рая ты и вправду не годишься, ты ни с кем согласия не приемлешь.
— Уж каков есть. И переделывать себя не буду даже для тебя, Елена.
Я впоследствии часто вспоминал эту забавную перепалку и удивлялся, до чего она оказалась пророческой. Но буду рассказывать по порядку.
На двенадцатый год полёта «Икара» в отведённом нам космическом регионе мы обнаружили в планетной системе Кремоны следы высокоразвитой цивилизации. Вы знаете не хуже меня, как редок разум во Вселенной. Любая встреча, с существами высокого интеллекта — событие и открытие. Это к тому же было неожиданным: локация планет Кремоны со звездолёта «Медея», пролетавшего в прошлом неподалёку, показало их безжизненность. И мы и не подумали бы свернуть на неё, если бы Фому не встревожил странный астероид, выскочивший на экран.
— В нем что-то искусственное, Арн, — сказал Фома.
Я интереса в астероиде не нашёл. Надо было оконтурить район опасности вокруг зловещей «дыры» Н?128, а звёзд вроде Кремоны в Галактике больше ста миллиардов. Мои аргументы не подействовали на упрямого Михайловского. Фома стоит на своём, пока не стукнется лбом в ошибку. И хоть ошибается он ровно в девяти случаях из десяти, зато в десятом непостижимо постигает истину в дикой путанице противоречий. Случай с Кремоной оказался именно таким.
— Нет, тут что-то неладно, Арн, — твердил он. — Разреши подвернуть поближе.
Я мог бы запретить изменение курса — и мы потеряли бы одно из интереснейших открытий и избежали бы гибели трети экипажа. Но мне не захотелось спорить с Фомой. Он не такой обидчивый, как Гюнтер, не так импульсивен, как Иван, но глубоко огорчается, встречая отпор, а не уговор. И хотя я, часто объяснял ему, что уговоры в общении с ним не эффективны и отпор — единственная мера убеждения, он не меняется. Я сдался.
— Черт с тобой, Фома! — сказал я великодушно. — Трать на выход в эйнштейново пространство тонны активного вещества, ещё тонны потрать на уход из него, а выговоры от Марека поделим пополам. И честно предупреждаю: ту половину, которая больше, спихну на тебя.
Не прошло и часа, как я заговорил иначе. Это было, конечно, сооружение, а не астероид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35