КАНИТЕЛЬ


На клиросе стоит дьячок Отлукавин и держит между вытянутыми жирными
пальцами огрызенное гусиное перо. Маленький лоб его собрался в морщины, на
носу играют пятна всех цветов, начиная с розового и кончая темно-синим.
Перед ним на рыжем переплете Цветной Триоди лежат две бумажки. На одной из
них написано "о здравии", на другой - "за упокой", и под обоими заглавиями
по ряду имен... Около клироса стоит маленькая старушонка с озабоченным
лицом и с котомкой на спине. Она задумалась.
- Дальше кого? - спрашивает дьячок, лениво почесывая за ухом. -
Скорей, убогая, думай, а то мне некогда. Сейчас часы читать стану.
- Сейчас, батюшка... Ну, пиши... О здравии рабов божиих: Андрея и
Дарьи со чады... Митрия, опять Андрея, Антипа, Марьи...
- Постой, не шибко... Не за зайцем скачешь, успеешь.
- Написал Марию? Ну, таперя Кирилла, Гордея, младенца
новопреставленного Герасима, Пантелея... Записал усопшего Пантелея?
- Постой... Пантелей помер?
- Помер... - вздыхает старуха.
- Так как же ты велишь о здравии записывать? - сердится дьячок,
зачеркивая Пантелея и перенося его на другую бумажку. - Вот тоже еще... Ты
говори толком, а не путай. Кого еще за упокой?
- За упокой? Сейчас... постой... Ну, пиши... Ивана, Авдотью, еще
Дарью, Егора... Запиши... воина Захара... Как пошел на службу в четвертом
годе, так с той поры и не слыхать...
- Стало быть, он помер?
- А кто ж его знает! Может, помер, а может, и жив... Ты пиши...
- Куда же я его запишу? Ежели, скажем, помер, то за упокой, коли жив,
то о здравии. Пойми вот вашего брата!
- Гм!.. Ты, родименький, его на обе записочки запиши, а там видно
будет. Да ему все равно, как его ни записывай: непутящий человек...
пропащий... Записал? Таперя за упокой Марка, Левонтия, Арину... ну, и
Кузьму с Анной... болящую Федосью...
- Болящую-то Федосью за упокой? Тю!
- Это меня-то за упокой? Ошалел, что ли?
- Тьфу! Ты, кочерыжка, меня запутала! Не померла еще, так и говори,
что не померла, а нечего в заупокой лезть! Путаешь тут! Изволь вот теперь
Федосью херить и в другое место писать... всю бумагу изгадил! Ну, слушай я
тебе прочту... О здравии Андрея, Дарьи со чады, паки Андрея, Антипия,
Марии, Кирилла, новопреставленного младенца Гер... Постой, как же сюда
этот Герасим попал? Новопреставленный, и вдруг - о здравии! Нет, запутала
ты меня, убогая! Бог с тобой, совсем запутала!
Дьячок крутит головой, зачеркивает Герасима и переносит его в
заупокойный отдел.
- Слушай! О здравии Марии, Кирилла, воина Захарии... Кого еще?
- Авдотью записал?
- Авдотью? Гм... Авдотью... Евдокию... - пересматривает дьячок обе
бумажки. - Помню, записывал ее, а теперь, шут ее знает... никак не
найдешь... Вот она! За упокой записана!
- Авдотью-то за упокой? - удивляется старуха. - Году еще нет, как
замуж вышла, а ты на нее уж смерть накликаешь!.. Сам вот, сердешный,
путаешь, а на меня злобишься. Ты с молитвой пиши, а коли будешь в сердце
злобу иметь, то бесу радость. Это тебя бес хороводит да путает...
- Постой, не мешай...
Дьячок хмурится и, подумав, медленно зачеркивает на заупокойном
листке Авдотью. Перо на букве "д" взвизгливает и дает большую кляксу.
Дьячок конфузится и чешет затылок.
- Авдотью, стало быть, долой отсюда... - бормочет он смущенно, - а
записать ее туда... Так? Постой... Ежели ее туда, то будет о здравии,
ежели же сюда, то за упокой... Совсем запутала баба! И этот еще воин
Захария встрял туда... Шут его принес... Ничего не разберу! Надо
сызнова...
Дьячок лезет в шкафчик и достает оттуда осьмушку чистой бумаги.
- Выкинь Захарию, коли так... - говорит старуха. - Уж бог с ним,
выкинь...
- Молчи!
Дьячок макает медленно перо и списывает с обеих бумажек имена на
новый листок.
- Я их всех гуртом запишу, - говорит он, - и ты неси к отцу
дьякону... Пущай дьякон разберет, кто здесь живой, кто мертвый; он в
семинарии обучался, а я этих самых делов... хоть убей, ничего не понимаю.
Старуха берет бумажку, подает дьячку старинные полторы копейки и
семенит к алтарю.

1