Заявляю вам, что сказанное мной чистая правда, и этот человек действительно оскорбил божественного Аполлона!
А н т и ф о н т (наигранно). Чего же вам еще надо, уважаемые члены Ареопага? Каких еще иных доказательств вы потребуете, чтобы осудить этого иностранца? Мочиться на статую Аполлона, плеваться на нее, и наносить ему словесные оскорбления, – разве может быть что-либо ужаснее этих деяний?!
М е н е к р а т (вскакивая с места). Баснописец Эзоп должен быть осужден на позорную смерть!
Х е р е й. Вы не посмеете, свидетеля подкупили!
Г о л о с а с м е с т. Смерть осквернителю! Смерть иностранцу!
П р е д с е д а т е л ь (поднимаясь с места). Прошу членов Ареопага проголосовать. Тот, кто голосует за смерть, должен подняться с места. Тот же, кто придерживается противоположного мнения, пусть сидит, как и раньше.
Все ч л е н ы А р е о п а г а встают.
Х е р е й в ужасе закрывает лицо руками.
Э з о п невозмутим и с презрением смотрит на п р и с у т с т в у ю щ и х.
П р е д с е д а т е л ь (обводит взглядом амфитеатр). Итак, все решено. Вы, господин Эзоп, признаны виновным в оскорблении нашего покровителя Аполлона. Судом Ареопага города Дельфы вы приговариваетесь в позорной смерти. Завтра утром вас сбросят с высокой скалы, которая, кстати, расположена рядом со святилищем Мнемозины. Само же святилище будет разрушено, и тем самым хаос и смута, принесенные вами в наш город, исчезнут сами собой. Если хотите, можете сказать свое последнее слово. Не думаю, что у вас еще когда-либо появится возможность выступать перед столь уважаемой аудиторией. Разве что на небесах, в окружении Мнемозины и ее божественных Муз.
Э з о п. Благодарю вас, господин председатель, я воспользуюсь этой возможностью. Баснописец Эзоп привык к разным аудиториям. Он выступал и перед царями, и в жалких придорожных харчевнях, где его слушателями были шлюхи и нищие, скрывающиеся от непогоды в обнимку с кувшином дешевой кислятины. Но такого, господа, собрания жестоковыйных сердец Эзоп не встречал за всю свою жизнь. Вам кажется, что вы львы с отточенными когтями и безжалостными зубами, но на самом деле вы трусливые зайцы, дрожащие от страха при виде маленькой мышки. Вы испугались баснописца Эзопа, который слаб телом, но силен духом, вы одели его в позорные кандалы, опасаясь за свою подмоченную репутацию. Вы страшитесь его язвительных басен, справедливо предполагая, что в них будет сказано о вашем убожестве и позорном образе жизни. И вы справедливо опасаетесь, господа, ибо такие басни уже написаны, и отправлены в разные концы Эллады. Вам не остановить их торжественное шествие из города в город, вам не остановить тот гомерический хохот, который будут они вызывать у людей, увидевших моими глазами ваше ничтожество и ваши пороки. Ваши души, дельфийцы, такие же, как ваши лица, ибо похожи на перезрелые фиги, раздавленные колесом проезжей телеги. Вы действительно тунеядцы, ибо питаетесь крошками с жертвенника Аполлона, и живете за счет остальной Греции. Вы трусливы, ничтожны, и не вызываете ни капельки снисхождения. И это не вы мне выносите приговор, а я, баснописец Эзоп, стоящий здесь перед вами в позорных цепях. Смеясь над вами, я смеюсь над всей человеческой глупостью и всеми пороками, какие только существуют на свете. И вы не сможете заткнуть мне рот ни вашим дешевым судилищем, ни вашей дешевой набожностью, которая на самом деле есть большее оскорбление для богов, чем искренний эзоповский смех. Этот смех, господа, будет звучать в ваших ушах до конца ваших дней, и вы не избавитесь от него даже в Аиде. Начав звучать здесь, он будет звучать уже вечно, до тех пор, пока люди еще умеют читать, и способны открывать книжечки моих басен, написанных искренне и с любовью к богам. С любовью к тебе, божественная Мнемозина, и к вам, бессмертные Музы. Вот он, господа, вот он, язвительней эзоповский смех, который, начавшись здесь, не кончится уже никогда! (Начинает смеяться, запрокинув кверху голову, и подняв вверх руки, закованные в цепи.)
П р е д с е д а т е л ь (испуганно, с т р а ж е). Немедленно увести осужденного!
С т р а ж а уводит Э з о п а, который не перестает смеяться и потрясать закованными в цепи руками.
Смех Э з о п а не умолкает, но, наоборот, звучит все громче и громче, заполняя всю сцену и весь зрительный зал. От него, кажется, нет спасения никому, в том числе и ч л е н а м А р е о п а г а, которые застыли в неестественных позах, заткнув уши, раскрыв рты и широко выпучив глаза, застигнутые врасплох этим безжалостным смехом.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Э з о п в темнице. Входят Х е р е й и К о р и н н а.
Х е р е й (бросается к Э з о п у) . Господин! Вы все-таки добились своего, и угодили в эту темницу. Весь город настроен против вас, все только и ждут завтрашнего утра, когда по приговору суда вас сбросят с высокой скалы. Чернь в Дельфах беснуется, и ждет – не дождется, когда увидит вас бездыханным, распластанным на острых камнях,
Э з о п. Чернь, Херей, беснуется не только в Дельфах, а вообще по всем мире. Она бесновалась раньше, и будет бесноваться до скончания света, которое, очевидно, в итоге наступит. Чернь вообще не умеет ничего, кроме как бесноваться, это ее отличительная черта. Но гораздо опасней, Херей, другая чернь, – та, которая живет во дворцах, и заседает в парламентах, –этой черни, мой дорогой, надо опасаться больше всего, и именно против нее боролся я всю свою жизнь. К сожалению, мой дорогой, этот вид черни невозможно победить ничем, кроме своей собственной смерти. Только лишь вид умирающего певца, только лишь картина растерзанного львами поэта способна на время остановить ее, и дать миру немного передохнуть. Но этот способ останавливать зло слишком дорого обходится певцам и поэтам, – он стоит им собственной жизни,
Х е р е й. Не хотите ли вы сказать, мой господин, что вы специально довели ситуацию до нынешнего состояния, и спровоцировали весь этот судебный процесс, всю эту темницу, и завтрашнюю казнь на рассвете?
Э з о п (с усмешкой). Ах, мой дорогой Херей, в конце-концов человек, который всю жизнь бросался на все, что только шевелится, который перетрахал больше глупцов и невежд, чем их родили все жены в Элладе, – в конце-концов такой человек становится перед выбором: а что же ему трахать еще? И не следует ли закончить этот великий трахательный процесс, этот бесконечно затянувшийся акт одним последним, но оглушительным действием? Таким, чтобы круги от этого акта разошлись далеко по земле, и достигли ее самых дальних концов, а также самых дальних эпох, которые бы восхитились этим последним актом немощного человека, бросившего вызов обстоятельствам и богам. Любой художник, Херей, неизбежно думает о красивом конце, и готовит его, замирая от ужаса и восторга.
Х е р е й. Ах, господин, вы действительно подготовили грандиозный конец, и, возможно, им вы действительно перетрахаете всех глупцов на земле, – разом, и на все времена. Но, может быть, вам стоит повременить? Пятьдесят лет – это еще не тот срок, когда нужно прощаться с жизнью. Тем более, что у нас есть обнадеживающие известия.
К о р и н н а (бросается к Э з о п у). Господин Эзоп, благодаря вам я стала царицей Дельф! Это что-то небывалое и невиданное: я восседала на троне посреди городских площадей, и меня приветствовали толпы народа, заваливая подарками и цветами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
А н т и ф о н т (наигранно). Чего же вам еще надо, уважаемые члены Ареопага? Каких еще иных доказательств вы потребуете, чтобы осудить этого иностранца? Мочиться на статую Аполлона, плеваться на нее, и наносить ему словесные оскорбления, – разве может быть что-либо ужаснее этих деяний?!
М е н е к р а т (вскакивая с места). Баснописец Эзоп должен быть осужден на позорную смерть!
Х е р е й. Вы не посмеете, свидетеля подкупили!
Г о л о с а с м е с т. Смерть осквернителю! Смерть иностранцу!
П р е д с е д а т е л ь (поднимаясь с места). Прошу членов Ареопага проголосовать. Тот, кто голосует за смерть, должен подняться с места. Тот же, кто придерживается противоположного мнения, пусть сидит, как и раньше.
Все ч л е н ы А р е о п а г а встают.
Х е р е й в ужасе закрывает лицо руками.
Э з о п невозмутим и с презрением смотрит на п р и с у т с т в у ю щ и х.
П р е д с е д а т е л ь (обводит взглядом амфитеатр). Итак, все решено. Вы, господин Эзоп, признаны виновным в оскорблении нашего покровителя Аполлона. Судом Ареопага города Дельфы вы приговариваетесь в позорной смерти. Завтра утром вас сбросят с высокой скалы, которая, кстати, расположена рядом со святилищем Мнемозины. Само же святилище будет разрушено, и тем самым хаос и смута, принесенные вами в наш город, исчезнут сами собой. Если хотите, можете сказать свое последнее слово. Не думаю, что у вас еще когда-либо появится возможность выступать перед столь уважаемой аудиторией. Разве что на небесах, в окружении Мнемозины и ее божественных Муз.
Э з о п. Благодарю вас, господин председатель, я воспользуюсь этой возможностью. Баснописец Эзоп привык к разным аудиториям. Он выступал и перед царями, и в жалких придорожных харчевнях, где его слушателями были шлюхи и нищие, скрывающиеся от непогоды в обнимку с кувшином дешевой кислятины. Но такого, господа, собрания жестоковыйных сердец Эзоп не встречал за всю свою жизнь. Вам кажется, что вы львы с отточенными когтями и безжалостными зубами, но на самом деле вы трусливые зайцы, дрожащие от страха при виде маленькой мышки. Вы испугались баснописца Эзопа, который слаб телом, но силен духом, вы одели его в позорные кандалы, опасаясь за свою подмоченную репутацию. Вы страшитесь его язвительных басен, справедливо предполагая, что в них будет сказано о вашем убожестве и позорном образе жизни. И вы справедливо опасаетесь, господа, ибо такие басни уже написаны, и отправлены в разные концы Эллады. Вам не остановить их торжественное шествие из города в город, вам не остановить тот гомерический хохот, который будут они вызывать у людей, увидевших моими глазами ваше ничтожество и ваши пороки. Ваши души, дельфийцы, такие же, как ваши лица, ибо похожи на перезрелые фиги, раздавленные колесом проезжей телеги. Вы действительно тунеядцы, ибо питаетесь крошками с жертвенника Аполлона, и живете за счет остальной Греции. Вы трусливы, ничтожны, и не вызываете ни капельки снисхождения. И это не вы мне выносите приговор, а я, баснописец Эзоп, стоящий здесь перед вами в позорных цепях. Смеясь над вами, я смеюсь над всей человеческой глупостью и всеми пороками, какие только существуют на свете. И вы не сможете заткнуть мне рот ни вашим дешевым судилищем, ни вашей дешевой набожностью, которая на самом деле есть большее оскорбление для богов, чем искренний эзоповский смех. Этот смех, господа, будет звучать в ваших ушах до конца ваших дней, и вы не избавитесь от него даже в Аиде. Начав звучать здесь, он будет звучать уже вечно, до тех пор, пока люди еще умеют читать, и способны открывать книжечки моих басен, написанных искренне и с любовью к богам. С любовью к тебе, божественная Мнемозина, и к вам, бессмертные Музы. Вот он, господа, вот он, язвительней эзоповский смех, который, начавшись здесь, не кончится уже никогда! (Начинает смеяться, запрокинув кверху голову, и подняв вверх руки, закованные в цепи.)
П р е д с е д а т е л ь (испуганно, с т р а ж е). Немедленно увести осужденного!
С т р а ж а уводит Э з о п а, который не перестает смеяться и потрясать закованными в цепи руками.
Смех Э з о п а не умолкает, но, наоборот, звучит все громче и громче, заполняя всю сцену и весь зрительный зал. От него, кажется, нет спасения никому, в том числе и ч л е н а м А р е о п а г а, которые застыли в неестественных позах, заткнув уши, раскрыв рты и широко выпучив глаза, застигнутые врасплох этим безжалостным смехом.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Э з о п в темнице. Входят Х е р е й и К о р и н н а.
Х е р е й (бросается к Э з о п у) . Господин! Вы все-таки добились своего, и угодили в эту темницу. Весь город настроен против вас, все только и ждут завтрашнего утра, когда по приговору суда вас сбросят с высокой скалы. Чернь в Дельфах беснуется, и ждет – не дождется, когда увидит вас бездыханным, распластанным на острых камнях,
Э з о п. Чернь, Херей, беснуется не только в Дельфах, а вообще по всем мире. Она бесновалась раньше, и будет бесноваться до скончания света, которое, очевидно, в итоге наступит. Чернь вообще не умеет ничего, кроме как бесноваться, это ее отличительная черта. Но гораздо опасней, Херей, другая чернь, – та, которая живет во дворцах, и заседает в парламентах, –этой черни, мой дорогой, надо опасаться больше всего, и именно против нее боролся я всю свою жизнь. К сожалению, мой дорогой, этот вид черни невозможно победить ничем, кроме своей собственной смерти. Только лишь вид умирающего певца, только лишь картина растерзанного львами поэта способна на время остановить ее, и дать миру немного передохнуть. Но этот способ останавливать зло слишком дорого обходится певцам и поэтам, – он стоит им собственной жизни,
Х е р е й. Не хотите ли вы сказать, мой господин, что вы специально довели ситуацию до нынешнего состояния, и спровоцировали весь этот судебный процесс, всю эту темницу, и завтрашнюю казнь на рассвете?
Э з о п (с усмешкой). Ах, мой дорогой Херей, в конце-концов человек, который всю жизнь бросался на все, что только шевелится, который перетрахал больше глупцов и невежд, чем их родили все жены в Элладе, – в конце-концов такой человек становится перед выбором: а что же ему трахать еще? И не следует ли закончить этот великий трахательный процесс, этот бесконечно затянувшийся акт одним последним, но оглушительным действием? Таким, чтобы круги от этого акта разошлись далеко по земле, и достигли ее самых дальних концов, а также самых дальних эпох, которые бы восхитились этим последним актом немощного человека, бросившего вызов обстоятельствам и богам. Любой художник, Херей, неизбежно думает о красивом конце, и готовит его, замирая от ужаса и восторга.
Х е р е й. Ах, господин, вы действительно подготовили грандиозный конец, и, возможно, им вы действительно перетрахаете всех глупцов на земле, – разом, и на все времена. Но, может быть, вам стоит повременить? Пятьдесят лет – это еще не тот срок, когда нужно прощаться с жизнью. Тем более, что у нас есть обнадеживающие известия.
К о р и н н а (бросается к Э з о п у). Господин Эзоп, благодаря вам я стала царицей Дельф! Это что-то небывалое и невиданное: я восседала на троне посреди городских площадей, и меня приветствовали толпы народа, заваливая подарками и цветами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13