И случай этот теперь войдет во все учебники космопсихологии и космомедицины, где появится какой-нибудь "синдром Йензена" или что-нибудь в этом роде.
До самого возвращения па Землю все разговоры Ганшина с Юлькой ограничивались самыми необходимыми бытовыми фразами. И только уже в корабле (со старт-спутника на Землю их прихватил рейсовый лунник) Юлька вдруг заговорила.
Они сидели в креслах в самом конце салона, далеко впереди над рядами голов на световом табло горели слова: "Внимание! Пассажиров просят пристегнуть ремни", а ниже выскакивали цифры, показывавшие время, оставшееся до начала посадки:
"17, 10", "17, 09", "17, 08"... Голос у Юльки был тихий, но каждое слово она выговаривала своим звучным, низким контральто, так не вязавшимся со всем се обликом инженю, отчетливо и точно.
- У одного из древних народов, африканских народов, не то в Великом Бенине, не то в Великом Бушонге среди пантеона богов, обычного пантеона, в котором были боги войны, судьбы, любви, был еще один, особо почитаемый - бог Ненастоящего. Каждому, кто поклонялся ему, он давал все. Только ненастоящее. Но кто может всегда отличить настоящее от ненастоящего? Это был великий бог. И страшный бог. Ему ставили идолов - вытесанных из черного базальта огромных истуканов, в глаза которым вставляли агаты. Идолы смотрели на запад, и заходящее солнце кровавило их черные руки и лица и багровыми огнями полыхало в глазах. Он давал все, этот бог. Только попроси. Но он и брал. Брал жизнь. Настоящую.
Ганшин хотел спросить что-то, но промолчал. Молчала и Юлька - уже до самого Мурзука. Молчала так же, как теперь молчала Ора. Ганшин в упор смотрел на нее" Потому что теперь он сказал все, что мог" и было непонятно, что же делать дальше.
* * *
- Спасибо, - сказала наконец Ора.
Ганшин молча кивнул. Они сидели втроем: Ора, Ганшин и мертвый Йензен - за маленьким треугольным столиком с вогнутыми сторонами. Но теперь уже Йензен не мешал Ганшину - человек, так веривший во вторую природу, что это убило его. "Все-таки она его добила..." Кого имела в виду Юлька? Вторую природу? Веру в нее? Ору?
Ору. Ганшин понял это вдруг, не умом, а чутьем, которому поверил сразу и до конца. Вот сидит она и молчит, женщина, которой так нужно было узнать, как умер человек, брошенный ею четыре года назад. Она узнала. И теперь спокойна" потому что знает, потому что все ясно, потому что... Ганшин не додумал до конца. На миг почудилось ему, что это она, Ора, стоит лицом к закату, и последние солнечные лучи кровавят ее узкие пальцы и багрово отблескивают в почему-то не карих, а черных глазах.
- Еще раз спасибо. - Ора задумчиво крутила в пальцах пустой фужер. - И простите, я отняла у вас столько времени...
По тону ее, по взгляду Ганшин понял, что перестал существовать для нее.
Он встал.
- Пустяки. Прощайте, Ора.
Он плечом прорвал тонкую водяную пленку и пошел через зал, снова погруженный в полумрак и наполненный танцующими парами. Только танцевали сейчас что-то быстрое, четкое. Он шел, лавируя между людьми, стряхивая на ходу брызги, орденской перевязью осевшие на пиджаке, а там, позади, оставалась женщина, хрупкая и сильная, влекущая и убивающая. "Все-таки она его добила..." Ненастоящая женщина с ненастоящей любовью. Женщина, с которой можно умереть от одиночества.
Ганшин вышел в холл. Здесь было светло и прохладно. Он похлопал себя по карманам, потом подошел к стоявшему у стены автомату, сунул в прорезь кредитный жетон и, подождав секунду, вынул из лотка хрустящую целлюлозой обертки пачку. На ней был изображен череп с дымящейся сигаретой в зубах. Почти Веселый Роджер. Ганшин хмыкнул, распечатал пачку и закурил.
На улице было уже темно. Ганшин с минуту постоял на ступеньках, потом зашагал по извивающейся дорожке, выложенной белыми квадратными плитами. По сторонам матово отблескивали корой в свете повисших над шоссе "сириусов" березы. Ганшин остановился и приложил ладонь к стволу. Кора была нежная, чуть бархатистая и прохладная. Настоящая.
Ганшин вспомнил руки Оры, руки, двигавшиеся с таким нечеловеческим совершенством, каким мог бы обладать робот или ангел; ее лицо, напряженно-внимательное и такой чужое... Что же надо сделать с человеком, чтобы он перестал верить даже себе... И в Приземелье нашел он своего должника. Ганшин бросил окурок и растер его подошвой. Метафизика! Юлькины бредни.
Хватит! Задел он эта чужие судьбы, и будет. Незачем копаться в них. Все равно никогда и никто не узнает, что же получил - пусть ненастоящее - от этой женщины Йензен и за что он заплатил такой ценой. Или - вернуться?
У самого выхода на шоссе стояла телефонная будка - плексигласовый колпак на трубчатых стойках, похожий на пузырек паука-серебрянки. Ганшин нырнул в этот пузырек, набрал номер. Ему долго не отвечали. Он насчитал восемь, девять, десять гудков... Потом трубку сняли.
- Слушаю. Ганшин молчал.
- Алло! - потом требовательнее: - Алло! Ну, говорите же!
Ганшин подождал еще секунду, потом повесил трубку. Что он мог сказать сейчас Юльке?
Ганшин вышел из будки и медленно, а потом вой быстрее и быстрее зашагал по шоссе к городу. Он убегал, зная, что прав, что так и надо, и зная, что никогда не простит себе этого бегства, убегал, гоня перед собой то исчезавшую, то выраставшую чуть ли не до бесконечности тень.
1 2 3 4 5
До самого возвращения па Землю все разговоры Ганшина с Юлькой ограничивались самыми необходимыми бытовыми фразами. И только уже в корабле (со старт-спутника на Землю их прихватил рейсовый лунник) Юлька вдруг заговорила.
Они сидели в креслах в самом конце салона, далеко впереди над рядами голов на световом табло горели слова: "Внимание! Пассажиров просят пристегнуть ремни", а ниже выскакивали цифры, показывавшие время, оставшееся до начала посадки:
"17, 10", "17, 09", "17, 08"... Голос у Юльки был тихий, но каждое слово она выговаривала своим звучным, низким контральто, так не вязавшимся со всем се обликом инженю, отчетливо и точно.
- У одного из древних народов, африканских народов, не то в Великом Бенине, не то в Великом Бушонге среди пантеона богов, обычного пантеона, в котором были боги войны, судьбы, любви, был еще один, особо почитаемый - бог Ненастоящего. Каждому, кто поклонялся ему, он давал все. Только ненастоящее. Но кто может всегда отличить настоящее от ненастоящего? Это был великий бог. И страшный бог. Ему ставили идолов - вытесанных из черного базальта огромных истуканов, в глаза которым вставляли агаты. Идолы смотрели на запад, и заходящее солнце кровавило их черные руки и лица и багровыми огнями полыхало в глазах. Он давал все, этот бог. Только попроси. Но он и брал. Брал жизнь. Настоящую.
Ганшин хотел спросить что-то, но промолчал. Молчала и Юлька - уже до самого Мурзука. Молчала так же, как теперь молчала Ора. Ганшин в упор смотрел на нее" Потому что теперь он сказал все, что мог" и было непонятно, что же делать дальше.
* * *
- Спасибо, - сказала наконец Ора.
Ганшин молча кивнул. Они сидели втроем: Ора, Ганшин и мертвый Йензен - за маленьким треугольным столиком с вогнутыми сторонами. Но теперь уже Йензен не мешал Ганшину - человек, так веривший во вторую природу, что это убило его. "Все-таки она его добила..." Кого имела в виду Юлька? Вторую природу? Веру в нее? Ору?
Ору. Ганшин понял это вдруг, не умом, а чутьем, которому поверил сразу и до конца. Вот сидит она и молчит, женщина, которой так нужно было узнать, как умер человек, брошенный ею четыре года назад. Она узнала. И теперь спокойна" потому что знает, потому что все ясно, потому что... Ганшин не додумал до конца. На миг почудилось ему, что это она, Ора, стоит лицом к закату, и последние солнечные лучи кровавят ее узкие пальцы и багрово отблескивают в почему-то не карих, а черных глазах.
- Еще раз спасибо. - Ора задумчиво крутила в пальцах пустой фужер. - И простите, я отняла у вас столько времени...
По тону ее, по взгляду Ганшин понял, что перестал существовать для нее.
Он встал.
- Пустяки. Прощайте, Ора.
Он плечом прорвал тонкую водяную пленку и пошел через зал, снова погруженный в полумрак и наполненный танцующими парами. Только танцевали сейчас что-то быстрое, четкое. Он шел, лавируя между людьми, стряхивая на ходу брызги, орденской перевязью осевшие на пиджаке, а там, позади, оставалась женщина, хрупкая и сильная, влекущая и убивающая. "Все-таки она его добила..." Ненастоящая женщина с ненастоящей любовью. Женщина, с которой можно умереть от одиночества.
Ганшин вышел в холл. Здесь было светло и прохладно. Он похлопал себя по карманам, потом подошел к стоявшему у стены автомату, сунул в прорезь кредитный жетон и, подождав секунду, вынул из лотка хрустящую целлюлозой обертки пачку. На ней был изображен череп с дымящейся сигаретой в зубах. Почти Веселый Роджер. Ганшин хмыкнул, распечатал пачку и закурил.
На улице было уже темно. Ганшин с минуту постоял на ступеньках, потом зашагал по извивающейся дорожке, выложенной белыми квадратными плитами. По сторонам матово отблескивали корой в свете повисших над шоссе "сириусов" березы. Ганшин остановился и приложил ладонь к стволу. Кора была нежная, чуть бархатистая и прохладная. Настоящая.
Ганшин вспомнил руки Оры, руки, двигавшиеся с таким нечеловеческим совершенством, каким мог бы обладать робот или ангел; ее лицо, напряженно-внимательное и такой чужое... Что же надо сделать с человеком, чтобы он перестал верить даже себе... И в Приземелье нашел он своего должника. Ганшин бросил окурок и растер его подошвой. Метафизика! Юлькины бредни.
Хватит! Задел он эта чужие судьбы, и будет. Незачем копаться в них. Все равно никогда и никто не узнает, что же получил - пусть ненастоящее - от этой женщины Йензен и за что он заплатил такой ценой. Или - вернуться?
У самого выхода на шоссе стояла телефонная будка - плексигласовый колпак на трубчатых стойках, похожий на пузырек паука-серебрянки. Ганшин нырнул в этот пузырек, набрал номер. Ему долго не отвечали. Он насчитал восемь, девять, десять гудков... Потом трубку сняли.
- Слушаю. Ганшин молчал.
- Алло! - потом требовательнее: - Алло! Ну, говорите же!
Ганшин подождал еще секунду, потом повесил трубку. Что он мог сказать сейчас Юльке?
Ганшин вышел из будки и медленно, а потом вой быстрее и быстрее зашагал по шоссе к городу. Он убегал, зная, что прав, что так и надо, и зная, что никогда не простит себе этого бегства, убегал, гоня перед собой то исчезавшую, то выраставшую чуть ли не до бесконечности тень.
1 2 3 4 5