Его деятельность оставила заметный след в развитии птицеводства в Ставропольском крае..."
27 августа 1966 года решением исполкома Пятигорского городского Совета депутатов трудящихся мне было присвоено звание "Почетный гражданин города Пятигорска". Это почетное звание я мысленно делю сегодня со своим отцом...
Благосклонно относясь к моим литературным упражнениям, отец предложил мне как-то написать десяток четверостиший для сельскохозяйственных плакатов, посвященных птицеводству, автором которых он являлся. Я охотно выполнил заказ. Четверостишия, прославлявшие колхозных птицеводов и агитирующие за современные методы птицеводства, были опубликованы. Отец крепко пожал мне руку, и это рукопожатие было для меня дороже всякого гонорара.
К этому времени я уже стал одним из авторов краевой газеты "Терек", выходившей в Пятигорске. Первой моей публикацией в этой газете была "Казачья песня":
Качалась степь осокою,
Гармонь рвала бока...
...Казачка черноокая
Любила казака...
("Казачья песня", 1929)
Я был зачислен в актив при Терской ассоциации пролетарских писателей (ТАПП), которой руководил в те годы известный на Тереке драматург Алексей Славянский. Это была колоритная фигура. Он ходил в черкеске с газырями, затянутый серебряным наборным поясом, при кинжале, и от всего его облика так и веяло казачьей удалью и гражданской войной.
Вспоминаются литературные вечера, на которых читали свои произведения пятигорские литераторы: Воробьев, Трумпельдор и другие. Все они были значительно старше меня, чаще публиковались, но, к сожалению, не оставили большого следа в литературе последующих лет...
Многим обязан я и моему школьному учителю русского языка и литературы А.Сафроненко, по-отечески поддерживавшему меня в моем стремлении стать настоящим писателем.
Мне не довелось встречаться ни с М.Горьким, ни с В.Маяковским. Потрясенный смертью великого поэта, я написал стихи и послал их в редакцию одной из московских газет с просьбой не высылать мне гонорара. Стихи напечатаны не были...
В 1930 году по окончании пятигорской школы 2-й ступени имени 25-го Октября я решил начать самостоятельную жизнь...
"...Посылаю сына в Москву, чтобы попытаться поставить его на ноги. Его задача получить нужное для писателя образование - путем работы в библиотеке, посещения театров, диспутов и общения с людьми, причастными к культуре. Если в течение года он сумеет двинуться вперед и будут какие-либо надежды, то возможно учение в литературном техникуме, если нет - он поступит на завод рабочим и потом будет учиться по какой-нибудь специальности..." - писал отец в письме своей сестре М.А.Глебовой, проживавшей в столице.
- Больше всего ты любишь писать стихи. Пробуй свои силы. Учись дальше. Попробуй вылечиться от заикания. Работай над собой. Может быть, со временем из тебя что-нибудь и выйдет. Но главное, чтобы из тебя вышел человек! напутствовал он меня, провожая в Москву.
Мне исполнилось семнадцать лет.
Страдая с детства дефектом речи - заиканием, я никогда не стеснялся своего недостатка. В определенных трагикомических ситуациях я так умел обыграть свое заикание, что в школе никому из моих сверстников и в голову не могло прийти посмеяться надо мной.
Человек, лишенный чувства юмора, чаще всего обидчив и потому несчастен. Ему трудно жить среди людей. Он мнителен и любую безобидную шутку в свой адрес может воспринять как оскорбление. Зато бесценно свойство человека, умеющего посмеяться над собой. Это я хорошо усвоил с детства.
Полный надежд, готовый преодолеть любые житейские невзгоды, я покинул отчий дом...
Существовать на литературный заработок было трудно. В течение трех последующих лет я сменил ряд профессий: работал разнорабочим на Москворецкой ткацко-отделочной фабрике, был помощником топографа в геологоразведочной экспедиции в Восточном Казахстане и в изыскательской партии Московского управления воздушных линий на Волге. Мне пришлась по душе дружная кочевая жизнь геологоизыскателей - жизнь, полная романтических неожиданностей, трудностей и приключений. Но я не оставлял мечты о литературном творчестве.
С 1933 года я стал более или менее часто печататься в столичной прессе. Мои стихи появлялись на страницах "Огонька" и "Прожектора", на газетных полосах "Известий", "Комсомольской правды", "Вечерней Москвы", "За коммунистическое просвещение". Опубликованная в "Огоньке" песня "Марш эскадрилий" была неожиданно перепечатана "Правдой". К этому времени относится начало моей долголетней дружбы с такими выдающимися мастерами советской эстрады и театра, как Рина Зеленая и Игорь Ильинский, в исполнении которых впервые зазвучали со сцены и по радио мои стихи для детей.
Я был зачислен на внештатную работу в отдел писем редакции "Известий". Здесь я впервые встретил ставшего на многие годы моим близким другом молодого, но уже популярного писателя и фельетониста Льва Абрамовича Кассиля. На всю жизнь останется для меня примером образ этого чудесного человека, неутомимого газетчика, подлинного патриота и одного из зачинателей советской детской литературы, отдавшего всю свою жизнь, весь свой талант делу воспитания детей и юношества.
Молодые поэты и прозаики тридцатых годов принимали живое участие в работе заводских литературных кружков, выступали на страницах многотиражек, в рабочих и студенческих аудиториях, по командировкам редакций выезжали на новостройки и в колхозы страны. Пафос первых пятилеток вдохновлял молодую литературную смену, и старшее поколение писателей подавало ей достойный пример. В эти годы для меня, как и для многих моих товарищей и сверстников по литературному объединению при журнале "Огонек" (А.Недогонов, Е.Долматовский, Л.Ошанин и др.), равно как и по Литературному институту имени А.М.Горького (К.Симонов, М.Алигер, С.Васильев и др.), стало насущной потребностью творчески откликаться на события времени. У меня вырабатывалось все более активное отношение к жизни, внутренняя потребность черпать свое вдохновение в делах и мыслях современников. Я писал стихи о челюскинцах и папанинцах, о пограничниках и зарубежных пионерах, поднимал свой еще не окрепший поэтический голос против фашизма.
...Есть в пограничной полосе
Неписаный закон:
Мы знаем все, мы знаем всех:
Кто я, кто ты, кто он.
Чтоб не могли в твоем краю
Орудовать враги,
Будь зорче!
Родину свою,
Как око, береги!..
("Враг")
Моя "Итальянская песенка" была посвящена событиям в Абиссинии:
...Я хочу, мой черноглазый,
Чтобы никогда
Ты не знал, сынок, про газы,
От которых люди сразу
Слепнут навсегда.
Что не будешь ты солдатом,
Я мечту таю,
Если будешь ты солдатом
Будешь ты другим солдатом
И в другом бою.
("Итальянская песенка")
В годы героической борьбы испанского народа за свою свободу были написаны стихи об астурийском горняке, погибшем под стенами Мадрида, опубликована антифашистская баллада "Жили три друга-товарища в маленьком городе Эн..." и стихотворение "Испанский мальчишка в Испании жил". Вышла несколькими изданиями поэма "Миша Корольков", посвященная пионеру, попавшему в плен к японцам, захватившим советский пароход.
...Не случится с ним несчастья,
Пионер домой придет:
На глазах Советской власти
Человек не пропадет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
27 августа 1966 года решением исполкома Пятигорского городского Совета депутатов трудящихся мне было присвоено звание "Почетный гражданин города Пятигорска". Это почетное звание я мысленно делю сегодня со своим отцом...
Благосклонно относясь к моим литературным упражнениям, отец предложил мне как-то написать десяток четверостиший для сельскохозяйственных плакатов, посвященных птицеводству, автором которых он являлся. Я охотно выполнил заказ. Четверостишия, прославлявшие колхозных птицеводов и агитирующие за современные методы птицеводства, были опубликованы. Отец крепко пожал мне руку, и это рукопожатие было для меня дороже всякого гонорара.
К этому времени я уже стал одним из авторов краевой газеты "Терек", выходившей в Пятигорске. Первой моей публикацией в этой газете была "Казачья песня":
Качалась степь осокою,
Гармонь рвала бока...
...Казачка черноокая
Любила казака...
("Казачья песня", 1929)
Я был зачислен в актив при Терской ассоциации пролетарских писателей (ТАПП), которой руководил в те годы известный на Тереке драматург Алексей Славянский. Это была колоритная фигура. Он ходил в черкеске с газырями, затянутый серебряным наборным поясом, при кинжале, и от всего его облика так и веяло казачьей удалью и гражданской войной.
Вспоминаются литературные вечера, на которых читали свои произведения пятигорские литераторы: Воробьев, Трумпельдор и другие. Все они были значительно старше меня, чаще публиковались, но, к сожалению, не оставили большого следа в литературе последующих лет...
Многим обязан я и моему школьному учителю русского языка и литературы А.Сафроненко, по-отечески поддерживавшему меня в моем стремлении стать настоящим писателем.
Мне не довелось встречаться ни с М.Горьким, ни с В.Маяковским. Потрясенный смертью великого поэта, я написал стихи и послал их в редакцию одной из московских газет с просьбой не высылать мне гонорара. Стихи напечатаны не были...
В 1930 году по окончании пятигорской школы 2-й ступени имени 25-го Октября я решил начать самостоятельную жизнь...
"...Посылаю сына в Москву, чтобы попытаться поставить его на ноги. Его задача получить нужное для писателя образование - путем работы в библиотеке, посещения театров, диспутов и общения с людьми, причастными к культуре. Если в течение года он сумеет двинуться вперед и будут какие-либо надежды, то возможно учение в литературном техникуме, если нет - он поступит на завод рабочим и потом будет учиться по какой-нибудь специальности..." - писал отец в письме своей сестре М.А.Глебовой, проживавшей в столице.
- Больше всего ты любишь писать стихи. Пробуй свои силы. Учись дальше. Попробуй вылечиться от заикания. Работай над собой. Может быть, со временем из тебя что-нибудь и выйдет. Но главное, чтобы из тебя вышел человек! напутствовал он меня, провожая в Москву.
Мне исполнилось семнадцать лет.
Страдая с детства дефектом речи - заиканием, я никогда не стеснялся своего недостатка. В определенных трагикомических ситуациях я так умел обыграть свое заикание, что в школе никому из моих сверстников и в голову не могло прийти посмеяться надо мной.
Человек, лишенный чувства юмора, чаще всего обидчив и потому несчастен. Ему трудно жить среди людей. Он мнителен и любую безобидную шутку в свой адрес может воспринять как оскорбление. Зато бесценно свойство человека, умеющего посмеяться над собой. Это я хорошо усвоил с детства.
Полный надежд, готовый преодолеть любые житейские невзгоды, я покинул отчий дом...
Существовать на литературный заработок было трудно. В течение трех последующих лет я сменил ряд профессий: работал разнорабочим на Москворецкой ткацко-отделочной фабрике, был помощником топографа в геологоразведочной экспедиции в Восточном Казахстане и в изыскательской партии Московского управления воздушных линий на Волге. Мне пришлась по душе дружная кочевая жизнь геологоизыскателей - жизнь, полная романтических неожиданностей, трудностей и приключений. Но я не оставлял мечты о литературном творчестве.
С 1933 года я стал более или менее часто печататься в столичной прессе. Мои стихи появлялись на страницах "Огонька" и "Прожектора", на газетных полосах "Известий", "Комсомольской правды", "Вечерней Москвы", "За коммунистическое просвещение". Опубликованная в "Огоньке" песня "Марш эскадрилий" была неожиданно перепечатана "Правдой". К этому времени относится начало моей долголетней дружбы с такими выдающимися мастерами советской эстрады и театра, как Рина Зеленая и Игорь Ильинский, в исполнении которых впервые зазвучали со сцены и по радио мои стихи для детей.
Я был зачислен на внештатную работу в отдел писем редакции "Известий". Здесь я впервые встретил ставшего на многие годы моим близким другом молодого, но уже популярного писателя и фельетониста Льва Абрамовича Кассиля. На всю жизнь останется для меня примером образ этого чудесного человека, неутомимого газетчика, подлинного патриота и одного из зачинателей советской детской литературы, отдавшего всю свою жизнь, весь свой талант делу воспитания детей и юношества.
Молодые поэты и прозаики тридцатых годов принимали живое участие в работе заводских литературных кружков, выступали на страницах многотиражек, в рабочих и студенческих аудиториях, по командировкам редакций выезжали на новостройки и в колхозы страны. Пафос первых пятилеток вдохновлял молодую литературную смену, и старшее поколение писателей подавало ей достойный пример. В эти годы для меня, как и для многих моих товарищей и сверстников по литературному объединению при журнале "Огонек" (А.Недогонов, Е.Долматовский, Л.Ошанин и др.), равно как и по Литературному институту имени А.М.Горького (К.Симонов, М.Алигер, С.Васильев и др.), стало насущной потребностью творчески откликаться на события времени. У меня вырабатывалось все более активное отношение к жизни, внутренняя потребность черпать свое вдохновение в делах и мыслях современников. Я писал стихи о челюскинцах и папанинцах, о пограничниках и зарубежных пионерах, поднимал свой еще не окрепший поэтический голос против фашизма.
...Есть в пограничной полосе
Неписаный закон:
Мы знаем все, мы знаем всех:
Кто я, кто ты, кто он.
Чтоб не могли в твоем краю
Орудовать враги,
Будь зорче!
Родину свою,
Как око, береги!..
("Враг")
Моя "Итальянская песенка" была посвящена событиям в Абиссинии:
...Я хочу, мой черноглазый,
Чтобы никогда
Ты не знал, сынок, про газы,
От которых люди сразу
Слепнут навсегда.
Что не будешь ты солдатом,
Я мечту таю,
Если будешь ты солдатом
Будешь ты другим солдатом
И в другом бою.
("Итальянская песенка")
В годы героической борьбы испанского народа за свою свободу были написаны стихи об астурийском горняке, погибшем под стенами Мадрида, опубликована антифашистская баллада "Жили три друга-товарища в маленьком городе Эн..." и стихотворение "Испанский мальчишка в Испании жил". Вышла несколькими изданиями поэма "Миша Корольков", посвященная пионеру, попавшему в плен к японцам, захватившим советский пароход.
...Не случится с ним несчастья,
Пионер домой придет:
На глазах Советской власти
Человек не пропадет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12