ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Приободрись, народ Мюнстера! Споем в честь Господа новый гимн, вознесем Ему хвалу! Возвеселится Израиль перед лицом создателя своего. Дети Сиона возликуют перед владыкой своим. Пусть почтят они Его плясками, пусть хвалят на кимвалах громогласных и гуслях. Ибо Господь воистину любит народ Свой и дарует смиренным победу. Аллилуйя!
ХОР ГОРОЖАН: Аллилуйя!
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Ну-ка, ну-ка, все в пляс, потопайте, похлопайте и чтоб никто не стоял в стороне! И голос, голос подайте, затяните песню повеселее, чтобы враг услышал, чтобы не думал, будто все мы протянули ноги с голоду! Книппердолинк, а ну, подай пример! Мало быть советником, надо стать ещё и плясуном! Пляши, пляши перед престолом Давидовым, пляши перед своим царем.
КНИППЕРДОЛИНК: Не стоит растрачивать в плясках силы, потребные для отпора врагу.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Говорят тебе, Книппердолинк, пляши! Я больше повторять не стану.
(КНИППЕРДОЛИНК, поколебавшись, все же подчиняется и начинает танцевать. Мало-помалу его примеру следуют все остальные, и толпа пускается в пляс. Звучит музыка. КНИППЕРДОЛИНК останавливается, прочие продолжают.)
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Уже устал? Так скоро?
КНИППЕРДОЛИНК: Я не мог продолжать танец, потому что на память мне пришли внезапно апостолы, отправившиеся по твоему приказу во все концы света. Двадцать четыре было их - тех, кто покинул Мюнстер - и все они, за исключением одного, которого более чем уместно заподозрить в предательстве, все они, говорю, погибли злой смертью. Погиб и Ян Дузентсшуэр, который короновал тебя, но ты, получив известие о его гибели, не проронил ни слезинки, и я не заметил на твоем лице даже тени душевной муки или скорби.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Где ты видел, Книппердолинк, чтобы палач плакал? А цари - те же палачи, они тоже никогда не плачут. Хочешь знать, почему? Потому что они не могут оплакивать самих себя.
КНИППЕРДОЛИНК: Быть может, и царям, и палачам все же удается - в смертный свой час.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Чего не знаю, того не знаю. Никогда не присутствовал при том, как испускают дух ни цари, ни палачи. А знаешь ли, Книппердолинк, о чем я думаю сейчас? Следовало бы отправить тебя вместе с остальными апостолами.
КНИППЕРДОЛИНК: В этом случае я бы уже нашел свою смерть.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Или купил себе жизнь предательством.
КНИППЕРДОЛИНК: Не тревожься, Ян ван Лейден, я отношусь к тем, кто умеет плакать, но не умеет предавать. Позаботься о твоем царском достоинстве и постарайся всегда быть достойным его. И сочти тех, кто был убит за тебя.
(Пляска тем временем становится все более вялой. Танцующие явно уже выбиваются из сил. На сцене вновь воцаряется угрюмая атмосфера - она проникнута предчувствием трагедии.)
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Царь считает не убитых, а победы. (Обращаясь к народу) Эй вы, почему остановились? Если я велел плясать - должны плясать, ибо уныние и грусть не сыщут себе в глазах Господа благодати. Плясать, плясать всем!
(Горожане, едва передвигая ноги, спотыкаясь, падая и вновь поднимаясь, возобновляют танец. Устоявшие на ногах пытаются поднять упавших и падают сами.)
КНИППЕРДОЛИНК: Господу не может быть угодно подобное насилие.
РОТМАНН: Господь признает кару за прегрешение и отвергает наказание без вины.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Откуда вам знать, что угодно Ему и что признает Он? Здесь от имени его решаю я, и вот что я решил: глядя, как убого и жалко влачатся в пляске эти старики, женщины и дети, которые ничем и никак не могут споспешествовать обороне города, ибо нам нужны сильные руки и крепкие плечи, а не лишние рты, не заслуживающие и того хлеба, что тратится для их прокорма, я решил...
КРЕХТИНГ: Мне страшно даже вообразить это.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Когда узнаешь, тебе станет ещё страшней, а им - и подавно.
КНИППЕРДОЛИНК и РОТМАНН: Говори же.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Так хочет Господь, я лишь объявляю вам Его волю. Спасен должен быть город, а не ничтожная жизнь каждого из населяющих его. Старики уже не пригодны ни к чему, дети могли бы пригодиться и послужить на благо Мюнстера, будь у них время вырасти. А женщины - те, которых никто не пожелал - вообще словно бы и не существуют. И потому пусть все они - дети, женщины, старики - покинут город. Господь возьмет на себя заботу об их спасении. Если же Господь их отринет, если не будет простерт над ними святой Его покров, - пусть умрут, пожертвовав своей жизнью для спасения Мюнстера.
(Крики ужаса и протеста. Предназначенные в жертву бросаются друг к другу и сбиваются в кучу, как стадо овец. Жены ЯНА ВАН ЛЕЙДЕНА окружают его, словно для того, чтобы умолить его отменить свое решение.)
КНИППЕРДОЛИНК: Не надо лицемерить, Ян ван Лейден. Ты отлично знаешь, что едва лишь эти несчастные, у которых ты отнимаешь последнюю надежду надежду на Бога, выйдут за городские ворота, их тотчас растерзают католики.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Ну и что с того? Господь сделал нас всех избранным своим народом, но далеко не всем дано будет сесть одесную от него.
ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР: А сам ты где сядешь, Ян ван Лейден?
(Она с вызовом становится прямо перед ним. Другие жены в испуге пытаются заслонить или оттащить её.)
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Это ты мне?
ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР: Здесь нет другого Яна ван Лейдена, и, стало быть, мне больше некому задать этот вопрос. Ибо я совершенно уверена, что если есть человек, который никогда не воссядет одесную Господа, то человек этот - ты, Ян ван Лейден.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Я борюсь с искушением выставить тебя за городские ворота вместе с этими бесполезными людьми.
ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР: Тебе не придется одолевать это искушение, потому что я сама, своей волей присоединюсь к ним.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Ты будешь делать только то, что я тебе скажу, ибо ты моя жена, пусть даже и ставшая последней из них, и потому у тебя нет ни желаний, ни воли.
ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР: Есть у меня и желание и воля, по крайней мере, сказать тебе, жестокий человек, что если на престол Мюнстера, привела тебя, вопреки тому, что я думаю, Божья воля, а не собственное твое властолюбие, то сделал это Господь на погибель Мюнстеру и нам всем, сколько ни есть нас тут. Если бы Господь хотел, чтобы мы спаслись, он никогда бы не привел тебя в наш край. Но, может быть, тебя послал сюда дьявол? Как-то раз ты сказал, что оскорбить тебя - то же, что оскорбить Господа. Теперь я отвечу тебе, что оскорбить Его можно лишь оскорбив невинность. Потому что сам Он пострадал невинно.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Скажи, Эльза Вандшерер, знаешь ли ты отчего я не высылаю тебя из города вместе с теми, о ком ты так печешься?
ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР: Знаешь это ты, ты мне и скажешь.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Потому что сейчас убью тебя собственными руками.
(Общее смятение. ДИВАРА бросается вперед, заслоняя собой ЭЛЬЗУ ВАНДШЕРЕР.)
ДИВАРА: Я - твоя первая жена, выслушай меня.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Вы все одинаковы - первая ли, вторая или последняя.
ДИВАРА: Да, мы все одинаковы, ибо мы - сестры, хоть и считали друг друга соперницами. Плотское наслаждение, которое ты искал и обретал в объятиях каждой из нас, оставалось затворенным внутри тебя одного, мы же, если нам случалось испытать его, делили его поровну. Ты, Ян ван Лейден, не знаешь, кто мы.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Вы - жены, и этого мне довольно. Отойди в сторону.
ДИВАРА: Беги, Эльза, беги.
ЭЛЬЗА ВАНДШЕРЕР: Никому ещё не удавалось убежать от смерти.
ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Господь умудрил тебя, женщина. Ты права.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21