Она вспомнила виллу, которая принадлежала отцу, пока не надоела ему, и прекрасную флорентинку, обществом которой он наслаждался, пока и это ему не приелось.
«Неужели любовь всегда так недолговечна?» — подумала Дарсия.
— Вы что-то затосковали, — неожиданно сказал граф. — Я никогда раньше не видел выражения грусти на вашем лице.
— Откуда вы знаете, что я чувствую в этот момент?
— У вас очень выразительные глаза, Дарсия, — ответил он, — и вы знаете, что нам часто не нужно слов, чтобы понять друг друга.
— Да, вы правы.
— Я многое понимаю в вас, — продолжал он, — и поэтому меня расстраивает, что между нами существуют барьеры, которые я не могу преодолеть, а вы до сих пор не хотите довериться мне.
Дарсия улыбнулась:
— Может быть, когда-нибудь позже.
— Ненавижу полуобещания! — резко сказал граф. — И мне не нравится, что я никогда не могу быть уверен, что увижу вас снова.
— Я всегда возвращаюсь, как та монетка из пословицы, — отшутилась Дарсия.
— Совсем неподходящее сравнение, — возразил граф. — Вы больше похожи на светлячка в темноте или, может быть, на звезду, мерцающую в ночном небе. Ваши глаза воодушевляют и окрыляют меня.
— Им и вправду дана такая власть над вами? — поддразнила его Дарсия.
— Еще совсем недавно я ответил бы отрицательно, — сказал граф. — Но теперь, ближе узнав вас, я говорю — да.
От того, как он произнес эти слова, у Дарсии перехватило дыхание, и сердце в груди замерло.
Время пролетело незаметно. Им было о чем поговорить, над чем посмеяться. Но они торопились успеть на встречу и не стали смотреть картины в других комнатах.
— Если вы не против, мы поедем в моей карете, — сказала Дарсия. Граф не возражал.
В холле она надела плащ и вновь накинула на волосы шифоновую косынку, обернув ее вокруг шеи.
Граф подумал, что она напоминает прекрасную леди Гамильтон с портрета Ромни, но не сказал этого, а только молча помог ей сесть в карету.
— Куда мы направляемся? — обратился он к ней, когда лошади, объехав площадь, повернули в сторону Беркли-сквер.
— В «Золотой грифон», — ответила Дарсия. Граф окаменел.
— В «Золотой грифон»? — повторил он невольно. — Мне не подобает вести вас в такое место!
— Если быть точным, не вы, а я везу вас туда! — поправила его Дарсия. — Мистер Куинси остановился там. Если не ошибаюсь, он всегда останавливается в этой гостинице, когда приезжает в Лондон из своего поместья — по крайней мере последние двадцать пять лет.
Граф пожал плечами, но вслух ничего не сказал. Когда карета остановилась перед «Золотым грифоном», Дарсия почувствовала, что ей становится страшновато.
Здание внешне выглядело вполне пристойно и скромно. Не было ничего примечательного и в вестибюле гостиницы. Дарсия подошла к портье, чтобы справиться относительно мистера Куинси.
Она благодарила судьбу, что когда заходила в гостиницу, поблизости никого не было, кроме служащих «Золотого грифона».
Если бы кто-нибудь увидел графиню Созе в заведении, имеющем столь сомнительную репутацию, этот неблагоразумный поступок стал бы предметом обсуждения во всех домах Мэйфэйра на следующее утро.
Портье вежливо поклонился ей и произнес:
— Мистер Куинси ожидает вас, мэм.
Он протянул ей карточку, на которой был написан номер комнаты, и, держа ее в руке, Дарсия быстро направилась к лестнице, сопровождаемая графом.
Она несла еще кое-что — небольшой сверток, упакованный в тонкую бумагу и перевязанный ленточкой.
Она взяла его с переднего сиденья в карете, когда они повернули на Сент-Джеймс-стрит.
— Что это? — поинтересовался граф.
— Подарок мистеру Куинси.
— Позвольте, я понесу его.
— Нет-нет, там очень хрупкая вещь, — ответила она, — я не могу доверить ее никому.
— Считаю это оскорблением, — сказал граф. — Когда я покажу вам фарфор, который собираюсь перевезти в свой дом, кое-что из розового севрского, вы пожалеете о своих словах.
— Розовый севрский! — воскликнула Дарсия. — У вас действительно он есть?
— Не так много, как хотелось бы, — ответил граф. — Его подарила одному из моих предков сама мадам Помпадур!
Дарсия восхищенно вздохнула, и этот вздох сказал графу больше, чем любые слова.
Дарсия с удовольствием отдала бы графу эти часы-игрушку без всякой секретности, но только задуманная ею интрига могла спасти его от леди Каролины.
Они поднялись наверх и пошли по слабо освещенному коридору. Дарсия остановилась и взглянула на карточку, которую держала в руке, притворяясь, что с трудом разбирает написанное:
— Номер 13. Вот эта комната. Не стучите. Сразу же входите.
Сказав это, она отступила на шаг, и граф открыл дверь. Комната предстала перед ним как театральная сцена. В центре стоял стол, накрытый на двоих, а в глубине — широкая низкая кушетка с разбросанными на ней шелковыми подушками. На ней обнимались двое. Когда дверь открылась, они вздрогнули и повернулись к непрошеному гостю.
Дарсия мельком увидела леди Каролину, слегка растрепанную, но все равно прекрасную, в объятиях лорда Арклея, который был в одной рубашке. Она не стала их разглядывать и быстро пошла дальше по коридору, уверенная, что граф так и остался стоять в дверном проеме, не в силах пошевелиться. Он сумел догнать ее, только когда она дошла до угла коридора.
— Простите, — сказала Дарсия, не давая ему заговорить, — Я теперь поняла, что номер комнаты — 15. Плохой почерк, да и света здесь маловато.
Они стояли как раз напротив комнаты номер 15. Граф молчал, и, даже не глядя на него, Дарсия знала, что его губы плотно сжаты и он сердито хмурится.
Не дожидаясь его, она сама открыла дверь. Перед ней стоял мистер Кертис.
— Добрый вечер, мисс, — сказал он почтительным тоном, каким обычно говорят старшие слуги, — мистер Куинси с нетерпением ждет вас, но, надеюсь, ваш визит не затянется. Он неважно себя чувствует, и доктор настаивает, чтобы он отдохнул.
— Мы задержимся ни минутой дольше, чем это необходимо, — ответила Дарсия и прошла в глубь комнаты. В самом дальнем ее углу в кресле сидел старик; ноги его были укутаны пледом. Свет лампы падал на стол, оставляя его лицо в тени. На столе стояло то, за чем они пришли.
Замысловатая, с красиво подобранными цветами эмаль основания и сама птичка были так искусно задуманы и выполнены, что могли быть сотворены только рукою мастера.
— Мне жаль, что вам нездоровится, дорогой мистер Куинси, — ласково произнесла Дарсия.
— Это годы, — ответил старик прерывающимся голосом, — так бывает со всеми, но вам еще рано об этом думать.
На столе рядом с часами лежал ключик. Дарсия вставила его, повернула, и сразу же полились звуки, нежные и мелодичные, как пение настоящей птицы.
Внутри золоченой клетки маленькая птичка с бирюзовыми и малиновыми перышками открывала и закрывала желтый клювик, вертелась на жердочке, распушала хвостик, а когда музыка должна была вот-вот кончиться, ее крылья полностью распахнулись, показав ее оперение во всем великолепии. Прозвучала последняя нота, и птичка, только что казавшаяся живой, замерла.
— Восхитительно! Просто восхитительно! — восклицал граф.
Он повернулся к мистеру Куинси, чтобы сказать:
— Как мне благодарить вас, сэр, за то, что вы позволили…
Он взглянул на старика и понял, что тот спит.
— Он очень стар, — прошептала Дарсия. — Оставьте чек на столе, он найдет его, когда проснется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32