Симонетта издала невнятный то ли вздох, то ли смешок…
И внезапно расплакалась. Она так долго сдерживалась!
Слезы ручьем текли по ее щекам. Уткнувшись лицом в плечо Пьера, она рыдала, рыдала и никак не могла остановиться.
Глава 7
— Все хорошо, успокойся, дорогая моя. Все хорошо! — шептал Пьер, пока Симонетта безуспешно пыталась справиться со слезами.
То были слезы облегчения. Вместе с ними уходили все страдания, разочарования и отчаяние этого вечера.
— Все хорошо, успокойся! — уговаривал ее Пьер. — Мы поженимся, и я не допущу, чтобы моя маленькая Венера стала несчастна.
— Я… не… несчастна, — с усилием выговорила Симонетта. — Я… счастлива… Пьер… но я думала, мне… нельзя… будет выйти за тебя замуж.
— Ты будешь моей женой, и я сделаю все, чтобы ты никогда больше не плакала, — с этими словами Пьер повернул ее лицо к себе и стал поцелуями осушать ее слезы.
Симонетта вся затрепетала от прикосновения его губ, словно жизнь возвращалась к ней.
Опять ее охватывал прежний восторг, и любимый увлекал ее в неведомые дали, где ее ждало чудо. Быть рядом с ним, принадлежать ему — разве это не чудо?
«Я люблю его… люблю его… люблю его!» — стучало ее сердце.
Откуда-то издалека к Симонетте пришла мысль, что ей следовало бы все-таки объяснить ему, почему вдруг оказалось, что нет никаких преград для их бракосочетания.
— ..Пьер… — начала она.
Но именно в этот миг они услышали шаги на дороге.
Она оцепенела.
Но тут Симонетта узнала фигуру отца, который направлялся из деревни к дому.
Стремительно выскользнув из объятий Пьера, девушка наклонилась над разрушенной галереей храма и тихо позвала, опасаясь, что ее может услышать граф, если он еще находится где-то поблизости:
— Папа! Папа!
Она не сомневалась, что и отец, и Пьер замерли, услышав ее зов.
— Папа! — снова окликнула девушка отца почему-то еще тише.
— Симонетта? — удивился герцог. — Где ты? Как вообще ты здесь оказалась?
Симонетта остановилась, ожидая у входа в храм.
Герцог направился к ней, пробравшись сквозь лавандовую изгородь.
— Что случилось? Почему ты не спишь?
Увидев Пьера, который появился за спиной Симонетты, он резко спросил:
— А это еще кто?
Симонетта взяла отца за руку.
— Послушай, папа, — начала она прерывающимся голосом, — не успел… ты уйти… в селение, как граф де Лаваль… подъехал в карете с двумя своими людьми… Он задумал… похитить меня и… увезти… силой.
Она заметила недоумение во взгляде отца, словно он не в, силах был поверить ни единому слову дочери.
— Увезти… силой… с собой? — переспросил он, повышая голос. — Какого дьявола, что ты хочешь этим сказать?!
Симонетта крепко сжала его руку.
— Не так громко… папа! Граф и его люди… могут быть в доме! Я… выскочила… в окно… и убежала. Я была просто в ужасе… Герцог де Монтрей… помог мне.
— Ничего подобного никогда не слышал, — гневно проговорил герцог.
— Но это все правда, сэр, — негромко вступил в разговор Пьер.
Герцог посмотрел на молодого человека, стоявшего на ступенях храма.
— Это вы герцог де Монтрей? Должно быть, это с вашим отцом я встречался на скачках.
От Симонетты не укрылось удивленное выражение лица Пьера, и, едва сдерживая смех, она пояснила отцу:
— Я… не… говорила ему… кто мы…
— Ему и не обязательно это знать, — возмущенно прервал ее отец, недовольный разоблачением их инкогнито. — Впрочем, если он был столь великодушен, что защитил тебя от этой свиньи Лаваля, я, естественно, чрезвычайно ему благодарен.
— И я… тоже, — пробормотала Симонетта.
— Благодарю вас, — повернулся герцог к Пьеру, — и хотя мне вовсе не хотелось бы, чтобы об этом знали здесь, в Ле-Бо, имею честь представиться — герцог Фарингем!
Глядя на пораженного Пьера, Симонетта уже не могла удержаться от смеха.
Пьер издал какой-то нечленораздельный звук, но для нее это прозвучало как победная песнь, которая уносила ее в звездное небо, где хор ангелов небесных пел песнь любви, подобную тем, что слагали трубадуры.
Стоя перед зеркалом в спальне и разглядывая свое отражение, Симонетта размышляла, сочтет ли Пьер, что она достаточно красива, чтобы носить его имя.
Она отослала экономку и горничных, которые помогали ей одеться. Было еще рано, и отец не был готов сопровождать ее в часовню. Ей же хотелось хоть несколько минут побыть одной.
За порогом этой комнаты ее ждало счастье.
Счастье, о котором она и не мечтала.
Сейчас все, что произошло с ними, казалось чудесной сказкой, в которой все препятствия, стоявшие у них на пути, исчезли по мановению волшебной палочки.
Семья Пьера принадлежала к высшей аристократии, чрезвычайно гордилась своими предками и фанатично оберегала честь рода.
Если бы Пьер ввел безродную юную художницу в их нормандский замок как жену главы рода, все члены семьи объединились бы против нее, и жизнь Симонетты стала бы невыносимой.
Даже любовь Пьера не спасла бы ее от страданий, не оградила бы от презрительных усмешек, язвительных замечаний, не помешала бы его родне полностью игнорировать ее.
Но дочь герцога, семья которого была известна в Англии ничуть не меньше, нежели семья Монтрей во Франции, — это нечто иное. Симонетту приняли с распростертыми объятиями.
Отныне можно было не опасаться, что прекратится род, известный со времен Карла Великого.
— Какая несправедливость! — заметила Симонетта. — Ведь какое бы имя я ни носила, я все равно остаюсь сама собой!
— Я убежден, бесценное мое сокровище, со временем они полюбили бы тебя. Но люди есть люди. Слава Богу, что нам дано пройти наикратчайшим путем к нашему счастью.
— Ты решил меня оставить, зная, что не можешь жениться на мне. Но и я знала, что мне не позволят выйти замуж за некоего Пьера Валери.
— И все-таки, любимая моя, я уверен: даже если бы весь мир объединился против нас, наша любовь все равно восторжествовала бы.
Пьер обнял любимую и продолжал:
— Но я готов на коленях благодарить Бога, Судьбу, даже этого мерзавца графа за то, что мы можем связать свои судьбы с благословения всех, кто нас любит.
Симонетта воскликнула:
— Представь только! Вдруг бы ты… покинул Ле-Бо! И тогда, даже если бы графу не удалось… увезти меня в Париж, мы с папой… вернулись бы домой… в Англию, и я никогда… никогда больше не увидела бы тебя!
Молодой человек так крепко сжал ее в своих объятиях, что Симонетта едва не задохнулась.
— Не смей об этом думать! Ты — моя, если когда-нибудь кто-нибудь попытается дотронуться до тебя, клянусь, я убью его!
И Пьер принялся целовать Симонетту. Страстно, неистово, требовательно. Он словно заново переживал страх потерять ее.
Труднее всего было объяснить отцу, каким образом герцог Монтрей, которого она якобы впервые повстречала в тот роковой вечер, оказался именно тем человеком, которого она полюбила всем сердцем и за которого желала выйти замуж.
В тот вечер отец с Пьером вернулись в дом, соблюдая меры предосторожности на случай, если граф и его люди еще не убрались оттуда.
Обнаружив, что все в порядке, мужчины выпили вина, а после того как каждый из них, не стеснясь в выражениях, выразил свое отношение к поведению графа, они почувствовали себя друзьями.
Более того, наутро они все вместе покинули Ле-Бо в одной карете и на одном поезде добрались до Парижа.
В Париже Пьер отправился в свой дом, а герцог предпочел остановиться с дочерью в той же самой тихой гостинице, в которой они останавливались по пути в Ле-Бо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30