СМЕРТЬ ЧИНОВНИКА


В один прекрасный вечер не менее прекрасный экзекутор, Иван Дмитрич
Червяков, сидел во втором ряду кресел и глядел в бинокль на "Корневильские
колокола". Он глядел и чувствовал себя на верху блаженства. Но вдруг... В
рассказах часто встречается это "но вдруг". Авторы правы: жизнь так полна
внезапностей! Но вдруг лицо его поморщилось, глаза подкатились, дыхание
остановилось... он отвел от глаз бинокль, нагнулся и... апчхи!!! Чихнул,
как видите. Чихать никому и нигде не возбраняется. Чихают и мужики, и
полицеймейстеры, и иногда даже и тайные советники. Все чихают. Червяков
нисколько не сконфузился, утерся платочком и, как вежливый человек,
поглядел вокруг себя: не обеспокоил ли он кого-нибудь своим чиханьем? Но
тут уж пришлось сконфузиться. Он увидел, что старичок, сидевший впереди
него, в первом ряду кресел, старательно вытирал свою лысину и шею
перчаткой и бормотал что-то. В старичке Червяков узнал статского генерала
Бризжалова, служащего по ведомству путей сообщения.
"Я его обрызгал! - подумал Червяков. - Не мой начальник, чужой, но
все-таки неловко. Извиниться надо".
Червяков кашлянул, подался туловищем вперед и зашептал генералу на
ухо:
- Извините, ваше - ство, я вас обрызгал... я нечаянно...
- Ничего, ничего...
- Ради бога, извините. Я ведь... я не желал!
- Ах, сидите пожалуйста! Дайте слушать!
Червяков сконфузился, глупо улыбнулся и начал глядеть на сцену.
Глядел он, но уж блаженства больше не чувствовал. Его начало помучивать
беспокойство. В антракте он подошел к Бризжалову, походил возле него и,
поборовши робость, пробормотал:
- Я вас обрызгал, ваше - ство... Простите... Я ведь... не то чтобы...
- Ах, полноте... Я уж забыл, а вы все о том же! - сказал генерал и
нетерпеливо шевельнул нижней губой.
"Забыл, а у самого ехидство в глазах, - подумал Червяков,
подозрительно поглядывая на генерала. - И говорить не хочет. Надо бы ему
объяснить, что я вовсе не желал... что это закон природы, а то подумает,
что я плюнуть хотел. Теперь не подумает, так после подумает!.."
Придя домой Червяков рассказал жене о своем невежестве. Жена, как
показалось ему, слишком легкомысленно отнеслась к происшедшему; она только
испугалась, а потом, когда узнала, что Бризжалов "чужой", успокоилась.
- А все-таки ты сходи, извинись, - сказала она. - Подумает, что ты
себя в публике держать не умеешь!
- То-то вот и есть! Я извинялся, да он как-то странно... Ни одного
слова путного не сказал. Да и некогда было разговаривать.
На другой день Червяков надел вицмундир, постригся и пошел к
Бризжалову объяснить... Войдя в приемную генерала, он увидел там много
просителей, а между просителями и самого генерала, который уже начал прием
прошений. Опросив несколько посетителей, генерал поднял глаза и на
Червякова.
- Вчера в "Аркадии", ежели припомните, ваше - ство, - начал
докладывать экзекутор, - я чихнул-с и... нечаянно обрызгал... Изв...
- Какие пустяки... Бог знает что! Вам что угодно? - обратился генерал
к следующему просителю.
"Говорить не хочет! - подумал Червяков, бледнея. - Сердится,
значит... Нет, этого нельзя так оставить... Я ему объясню..."
Когда генерал кончил беседу с последним просителем направился во
внутренние апартаменты, Червяков шагнул за ним и забормотал:
- Ваше-ство! Ежели я осмеливаюсь беспокоить ваше - ство, то именно из
чувства, могу сказать, раскаяния!.. Не нарочно, сами изволите знать-с!
Генерал состроил плаксивое лицо и махнул рукой.
- Да вы просто смеетесь, милостисдарь! - сказал он, скрываясь за
дверью.
"Какие же тут насмешки? - подумал Червяков. - Вовсе тут нет никаких
насмешек! Генерал, а не может понять! Когда так, не стану же я больше
извиняться перед этим фанфароном! Черт с ним! Напишу ему письмо, а ходить
не стану! Ей-богу, не стану!"
Так думал Червяков, идя домой. Письма генералу он не написал. Думал,
думал, и никак не выдумал этого письма. Пришлось на другой день идти
самому объяснять.
- Я вчера приходил беспокоить ваше - ство, - забормотал он, когда
генерал поднял на него вопрошающие глаза, - не для того, чтобы смеяться,
как вы изволили сказать. Я извинялся за то, что, чихая, брызнул-с... а
смеяться я и не думал. Смею ли я смеяться? Ежели мы будем смеяться, так
никакого тогда, значит, и уважения к персонам... не будет...
- Пошел вон!! - гаркнул вдруг посиневший и затрясшийся генерал.
- Что-с? - спросил шепотом Червяков, млея от ужаса.
- Пошел вон!! - повторил генерал, затопав ногами.
В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не
слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплелся... Придя машинально
домой, не снимая вицмундира, он лег на диван и... помер.

1