Прошу вас, помогите нам.
Цыганский король наклонился и сжал руки Сабины в своих.
— Послушайте, Сабина, — сказал он. — Вам не нужно умолять меня. Я хочу помочь вам, и я вам помогу.
— Поможете? О, спасибо, спасибо! — воскликнула Сабина. — Если бы вы только знали, что это для меня значит. Я всегда чувствовала, что каким-то образом вы меня не подведете, и как же я была права!
— Почему вы это чувствуете? — спросил цыганский король.
— Я не знаю, — ответила Сабина. — В вас есть что-то такое… всегда было… что заставляет меня доверять вам, чувствовать, что вы все поймете.
— А другие люди, наверное, не поняли вас? — спросил он.
Сабина отвернулась и высвободила руки.
— Некоторые… очень… нетерпимы к слабости и глупости других.
— Возможно, они не понимают и других вещей, — сказал цыган. — Например, как вы прекрасны, когда улыбаетесь, как трогательно печальны ваши глаза, когда вы грустны. Вы разве не знаете, что ваши глаза темнеют, когда вы напуганы, а когда вы счастливы, они светлеют и начинают сиять так, что все ваше лицо преображается?
Сабина глубоко вздохнула и поднялась.
— Я должна… идти, — торопливо сказала она. А вы пойдете… и найдете Катишу? Вы заставите ее вернуть деньги… немедленно?
— Вы уходите, потому что чувствуете, что должны так поступить? — спросил цыган. — Или потому, что боитесь меня слушать?
— Боюсь? — тихонько переспросила Сабина.
— Да, боитесь, — подтвердил он. — Вы убегаете, Сабина. Убегаете потому, что ваше сердце велит вам остаться.
Сабина замерла. Она ничего не ответила ему и потупила взгляд, уставившись на свои руки, в которых теребила перчатки для верховой езды.
— Неужели вам нечего мне сказать? — спросил он. Его голос был низкий и ласковый.
Она обернулась. Ее лицо было очень бледно, а губы слегка подрагивали.
— Да… мне есть что вам сказать, — сказала она. — Я хочу вас еще кое о чем попросить.
— О чем же? — спросил он.
— Пожалуйста… пожалуйста, не заставляйте меня… влюбляться в… вас.
Это был крик, который, казалось, исходил прямо из глубины ее души, — крик ребенка, который боится темноты. Он молча смотрел на нее. Мгновение никто из них не шевелился. Затем едва слышно он произнес:
— Разве уже не слишком поздно? Она отвела глаза.
— Да, слишком поздно, Сабина, — продолжал он. — Слишком поздно уходить, стараться забыть, что мы встретили друг друга, притворяться, что мы не стояли вместе и не разговаривали, что наши глаза не встречались и не говорили друг другу вещи, которые наши губы не смели даже прошептать. И я думаю, моя дорогая, если вы честны сами с собой, вы уже немножко меня любите.
— Нет! Нет! — прошептала Сабина.
— Тогда почему, — спросил он, — вы так дрожите? Почему я вижу, как бьется эта вот жилка на вашей шее, словно вы взволнованы? Да, взволнованы, Сабина, тем, что находитесь так близко от меня.
— Это… неправда! — простонала она. — Это неправда!
Вы клянетесь? — спросил он. — Поклянитесь сейчас, глядя мне в глаза. Неужели вы скажете, что с момента, как мы встретились, я ничего для вас не значил, что вы никогда не думали обо мне, что вы никогда не хотели увидеть меня вновь? Произнесите это четко и без колебаний, и я уйду из вашей жизни — и никогда в нее не вернусь.
— Я… не прошу… вас… об этом, — пробормотала Сабина.
— Но вы просили меня не заставлять вас влюбляться в себя, — продолжал цыган. — А я говорю вам, Сабина, что слишком поздно. Я даже не прикасаюсь к вам, а все же вы дрожите, словно я держу вас в своих объятиях. Ваше сердце быстро бьется, и вы тяжело дышите, словно ваши губы близко от моих. Я не прикасаюсь к вам, Сабина, и все же я думаю, что в глубине души вы хотите, чтобы я коснулся вас.
Она вскинула голову, предприняв последнюю попытку протестовать, и смело взглянула ему в лицо. Ее глаза были широко открыты, и в них был свет, который она не могла скрыть, да и выражение ее лица выдало всю правду. Мгновение она только дрожала, а затем почувствовала внезапный огонь ликования, который вдруг вспыхнул внутри и разлился по всему телу. Один его вид вызывал в ней восхищение и заставлял трепетать, словно он и в самом деле держал ее в своих объятиях.
И тут весь мир будто замер. В эту самую секунду их души были так близки, что они позабыли, что были двумя разными существами, а не единым целым. Наконец, словно человеческая природа не выдержала такого напряжения, он опустился на колени перед ней и поднес подол ее юбки к своим губам.
— Я люблю вас, Сабина, — сказал он. — Я у ваших ног. Я не буду навязываться вам или заключать вас в свои объятия, если это будет против вашей воли. Потому что я люблю вас так глубоко, я знаю, что ми предназначены друг другу, вы и я, — я не поцелую вас, пока вы сами не попросите меня, словом или делом. Но я был бы слеп, глух, глуп и недостоин вашей любви и своей, если бы не знал, что и вы тоже немного меня любите, как бы вы ни хотели это скрыть.
— Я… мы не можем… мы не должны… — пролепетала Сабина.
— Вы не должны, вы хотите сказать, — ответил цыган. — И все же почему нет? Я — мужчина. Я вас люблю. Я не могу предложить вам такую же жизнь, то же положение, которое может предложить вам лорд Тетфорд, зато я могу подарить вам счастье.
— О, прошу вас… — взмолилась Сабина. — Вы… не понимаете. — Она закрыла лицо руками и, отвернувшись от стоящего перед ней на коленях мужчины, опустилась в кресло.
— Дорогая, я заставил вас плакать! — воскликнул цыган. — Какой я глупец! Верьте, я не желаю вам ничего, кроме счастья!
— Я… я полагаю, я плачу от счастья, — ответила Сабина. — Я плачу потому, что вы так добры, так отзывчивы, так милы со мной. Если бы мы только встретились на несколько месяцев раньше! Но теперь… теперь слишком… слишком поздно!
Цыган поднялся с колен, посмотрел сверху вниз на ее опущенную голову, и на его лице появилось выражение любопытства.
— Почему слишком поздно? — спросил он.
— По… многим причинам, — прерывисто ответила Сабина. — Мама… так довольна, и есть… остальные девочки.
— Гарриет, Меллони, Ангелина и Клер, — перечислил цыган.
— Да… все… они, — ответила Сабина. — О, я знаю, Артур сказал, что не собирается… многое для них делать после того, как мы поженимся, но, возможно, мне удастся заставить его передумать. В любом случае они смогут распоряжаться многими моими вещами… одеждой, всеми деньгами, которые только у меня есть… И они смогут приехать и остаться у нас в доме. Они… и мама… рассчитывают на это!
— И это ни в какое сравнение не идет с гостеприимством цыганского лагеря.
Сабина вспыхнула и убрала руки от лица.
— Нет, дело не в этом! — горячо воскликнула она. — Вы не должны думать, что я отказываю вам потому, что вы цыган, или потому, что я стыжусь вас. Я была бы очень горда, горда быть вашей… — Слова смолкли.
Цыган наклонился вперед.
— Скажите же, — подтолкнул он. — Произнесите эти слова, любовь моя, слова, которые я мечтаю услышать из ваших уст.
— Но я не должна, — запротестовала Сабина. — Как вы не понимаете? Мы не должны даже… думать об этом… я помолвлена с Артуром… и я должна выйти за него замуж. Кроме того, Гарри должен ему… сотню фунтов.
— О, дорогая, какой же вы ребенок, — ласково произнес цыган. — Неужели вы думаете, что сотня фунтов имеет хоть какое-нибудь значение, когда речь идет о всей вашей жизни? Уедемте со мной. Позвольте мне показать вам, что значит счастье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Цыганский король наклонился и сжал руки Сабины в своих.
— Послушайте, Сабина, — сказал он. — Вам не нужно умолять меня. Я хочу помочь вам, и я вам помогу.
— Поможете? О, спасибо, спасибо! — воскликнула Сабина. — Если бы вы только знали, что это для меня значит. Я всегда чувствовала, что каким-то образом вы меня не подведете, и как же я была права!
— Почему вы это чувствуете? — спросил цыганский король.
— Я не знаю, — ответила Сабина. — В вас есть что-то такое… всегда было… что заставляет меня доверять вам, чувствовать, что вы все поймете.
— А другие люди, наверное, не поняли вас? — спросил он.
Сабина отвернулась и высвободила руки.
— Некоторые… очень… нетерпимы к слабости и глупости других.
— Возможно, они не понимают и других вещей, — сказал цыган. — Например, как вы прекрасны, когда улыбаетесь, как трогательно печальны ваши глаза, когда вы грустны. Вы разве не знаете, что ваши глаза темнеют, когда вы напуганы, а когда вы счастливы, они светлеют и начинают сиять так, что все ваше лицо преображается?
Сабина глубоко вздохнула и поднялась.
— Я должна… идти, — торопливо сказала она. А вы пойдете… и найдете Катишу? Вы заставите ее вернуть деньги… немедленно?
— Вы уходите, потому что чувствуете, что должны так поступить? — спросил цыган. — Или потому, что боитесь меня слушать?
— Боюсь? — тихонько переспросила Сабина.
— Да, боитесь, — подтвердил он. — Вы убегаете, Сабина. Убегаете потому, что ваше сердце велит вам остаться.
Сабина замерла. Она ничего не ответила ему и потупила взгляд, уставившись на свои руки, в которых теребила перчатки для верховой езды.
— Неужели вам нечего мне сказать? — спросил он. Его голос был низкий и ласковый.
Она обернулась. Ее лицо было очень бледно, а губы слегка подрагивали.
— Да… мне есть что вам сказать, — сказала она. — Я хочу вас еще кое о чем попросить.
— О чем же? — спросил он.
— Пожалуйста… пожалуйста, не заставляйте меня… влюбляться в… вас.
Это был крик, который, казалось, исходил прямо из глубины ее души, — крик ребенка, который боится темноты. Он молча смотрел на нее. Мгновение никто из них не шевелился. Затем едва слышно он произнес:
— Разве уже не слишком поздно? Она отвела глаза.
— Да, слишком поздно, Сабина, — продолжал он. — Слишком поздно уходить, стараться забыть, что мы встретили друг друга, притворяться, что мы не стояли вместе и не разговаривали, что наши глаза не встречались и не говорили друг другу вещи, которые наши губы не смели даже прошептать. И я думаю, моя дорогая, если вы честны сами с собой, вы уже немножко меня любите.
— Нет! Нет! — прошептала Сабина.
— Тогда почему, — спросил он, — вы так дрожите? Почему я вижу, как бьется эта вот жилка на вашей шее, словно вы взволнованы? Да, взволнованы, Сабина, тем, что находитесь так близко от меня.
— Это… неправда! — простонала она. — Это неправда!
Вы клянетесь? — спросил он. — Поклянитесь сейчас, глядя мне в глаза. Неужели вы скажете, что с момента, как мы встретились, я ничего для вас не значил, что вы никогда не думали обо мне, что вы никогда не хотели увидеть меня вновь? Произнесите это четко и без колебаний, и я уйду из вашей жизни — и никогда в нее не вернусь.
— Я… не прошу… вас… об этом, — пробормотала Сабина.
— Но вы просили меня не заставлять вас влюбляться в себя, — продолжал цыган. — А я говорю вам, Сабина, что слишком поздно. Я даже не прикасаюсь к вам, а все же вы дрожите, словно я держу вас в своих объятиях. Ваше сердце быстро бьется, и вы тяжело дышите, словно ваши губы близко от моих. Я не прикасаюсь к вам, Сабина, и все же я думаю, что в глубине души вы хотите, чтобы я коснулся вас.
Она вскинула голову, предприняв последнюю попытку протестовать, и смело взглянула ему в лицо. Ее глаза были широко открыты, и в них был свет, который она не могла скрыть, да и выражение ее лица выдало всю правду. Мгновение она только дрожала, а затем почувствовала внезапный огонь ликования, который вдруг вспыхнул внутри и разлился по всему телу. Один его вид вызывал в ней восхищение и заставлял трепетать, словно он и в самом деле держал ее в своих объятиях.
И тут весь мир будто замер. В эту самую секунду их души были так близки, что они позабыли, что были двумя разными существами, а не единым целым. Наконец, словно человеческая природа не выдержала такого напряжения, он опустился на колени перед ней и поднес подол ее юбки к своим губам.
— Я люблю вас, Сабина, — сказал он. — Я у ваших ног. Я не буду навязываться вам или заключать вас в свои объятия, если это будет против вашей воли. Потому что я люблю вас так глубоко, я знаю, что ми предназначены друг другу, вы и я, — я не поцелую вас, пока вы сами не попросите меня, словом или делом. Но я был бы слеп, глух, глуп и недостоин вашей любви и своей, если бы не знал, что и вы тоже немного меня любите, как бы вы ни хотели это скрыть.
— Я… мы не можем… мы не должны… — пролепетала Сабина.
— Вы не должны, вы хотите сказать, — ответил цыган. — И все же почему нет? Я — мужчина. Я вас люблю. Я не могу предложить вам такую же жизнь, то же положение, которое может предложить вам лорд Тетфорд, зато я могу подарить вам счастье.
— О, прошу вас… — взмолилась Сабина. — Вы… не понимаете. — Она закрыла лицо руками и, отвернувшись от стоящего перед ней на коленях мужчины, опустилась в кресло.
— Дорогая, я заставил вас плакать! — воскликнул цыган. — Какой я глупец! Верьте, я не желаю вам ничего, кроме счастья!
— Я… я полагаю, я плачу от счастья, — ответила Сабина. — Я плачу потому, что вы так добры, так отзывчивы, так милы со мной. Если бы мы только встретились на несколько месяцев раньше! Но теперь… теперь слишком… слишком поздно!
Цыган поднялся с колен, посмотрел сверху вниз на ее опущенную голову, и на его лице появилось выражение любопытства.
— Почему слишком поздно? — спросил он.
— По… многим причинам, — прерывисто ответила Сабина. — Мама… так довольна, и есть… остальные девочки.
— Гарриет, Меллони, Ангелина и Клер, — перечислил цыган.
— Да… все… они, — ответила Сабина. — О, я знаю, Артур сказал, что не собирается… многое для них делать после того, как мы поженимся, но, возможно, мне удастся заставить его передумать. В любом случае они смогут распоряжаться многими моими вещами… одеждой, всеми деньгами, которые только у меня есть… И они смогут приехать и остаться у нас в доме. Они… и мама… рассчитывают на это!
— И это ни в какое сравнение не идет с гостеприимством цыганского лагеря.
Сабина вспыхнула и убрала руки от лица.
— Нет, дело не в этом! — горячо воскликнула она. — Вы не должны думать, что я отказываю вам потому, что вы цыган, или потому, что я стыжусь вас. Я была бы очень горда, горда быть вашей… — Слова смолкли.
Цыган наклонился вперед.
— Скажите же, — подтолкнул он. — Произнесите эти слова, любовь моя, слова, которые я мечтаю услышать из ваших уст.
— Но я не должна, — запротестовала Сабина. — Как вы не понимаете? Мы не должны даже… думать об этом… я помолвлена с Артуром… и я должна выйти за него замуж. Кроме того, Гарри должен ему… сотню фунтов.
— О, дорогая, какой же вы ребенок, — ласково произнес цыган. — Неужели вы думаете, что сотня фунтов имеет хоть какое-нибудь значение, когда речь идет о всей вашей жизни? Уедемте со мной. Позвольте мне показать вам, что значит счастье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61