Не толстая, но здоровая, плотная, ростом выше меня и силищи необыкновенной. Настоящая бельгийская лошадь! Одним словом, баба, как говорили у нас в армии ребята, "при пизде". Теперь-то я уже, вроде, привык, а сперва, как-то так неудобно было из-за возраста. Хотя, у них на это не смотрят.
-- Это они правильно, Дим. - заметил я. - Чего на него смотреть. У меня знакомый бас-гитарист есть, из Рязани, Санек его зовут, он по жизни ебарь-перехватчик. Так у него любимая пословица - "Хуй ровесников не ищет". А еще он всегда говорит: "На хуй пяль всякую тварь. Бог увидит - хорошую даст!".
-- Так хорошая у меня и так есть! Светка ее зовут. Я с ней с самой школы встречаюсь. Вот только пожениться мы не могли - и жить негде было, и денег не было. А когда деньги появились, другого не стало - того, что раньше было, и не ценилось со всем. Девственность восприятия исчезла. Я тебе потом объясню. Короче, влип я, Толик! Не отыграть мне добром эту партию, -- Дима кивнул на свои ноты. -- Не жить мне со Светкой! Чувствую, что теряю я ее, а сделать ничего не могу.
-- А что, она знает? - поинтересовался я.
-- Да нет, Толян, что ты! -- испугался мой собеседник. -- Зачем же ей такое про меня знать!
Я сочувственно покачал головой, а Димин голос сделался тихим и горестным.
-- Нет, Светка ничего этого не знает... Только она знаешь какая догадливая! Кожей чувствует, что что-то со мной не так. Говорит, что я совсем не такой стал как раньше. - Дима замолчал и отпил еще несколько глотков из бокала.
Я задумчиво откусил кусок черного хлеба и стал разжевывать во рту пряные зернышки тмина.
-- Короче, взял Флердоранж трубку, сказал что-то по-своему. Зашла длинноногая девица с сантиметром, померила меня вдоль и поперек, улыбнулась мне по-буржуйски, фарфоровыми зубами до самого горла, и вышла. Минуты через две опять она заходит и тащит длиный плоский мешок из пластика. Оказалось там концертный фрак, точно моего размера, прямо на вешалке. Флердоранж кивает мне на фрак и выдает еще пару пакетов. Глянул я в один пакет - а там белая рубашка, бабочка и нижнее белье. Флердоранж строго мне так говорит: вот тебе рубашка, вот галстук, а это исподнее под выходной костюм наденешь. Так и сказал - "исподнее". Они же по словарям язык-то учат, а в словарях слова, которые теперь редко уже говорят. Вот так - еще работать не начал, а чувствую, что меня уже имеют. Тут Флердоранж открывает второй пакет и говорит: вот это шампунь, с ним вымоешь голову, а вот с этим вымоешь тело, как следует, два раза. А пахнут эти флакончики вкусно, заразы! Стоит каждый, сам понимаешь сколько. Богатой жизнью они пахнут! Вот с чего все начиналось, с малости с самой.
-- Что начиналось, Дим?
-- Ты слушай, потом поймешь. А вот это, говорит мне Флердоранж, туалетная вода. Ей побрызгаешь у себя подмышками и на галантном месте. Ну я специально прикинулся шлангом и говорю: а что такое галантное место? А он мне так сурово отвечает: это то место, которое в этой стране у мужчин пахнет как дохлая крыса, а должно всегда пахнуть как цветок. Вымоешь его как следует два раза с шампунем и побрызгаешь туалетной водой. Хотел я треснуть его по наглой бельгийской роже за весь русский народ, плюнуть и уйти, а только как уйдешь, когда дома мать больная?
-- Дим, погоди, -- перебил я рассказчика, -- а откуда этот Флердоранж знал, что у тебя с этой твоей бельгийской примадонной что-то будет? А вдруг, например, ты бы ей не понравился? Так же тоже бывает! А они на тебя уже и фрак истратили, и белье, и косметику?
-- Толик, да ты че! - удивился Дима.-- Для нее же это копейки! Ну не понравился - так и отправили бы меня нахуй прямо во фраке, только и всего. Флердоранж потом набрал номер, и минут через пять подъезжает прямо к подъезду лимузин - Мерс с тонированными стеклами, везти меня домой, чтобы мне по дороге в троллейбусе фрак не помяли. Вот так. Я было шоферу адрес говорить, а он мне - не надо, у меня все записано. Я глянул - а у него прямо в кабине экран компьютерный, а на экране мой адрес светится, и даже карта на этом экране есть. Буржуи, одно слово!
Пришел, значит, я домой, фрак повесил в шкаф, выпил полстакана водки и спать лег. Вообще я не часто пью, тем более чтобы одному - а тут просто смерть как захотелось выпить. Мамка ничего не сказала мне - только стакан молча сполоснула, да на место поставила. Проснулся, голова болит, и весь я как после простуды - ломает, но делать нечего. Выложил я все из пакетов в ванной, воду пустил погорячее, и давай намываться, как велено. Запахи на всю квартиру благоухают. Надел я ихнее исподнее, глянул на себя в зеркало картинка, как в буржуйских журналах. Тут мамка ко мне подходит, кладет мне руку на плечо, тихонько так, в глаза мне заглядывает и говорит: Дима, сынок, а может не пойдешь? Жили же мы как-то. Я и говорю: мамуль, нету больше сил "как-то" жить, хочется жить нормально. К морю тебя свозить хочу, квартиру надо отремонтировать. У отца на могиле надо памятник менять - этот треснул, гляди не сегодня-завтра развалится.
-- А что с отцом, отчего он так рано умер?
-- Отец у меня был военный. Офицер, десантник. А военные - сам знаешь, умирают по приказу. Отправили его в Чечню, когда официальные боевые действия еще и не начались даже, одним из самых первых. Привезли с пулевым ранением позвоночника. Снайпер, гад. Специально не убил, сволочь, а искалечил, чтобы подольше человек мучился. Полгода отец в госпитале лежал как трава - без рук, без ног, все отнялось. Под конец, ближе к смерти, уже и говорить не мог. Мамка работу бросила - за отцом ухаживать. Пока она за ним ходила как-то вся надломилась, а потом вот сама заболела. Поджелудочная у нее открылась и еще всего немеряно. Может, будь отец жив, и мамка моя здоровее бы была... А Беатрис - вот видишь, жизнь у нее другая, так ее целым симфоническим оркестром не проебешь. Короче, подвез меня Мерс - уже другой к гостинице. Называется гостиница "Софитель". Беатрис хотя и давно тут живет, но все равно только в гостинице - в другом месте не хочет. Выхожу я во фраке, воняю буржуйской парфюмерией, а у подъезда Флердоранж мнется, на часы посматривает. Я еще из машины вылезти толком не успел, а Флердоранж уже ко мне подруливает. Даже не поздоровался, гандон, а только на часы глянул и говорит: сейчас я тебя представлю госпоже Брабансон, ты должен ей поклониться, как кланяются музыканты на концерте, сказать "Бон суар, мадам" и поцеловать ей руку почтительным поцелуем. Почтительным - это значит губы на руке дольше одной секунды не задерживать и слюней на руке не оставлять. Поцелуй должен быть сухим и коротким. Ну хрен с тобой, думаю, сука бельгийская, за полторы штуки баксов в месяц можно и почтительным.
-- Ну и как, получился у тебя почтительный поцелуй? -- полюбопытствовал я.
-- Да какой там, на хрен, "почтительный"! -- Дмитрий нахмурился еще сильнее. Никакого не получилось. Я опомниться даже не успел, как подскакивает ко мне тетка - одета просто шикарно, ростом выше меня почти на голову, а одно бедро у нее как весь я в ширину. Подлетает она ко мне, хватает меня как барбос котенка, и начинает меня целовать и тискать, да так что у меня ребра затрещали. Чувствую себя, словно под асфальтовый каток попал. А она меня лижет как леденец, глаза закатывает и щебечет, что у нее от моей молодости и красоты темнеет в глазах от восторга, что она вся вне себя от счастья, от того, какой я замечательный, и что мы теперь никогда не будем расставаться и будем работать вместе и благословлять музыку своей любовью.
1 2 3 4 5 6 7 8