-- Ну в каком-то смысле, именно так оно и есть. А иначе бы никто никогда не умирал.
--- Слушай, Гнид, а ведь наверное, ты прав. В правильной, своевременной смерти - самое большое счастье, а в бессмысленной жизни отработанной структуры - самая страшная боль. Представь себе, что абстрактный червяк случайно мимо прополз и ненужность твою не заметил. И ты его зовешь, и вся твоя жизнь - сплошная фальшь, и боль невыносимая, а ты умереть никак не можешь... Гнид, погодь! А как же Кантус Фирмус? Он же зацикленный. В нем коды просто нету!
-- Да, ее там нету. Но она там все равно подразумевается. Ведь ты не можешь исполнять Кантус Фирмус вечно? Значит когда нибудь выползет твой собственный червяк - не композитора, а лично твой, и сделает тебе коду. И вот такая кода без коды, твоя собственная внутренняя кода - это и есть твой пиздец, лично твоим червяком выбранный. На это все и расчитано. Это такой музыкальный черный юмор. А с другой стороны, Кантус Фирмус - это модель самого абстрактного червяка, если хочешь запасного червяка. Если червяк прополз мимо, и твоя жизнь нечаянно зациклилась, то ты впадаешь в Кантус Фирмус, в бесконечный цикл, и с каждым последующим циклом твоя боль и напряжение растет. И когда степень этой боли превысит какой-то порог, приползает специальный червяк, про которого композитор ничего не знает, и выводит тебя на коду, и ты освобождаешься от жизни и испытываешь кайф.
-- А может быть, Кантус Фирмус - это вообще такая хитрая каденция, которая начинается с самого начала и прячет в своем начале свой конец, чтобы обмануть червяка? Чтобы жить вечно, чтобы червяк вообще не приходил, а?
-- Смерть обмануть захотел? Хрен ты ее обманешь! Композиторы это знают, поэтому они и прописывают каденцию так как они чувствуют свою смерть. Червяк к ним приходит и играет с ними. Так знаешь, Ромыч, запросто. Вкрадчиво.
--- Значит, это композиторы от обреченности делают каденцию?
-- А может, наоборот - от уверенности. Железное Болеро помнишь у Равеля? Помнишь как оно кончается? Влет, на полувдохе. Равель этого червяка в рот ебал. Он-то уж точно знал, просто наверняка, что кода - это еще не окончательный пиздец.
--- А что тогда пиздец, и чем он от коды отличается?
-- А это тебе никто не скажет. Это можно только чувствовать изнутри себя. Ты - изнутри себя, а я - изнутри себя. Вот глянь. Вся музыка состоит из музыкальных фраз, правильно? Но вот фразы звучат у тебя в голове, а ты никогда не задумывался, как это возможно?
--- А как?
-- В том-то и дело, Ромыч, как? В физике время линейно. Настоящее - это бесконечно малая временная точка, стремящаяся к нулю. Ну подумай сам своими обдолбанными мозгами, как в такой точке может разместиться музыкальная фраза? Может разместиться только одно биение, даже только часть биения. Но ведь если бы размещалась только эта часть, как бы мы слышали мелодию? Значит, у настоящего есть своя длина. Ты понял, Ромыч? Если не понял, то Гуссерля почитай. Про имманентную темпоральность. Настоящее - это не точка. Физики придумали модель времени, которая только для физики и годится. Это только в физике настоящее - точка на временной шкале. А в реале настоящее длиной с музыкальную фразу, которая звучит у меня в голове. А теперь смотри дальше - ведь у меня в голове не только фраза может звучать, а и все произведение. Не с такими деталями как фраза, а в виде смысла, вкуса, настроения, послезвучания... Другими словами, всего того, что остается в голове сразу после того как музыка отзвучала. Музыка отзвучала, но смысл ее остался. А если смысл найден, и это настоящий смысл, то он, наверное, найден навечно!
--- Подожди, Гнид! Не получается навечно. Ты подумай, что происходит со смыслом произведения после коды. Он ведь тоже стирается, пропадает. Или нет? Вот скажи мне такой вопрос: кода - это всему пиздец? Навсегда? Навечно? Или что-то впереди еще когда-то будет? Новая жизнь, новые воплощения, новые чувства?
-- А это, Ром, от структуры произведения зависит. Помнишь, мы с тобой на первом курсе от ранней классики зависали? Ты же помнишь: иногда каденция может быть просто немеряной длины, с половину произведения. Так вот, Рома, каденция - это борьба произведения с червяком. Человек живет, пока он дышит, а музыкальное произведение живет, пока оно звучит. В музыке, как и в жизни, главное - это борьба. Борьба - это игра со смертью, это агония, Ромыч. Долгая жизнь - это затянувшаяся агония. А каденция - это финальная стадия борьбы, когда червяк уже нагло ползает по произведению. Червяк думает, что произведение как целостность, как личность, как новое слово в этом мире уже исчерпало себя. Червяк уже раскрывает пасть, чтобы... -- тут у Гнидыча перехватило горло и он напряженно сглотнул слюну. -- И вот тут, в этот момент произведение начинает бешено сопротивляться, изо всех сил бороться с червяком, чтобы он его не съел, не уничтожил, не вывел на коду. Понимаешь? Весь смысл борьбы заключается в том, что кажется, что кода уже вот-вот наступит, что червяк уже победил, и вдруг оказывается, что произведение еще не исчерпало себя, что оно может бороться за свою жизнь и прогнать червяка на некоторое время. Вроде бы уже все, кода! - и тут вдруг в голосах такое твориться начинает - то скачки, то аккорды, то вдруг побочная тема откуда-то выскочит, а иногда даже модуляция или смена ритма. А только все равно, Ромыч, произведение вечно звучать не может, и от коды никуда не деться. Как не брыкайся, а кода каждый раз все равно выныривает прямо перед мордой. Кода, Ромушка, - это абстрактный червяк с широко открытой пастью. Чтобы тебя сожрать.
--- А как червяк улыбается, когда меня жрет? Ехидно или свирепо?
-- Ни так, ни так. Он вообще никогда не улыбается. Это ты можешь улыбаться до последнего момента. А у червяка даже зубов нет. У него в пасти пустота. И когда ты попадаешь к нему в пасть, ты тоже превращаешься в пустоту и становишься частью этой пустоты, и частью всех тех, кого червяк съел до тебя.
--- То есть, получается так - отлабал свою партию, и дальше всю дорогу уже только кочумай, правильно?
-- Ты, Рома, опять забыл самую главную вещь: когда ты лабаешь, ты ведь тоже не всю дорогу нотки выхиливаешь, тебе и кочумать по ходу твоей партии тоже приходится. Каждую паузу надо прокочумать как следует, надо снять ноту не раньше и не позже, а иначе получится лажа. Вот так и со смертью, Ромыч. Чтобы надеяться на продолжение жизни или, если хочешь, на новую жизнь, ты должен умереть точно по нотам - не раньше и не позже, а иначе у тебя тоже получится лажа, только это будет лажа длиной в целую жизнь. Твою жизнь. Композитор слушает свою жизнь изнутри и переводит ее в музыку. Конечно, не ту жизнь, которой живет его тело - ну там, жена, дети, пиво, колбаска... Это для него не настоящая жизнь, это так - хуета, для отмазки. Настоящая жизнь для композитора состоит в том, чтобы слушать внутренние движения своей души и переводить их на язык музыки, заставлять свою душу звучать по законам гармонии и контрапункта. И самое главное, самое болезненное во вслушивании в жизнь своей души - это обнаружение в ней последнего предела, до которого способна дойти душа в своем развитии - того самого предела, дальше которого лежит пустота и смерть. Хороший композитор - этот такой композитор, который умеет слышать вкрадчивое прикосновение смерти к своей живой душе.
1 2 3 4 5