И весь следующий день, когда они шли с подветренной стороны острова вдоль Мауи и Молокан, он продолжал метаться взад-вперед, как зверь в клетке.
К вечеру они миновали Дайамонд Хед и вошли в гавань Гонолулу. Кеаве вместе со всеми спустился на берег и стал расспрашивать про Лопаку. Оказалось, что тот стал владельцем шхуны –лучшей не найти на всех островах –и отправился в дальнее плавание, к Пола-Пола или Кахики, так что от Лопаки нечего было ждать помощи. Кеаве припомнил, что в городе у Лопаки был друг, нотариус (я не могу открыть его имя), и спросил о нем. Ему сказали, что тот внезапно разбогател и живет в прекрасном новом доме на берегу Вайкики. Это навело Кеаве на новую мысль; он нанял экипаж и поехал к дому нотариуса.
Дом был новехонький, и деревья в саду не выше трости, и у хозяина, встретившего Кеаве в дверях, был очень довольный вид.
–Чем могу служить? –спросил он.
–Вы друг Лопаки, –ответил Кеаве, –а Лопака купил у меня одну вещь, и я надеялся, что вы поможете мне ее найти.
Лицо нотариуса помрачнело.
–Не буду притворяться, что не понял вас, мистер Кеаве, –сказал он, –хотя и не хочется мне ворошить это страшное дело. Поверьте, я ничего не знаю, хотя кое о чем догадываюсь, и, если вы обратитесь в одно место, возможно, вы получите сведения о том, что вас интересует.
И он назвал имя человека, которое я опять-таки лучше не повторю. II вот, день за днем, Кеаве ходил от одного к другому и всюду видел новые наряды, и экипажи, и прекрасные новые дома, и довольных людей, но, конечно, когда он намекал на то, что привело его к ним, лица их омрачались.
–Ясно, я на правильном пути, –думал Кеаве. –Эти нарядные одежды и экипажи –дары маленького духа, а люди потому так радуются, что воспользовались этими дарами и благополучно избавились от проклятой бутылки. Когда я увижу бледное лицо и услышу вздохи, я буду знать, что бутылка близко.
И вот, наконец, его направили к одному хаоле, жившему на Беритания-стрит. Он пришел туда под вечер и увидел, как обычно, новый дом, и молодой сад, и электрический свет в окнах, но, когда к нему вышел владелец дома, надежда и страх охватили Кеаве: перед ним стоял юноша, бледный как мертвец, под глазами его залегли тени, редкие волосы свисали прядями, и вид у него был такой, словно его ждет виселица.
«Бутылка у него, тут нет никаких сомнений», –подумал Кеаве и приступил прямо к делу.
–Я хочу купить бутылку, –сказал он.
Услышав эти слова, молодой хаоле с Беритания-стрит чуть не упал.
–Бутылку?! –воскликнулон. –Купитьбутылку!
Казалось,он сейчас задохнется от волнения.Схватив Кеаве за руку, он повлек его в комнату и налил в стаканы вина.
–Ваше здоровье! –сказал Кеаве. В свое время он часто встречался с белыми. –Да, –подтвердил он, –я пришел купить бутылку. Какая ей теперь цена?
Услышав вопрос гостя, молодой человек выронил стакан и поглядел на Кеаве так, словно увидел привидение.
–Цена? –повторил он. –Цена! Так вы не знаете, сколько она стоит?
–Иначе я бы не стал спрашивать, –ответил Кеаве. –Но отчего это вас так волнует? Что тут неладно?
–За это время бутылка сильно упала в цене, мистер Кеаве, –сказал молодой человек, заикаясь.
–Ну что ж, мне придется меньше платить, –промолвил Кеаве. –Сколько отдали вы?
Молодой человек побледнел как полотно.
–Два цента, –сказал он.
–Что?! –вскричал Кеаве. –Два цента? Значит, вы можете продать бутылку только за один цент, а тот, кто ее купит… –Слова замерли у Кеаве на устах. –Тот, кто ее купит, никогда не сможет продать ее снова: бутылка и дух останутся при нем до конца его дней, а после смерти унесут его в пекло.
Молодой человек с Беритания-стрит упал на колени.
–Ради бога, купите бутылку! –взмолился он. –Возьмите всё мое богатство в придачу. Я был безумцем, купив ее за такую цену. Я растратил чужие деньги, и, если бы не бутылка, я бы пропал, меня посадили бы в тюрьму.
–Несчастный! –воскликнул Кеаве. –Ты пошел на такое опасное дело и поставил на карту свою душу, только чтобы избежать справедливого наказания за свой бесчестный поступок! Так неужто я дрогну, когда на карту поставлена любовь? Давай же бутылку и сдачу, я знаю, она у тебя под рукой. Вот пять центов.
Кеаве угадал: сдача была приготовлена и лежала в ящике стола. Бутылка перешла из рук в руки, и не успели пальцы Кеаве обхватить длинное горлышко, как он пожелал снова стать здоровым. И можете не сомневаться, когда он добрался до своей комнаты в гостинице и разделся перед зеркалом донага, кожа его была чиста, как у младенца. Но вот что удивительно: не успел он убедиться в этом чуде, как мысли его переменились, и его совсем перестала интересовать проказа и почти совсем –Кокуа, и он думал лишь об одном –о том, что прикован к духу в бутылке на вечные времена и удел его –стать головней в пламени ада. Мысленным взором он уже видел, как пылает огонь, и душа его содрогнулась от страха, и свет померк в глазах.
Когда Кеаве немного пришел в себя, он услышал, что в зале играет оркестр, и пошел туда, так как боялся оставаться один. Он бродил среди счастливых людей и слушал, как то громче, то тише играет музыка, и смотрел, как дирижер отбивает такт, и всё это время в его ушах гудело пламя и перед глазами пылал красный огонь в бездонной глубине преисподней. Вдруг оркестр начал играть «Хики-ао-ао», песню, которую они пели вместе с Кокуа, и это вселило в него бодрость.
«Ну что ж, –подумал он, как в былые дни, –дело сделано, так отчего ж не извлечь добра из худа!»
И первым пароходом он вернулся на Гавайи и вскоре женился на Кокуа и отвез ее в Сверкающий Дом на склоне горы.
Жизнь их сложилась так: когда они были вместе, душа Кеаве успокаивалась, но стоило ему остаться одному, как на него нападала тяжкая тоска и он слышал, как трещит пламя, и видел, как пылает красный огонь в бездонной глубине преисподней.
Девушка отдала ему себя целиком, сердце ее трепетало при виде Кеаве, рука льнула к его руке, и так она была хороша от самой маковки и до кончиков ногтей, что всякий, глядя на нее, радовался. У нее был легкий нрав. Для каждого она находила доброе слово. Она знала множество песен и порхала по Сверкающему Дому –самое сверкающее из его украшений –распевая, как птичка. И Кеаве радовался, глядя на Кокуа, а потом, уединившись, плакал и стенал, думая о цене, которую заплатил за нее, и снова вытирал глаза, и освежал водой лицо, и шел к жене, и садился рядом на широком балконе, и пел с ней вместе, и, затаив тоску в груди, отвечал на ее улыбки.
Но наступил день, когда притихли ее шаги и приумолкли песни, и теперь уже не только Кеаве прятался, чтобы скрыть свои слезы. Оба они стали избегать друг друга и сидели на разных балконах, разделенные покоями дома. Кеаве был погружен в отчаяние, и почти не замечал перемены в жене, и был только рад, что может чаще оставаться один и размышлять о своей грустной судьбе и что не приходится делать веселое лицо в то время, как сердце гложет тоска. Но однажды, когда он тихонько проходил по дому, ему послышалось, что где-то плачет ребенок, и вдруг он увидел на балконе Кокуа, которая билась головой об пол и рыдала, как заблудившееся дитя.
–Да, Кокуа, в этом доме только и остается, что плакать, –промолвил Кеаве. –И всё же я отдал бы всю свою кровь до последней капли, чтобы ты, хотя бы ты, была счастлива.
–Счастлива?! –вскричала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
К вечеру они миновали Дайамонд Хед и вошли в гавань Гонолулу. Кеаве вместе со всеми спустился на берег и стал расспрашивать про Лопаку. Оказалось, что тот стал владельцем шхуны –лучшей не найти на всех островах –и отправился в дальнее плавание, к Пола-Пола или Кахики, так что от Лопаки нечего было ждать помощи. Кеаве припомнил, что в городе у Лопаки был друг, нотариус (я не могу открыть его имя), и спросил о нем. Ему сказали, что тот внезапно разбогател и живет в прекрасном новом доме на берегу Вайкики. Это навело Кеаве на новую мысль; он нанял экипаж и поехал к дому нотариуса.
Дом был новехонький, и деревья в саду не выше трости, и у хозяина, встретившего Кеаве в дверях, был очень довольный вид.
–Чем могу служить? –спросил он.
–Вы друг Лопаки, –ответил Кеаве, –а Лопака купил у меня одну вещь, и я надеялся, что вы поможете мне ее найти.
Лицо нотариуса помрачнело.
–Не буду притворяться, что не понял вас, мистер Кеаве, –сказал он, –хотя и не хочется мне ворошить это страшное дело. Поверьте, я ничего не знаю, хотя кое о чем догадываюсь, и, если вы обратитесь в одно место, возможно, вы получите сведения о том, что вас интересует.
И он назвал имя человека, которое я опять-таки лучше не повторю. II вот, день за днем, Кеаве ходил от одного к другому и всюду видел новые наряды, и экипажи, и прекрасные новые дома, и довольных людей, но, конечно, когда он намекал на то, что привело его к ним, лица их омрачались.
–Ясно, я на правильном пути, –думал Кеаве. –Эти нарядные одежды и экипажи –дары маленького духа, а люди потому так радуются, что воспользовались этими дарами и благополучно избавились от проклятой бутылки. Когда я увижу бледное лицо и услышу вздохи, я буду знать, что бутылка близко.
И вот, наконец, его направили к одному хаоле, жившему на Беритания-стрит. Он пришел туда под вечер и увидел, как обычно, новый дом, и молодой сад, и электрический свет в окнах, но, когда к нему вышел владелец дома, надежда и страх охватили Кеаве: перед ним стоял юноша, бледный как мертвец, под глазами его залегли тени, редкие волосы свисали прядями, и вид у него был такой, словно его ждет виселица.
«Бутылка у него, тут нет никаких сомнений», –подумал Кеаве и приступил прямо к делу.
–Я хочу купить бутылку, –сказал он.
Услышав эти слова, молодой хаоле с Беритания-стрит чуть не упал.
–Бутылку?! –воскликнулон. –Купитьбутылку!
Казалось,он сейчас задохнется от волнения.Схватив Кеаве за руку, он повлек его в комнату и налил в стаканы вина.
–Ваше здоровье! –сказал Кеаве. В свое время он часто встречался с белыми. –Да, –подтвердил он, –я пришел купить бутылку. Какая ей теперь цена?
Услышав вопрос гостя, молодой человек выронил стакан и поглядел на Кеаве так, словно увидел привидение.
–Цена? –повторил он. –Цена! Так вы не знаете, сколько она стоит?
–Иначе я бы не стал спрашивать, –ответил Кеаве. –Но отчего это вас так волнует? Что тут неладно?
–За это время бутылка сильно упала в цене, мистер Кеаве, –сказал молодой человек, заикаясь.
–Ну что ж, мне придется меньше платить, –промолвил Кеаве. –Сколько отдали вы?
Молодой человек побледнел как полотно.
–Два цента, –сказал он.
–Что?! –вскричал Кеаве. –Два цента? Значит, вы можете продать бутылку только за один цент, а тот, кто ее купит… –Слова замерли у Кеаве на устах. –Тот, кто ее купит, никогда не сможет продать ее снова: бутылка и дух останутся при нем до конца его дней, а после смерти унесут его в пекло.
Молодой человек с Беритания-стрит упал на колени.
–Ради бога, купите бутылку! –взмолился он. –Возьмите всё мое богатство в придачу. Я был безумцем, купив ее за такую цену. Я растратил чужие деньги, и, если бы не бутылка, я бы пропал, меня посадили бы в тюрьму.
–Несчастный! –воскликнул Кеаве. –Ты пошел на такое опасное дело и поставил на карту свою душу, только чтобы избежать справедливого наказания за свой бесчестный поступок! Так неужто я дрогну, когда на карту поставлена любовь? Давай же бутылку и сдачу, я знаю, она у тебя под рукой. Вот пять центов.
Кеаве угадал: сдача была приготовлена и лежала в ящике стола. Бутылка перешла из рук в руки, и не успели пальцы Кеаве обхватить длинное горлышко, как он пожелал снова стать здоровым. И можете не сомневаться, когда он добрался до своей комнаты в гостинице и разделся перед зеркалом донага, кожа его была чиста, как у младенца. Но вот что удивительно: не успел он убедиться в этом чуде, как мысли его переменились, и его совсем перестала интересовать проказа и почти совсем –Кокуа, и он думал лишь об одном –о том, что прикован к духу в бутылке на вечные времена и удел его –стать головней в пламени ада. Мысленным взором он уже видел, как пылает огонь, и душа его содрогнулась от страха, и свет померк в глазах.
Когда Кеаве немного пришел в себя, он услышал, что в зале играет оркестр, и пошел туда, так как боялся оставаться один. Он бродил среди счастливых людей и слушал, как то громче, то тише играет музыка, и смотрел, как дирижер отбивает такт, и всё это время в его ушах гудело пламя и перед глазами пылал красный огонь в бездонной глубине преисподней. Вдруг оркестр начал играть «Хики-ао-ао», песню, которую они пели вместе с Кокуа, и это вселило в него бодрость.
«Ну что ж, –подумал он, как в былые дни, –дело сделано, так отчего ж не извлечь добра из худа!»
И первым пароходом он вернулся на Гавайи и вскоре женился на Кокуа и отвез ее в Сверкающий Дом на склоне горы.
Жизнь их сложилась так: когда они были вместе, душа Кеаве успокаивалась, но стоило ему остаться одному, как на него нападала тяжкая тоска и он слышал, как трещит пламя, и видел, как пылает красный огонь в бездонной глубине преисподней.
Девушка отдала ему себя целиком, сердце ее трепетало при виде Кеаве, рука льнула к его руке, и так она была хороша от самой маковки и до кончиков ногтей, что всякий, глядя на нее, радовался. У нее был легкий нрав. Для каждого она находила доброе слово. Она знала множество песен и порхала по Сверкающему Дому –самое сверкающее из его украшений –распевая, как птичка. И Кеаве радовался, глядя на Кокуа, а потом, уединившись, плакал и стенал, думая о цене, которую заплатил за нее, и снова вытирал глаза, и освежал водой лицо, и шел к жене, и садился рядом на широком балконе, и пел с ней вместе, и, затаив тоску в груди, отвечал на ее улыбки.
Но наступил день, когда притихли ее шаги и приумолкли песни, и теперь уже не только Кеаве прятался, чтобы скрыть свои слезы. Оба они стали избегать друг друга и сидели на разных балконах, разделенные покоями дома. Кеаве был погружен в отчаяние, и почти не замечал перемены в жене, и был только рад, что может чаще оставаться один и размышлять о своей грустной судьбе и что не приходится делать веселое лицо в то время, как сердце гложет тоска. Но однажды, когда он тихонько проходил по дому, ему послышалось, что где-то плачет ребенок, и вдруг он увидел на балконе Кокуа, которая билась головой об пол и рыдала, как заблудившееся дитя.
–Да, Кокуа, в этом доме только и остается, что плакать, –промолвил Кеаве. –И всё же я отдал бы всю свою кровь до последней капли, чтобы ты, хотя бы ты, была счастлива.
–Счастлива?! –вскричала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9