ЧТО СКАЗАЛ ПОКОЙНИК
Алиция ежедневно звонила мне на работу в обеденное время. Так было
удобно нам обеим. Но в тот понедельник у нее были какие-то дела в городе,
потом ее задержали на работе, потом она торопилась на поезд, потом
опаздывала на встречу с Торкильдом, так что позвонить не смогла и
позвонила мне лишь во вторник.
Фриц ответил, что меня нет. Она поинтересовалась, когда я буду.
По-датски Алиция говорила уже совсем свободно, и ей без труда давались
даже весьма изысканные и сложные обороты. Фриц ответил, что не знает, и на
этом, скорее всего, их разговор и закончился бы, если бы Фриц вопреки
датским обычаям не прибавил кое-что от себя (Алиция, уже изучившая датчан,
по собственной инициативе ни за что не спросила бы ни о чем больше).
- Боюсь, не заболела ли она, - вот что добавил Фриц. - Вчера ее тоже
не было.
Это встревожило Алицию, она стала расспрашивать и выяснила, что мое
отсутствие весьма странно, ибо, во-первых, в конце прошлой недели я была
здорова как бык, во-вторых, никого не предупредила, что не приду,
в-третьих, я прекрасно знала, что у нас много работы, я даже обещала
несколько рисунков закончить побыстрее, а уж если обещала, то всегда
держала слово. И вот рисунки лежат на столе незаконченные, а меня нет.
Чрезвычайно странно.
Обеспокоенная Алиция позвонила мне домой. К телефону никто не
подходил, но это еще ни о чем не говорило. Я могла куда угодно выйти, а
домработницы не было дома. Поэтому Алиция позвонила еще раз поздно вечером
и узнала от домработницы, что меня нет, домработница не видела меня с
воскресенья, в моей комнате нормальный беспорядок.
На следующий день, уже не на шутку обеспокоенная, Алиция с утра
висела на телефоне. Меня нигде не было. Домой на ночь я не возвращалась.
Никто ничего не знал обо мне. Расспросы Алиции очень встревожили Аниту, с
которой я договорилась встретиться во вторник, но не пришла и не подавала
никаких вестей, а ведь Анита переводила мою книжку, в чем я была
заинтересована куда больше ее. Весь вечер она была вынуждена переводить
одна, злилась, названивала мне, а меня все не было и не было.
Все это заставило Алицию задуматься. Подумав, она вечером в четверг,
после работы, пришла ко мне домой. Поговорив с домработницей, она
осмотрела квартиру, проверила наличие моих вещей, прочла вопреки своим
принципам заправленное в пишущую машинку мое письмо к Михалу, хотя это ей
ничего не дало, ибо письмо состояло в основном из рассуждений на тему:
каковы шансы Флоренс на победу в очередных скачках, потом напилась кофе,
посидела за столом и ничего не решила. Какое-нибудь любовное приключение?
Не похоже на меня. Уж скорее можно предположить, что мне очередной раз
что-то втемяшилось в голову и я решила немедленно ехать в Польшу. Причем
ехать в чем была - баз вещей, без денег, без документов, которые лежали в
столе и среди которых не хватало только паспорта. Алиция обзвонила все
больницы, звонила в полицию и пожарную команду. Никто обо мне ничего не
знал, я как сквозь землю провалилась.
Дипломатично, с большими предосторожностями Алиция позвонила в
Варшаву своей подруге и попросила узнать, нет ли меня там. Не было. Более
того, мои родные как раз получили от меня письмо, в котором я сообщала,
что вернусь только через несколько месяцев.
Алиция подождала еще сутки и наконец решила заявить в копенгагенскую
полицию об исчезновении ее подруги, гражданки Польши.
Полиция соизволила проявить интерес к моей персоне сначала умеренный,
потом повышенный, поскольку происходящим заинтересовался инспектор Йенсен,
лично знавший меня. Не очень близко, но достаточно, чтобы понять, что я
способна на что угодно. Полиция стала выяснять, кто же последним видел
меня. И где.
Из всех опрошенных последней видела меня домработница. В воскресенье
утром я ушла из дому как раз в то время, когда она чистила ковер в
прихожей. На вопрос блюстителей порядка, куда это я могла отправиться,
Алиция не задумываясь ответила: в Шарлоттенлунд, на бега. Блюстители
двинулись по моим следам в Шарлоттенлунд. Их миссию значительно облегчал
тот факт, что опять наступило воскресенье, то есть создались условия,
подобные тем, что и неделю назад: опять были скачки и трибуны заполнила
толпа.
Для начала они наткнулись на Лысого Коротышку в шляпе. Отсидев
сколько положено, он уже давно пользовался заслуженной свободой. Ничего не
скрывая, честно и откровенно Коротышка признался полицейским, что
действительно видел меня неделю назад и даже разговаривал со мной. Я
произвела на него впечатление человека, довольного жизнью, поскольку была
в выигрыше. Сколько я выиграла? Пару кусков. Точнее? Ну, приблизительно
четыре тысячи шестнадцать крон. Любой был бы доволен жизнью. Да, я
разговаривала и с другими, да, он это сам видел, околачиваются тут два
типа, с ними он меня и раньше часто видел. И в то воскресенье я тоже
разговаривала с ними, а что делала дальше, он не знает.
Добрались и до тех двух. Они оказались французами. Французы
подтвердили, что действительно я что-то выиграла, возможно порядочно, они
действительно разговаривали со мной, так как я хорошо знаю французский
язык, а вот что было дальше, они не знают. На все вопросы они отвечали
предельно кратко и уклончиво, полиции это показалось подозрительным, и она
активизировала свои поиски, в результате чего был выявлен еще один тип,
который, правда, меня не знал и даже не разговаривал со мной, но обратил
на меня внимание. Просто потому, что я ему нравилась. Почему нравилась -
неизвестно, может у него дурной вкус, понравилась, и все тут.
Так вот, этот с дурным вкусом дал показания, что с французами я
разговаривала уже напоследок и ушла вместе с ними. Он тоже выходил и
видел, как мы все сели в какую-то машину, а что было дальше, он не знает.
И очень жалеет, что сегодня меня нет.
Припертые к стенке французы стали выкручиваться и давать
противоречивые показания: они подбросили меня на машине до станции, они
высадили меня в центре города, это была их машина, не их машина, машина
одного знакомого, машина одного незнакомого. В конце концов они так
запутались и так явно старались что-то скрыть, что вызвали подозрения у
инспектора Йенсена. Было допрошено еще несколько свидетелей: завсегдатаи
бегов обычно знают друг друга, я же, иностранка, была особенно заметна.
Удалось установить, кому принадлежала машина. Выяснилось, что ее владелец
уже давно был на заметке у полиции.
Инспектор Йенсен лично занялся моим делом, что чрезвычайно удивило
Алицию. К тому времени она уже знала, что он является весьма важной
фигурой в датской полиции, и никак не могла понять, почему я представляю
такой интерес для последней. Если бы я совершила какое-нибудь грандиозное
преступление, ей, самому близкому мне человеку, было бы наверняка все
известно, так в чем же дело? Однако инспектор Йенсен знал, что делает.
Припертые еще крепче к стенке французы (как и хозяин машины) сказали
наконец правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78