На аэродроме они провели почти всю вторую половину дня, а затем Фенеле был вручен пропуск на девять часов утра следующего дня.
— А как вы думаете, смогу я когда-нибудь делать на должном уровне ту работу, которую мне поручат? — спросила она у Николаса, когда они уже направлялись домой в автомобиле.
— Совершенно уверен в том, что сможете, — ответил тот. — И не беспокойтесь ни о чем. Мастер научит вас всему.
— А вы не думаете о том, что мое присутствие может не понравиться другим рабочим? Ведь они могут подумать, что я приставлена шпионить за ними по вашему поручению или по поручению Дика.
— Я бы счел это маловероятным. Все они любят Дика, но поначалу, как говорится, мне надо быть осмотрительней.
— Я все буду делать хорошо.
— На самом деле мне ненавистно то, что вам придется работать, — внезапно сказал ей Николас, когда они ехали по узкой, окруженной деревьями дорожке, которая вела в Уэтерби-Корт.
— Почему? — удивленно спросила Фенела.
Я считаю, что любой мужчина был бы не в восторге от того, что его жене приходится работать, — ответил Николас. — Это довольно больно бьет по нашему мужскому самолюбию. Но неизмеримо хуже бывает тогда, когда сам мужчина физически не способен работать в такой ситуации.
— Но вы ведь работаете, — успокаивала его Фенела. — Вы же слышали, что мне сегодня сказал Дик, и, кроме того, Николас, я думаю, что это просто замечательно — изобрести такую важную машину, как «Кобра»!
Она говорила взволнованно, немного побаиваясь, что покажется ему слишком сентиментальной, и слегка смущаясь оттого, что должна вслух выражать оценку собственного мужа.
— Благодарю вас, — тихо проговорил Николас, а затем добавил: — Между прочим, не говорите об этом никому, хорошо? Даже моей матери.
— Но она, разумеется, знает?
— Кое-что ей известно, но не так много, как вам. Она знает, что я вожусь здесь кое с чем, но на самом деле ей совершенно ничего не известно о том, что я приложил свою руку к изобретению «Кобры», — да и вообще, она абсолютно ничего не понимает в самолетах.
И тут Фенела внезапно испытала большую радость. Хоть это и казалось ей недостойным, она не могла не обрадоваться тому, что в одном все-таки одержала верх над своей властной свекровью.
— Фенела, — обратился к ней Николас через какое-то время, — вы стали хотя бы чуть-чуть счастливее?
Только большим усилием воли Фенела заставила себя произносить слова, отвечая на его вопрос; хотя сердце ее в этот момент буквально кричало о том, что она говорит неправду.
— Я очень счастлива, Николас.
— Хорошо. И вы рады, что вышли за меня замуж?
В этот раз ответить ему было совершенно невозможно, потому что она никак не могла заставить себя дать ему тот ответ, на который он надеялся.
Вместо ответа Фенела смотрела прямо перед собой — туда, где забранные частым переплетом окна дома блестели в лучах клонившегося к закату солнца.
— Нам обязательно говорить об этом?
— А почему бы и нет? — резким тоном задал вопрос Николас, и Фенеле почудились даже гневные нотки в его голосе. — Разве мы недостаточно современны, чтобы обсуждать все, что угодно? Мне казалось, что искусственные самоограничения вышли из моды уже много лет назад.
Фенела попыталась было беззаботно рассмеяться, но смех ее прозвучал фальшиво; голос у нее надломился, и, к своему ужасу, она почувствовала, что по щекам ее покатились слезы.
Николас остановил автомобиль, выключил двигатель и повернулся к Фенеле.
— Фенела, — проговорил он, — посмотрите мне в лицо.
Она не подчинилась ему, и тогда он протянул руку и взял ее за плечо, потом повернул к себе так, что она была вынуждена взглянуть прямо ему в глаза.
— Скажите, ну почему вам обязательно нужно быть такой отвратительно упрямой? — раздраженно произнес он.
— Упрямой! — словно эхо удивленно повторила Фенела его слова, и в ту же минуту слезы прекратились.
— Да, упрямой, — повторил Николас. — Вам очень хочется полюбить меня, и я вам уже нравлюсь; если бы вы были честны сами с собой, вам пришлось бы согласиться, что в вашем замужестве есть и интересные, и радостные моменты; но вместо того, чтобы оставаться честной и искренней, вы предпочитаете цепляться за собственные нелепые фантазии. Да и что вы знаете о любви — ведь вы еще совсем ребенок!
Фенела почувствовала страх, уловив гнев в его голосе, но затем гордо вскинула голову.
— Моя любовь — это настоящая реальность.
— Неужели? — спросил Николас. — А разве дело не ограничивалось одними поцелуями под луной, после которых ты потеряла голову из-за своей молодости и чертовской невинности?
— Вы заставите меня ненавидеть вас, — горячо проговорила Фенела.
— Ну и хорошо, по крайней мере я пробуждаю в вас хоть какие-то чувства к своей персоне. Да только что толку из этого!
Внезапно Николас отпустил ее плечо, завел машину и, не говоря ни слова, двинул автомобиль вперед. Фенела ощутила, как ее сердце дрогнуло. В это никак не верилось. Чтобы Николас разговаривал с ней в таком тоне, чтобы в его голосе так явно сквозили горячность, гнев и волнение.
Вот открылась и еще одна черта характера человека, за которого она вышла замуж, — он оказался способным напугать и взволновать ее, а она ожидала увидеть мальчика, мягко и легко поддающегося чужому влиянию.
Наконец автомобиль остановился у парадной двери. Фенела придвинулась к своему мужу.
— Николас, — проговорила она умоляюще.
Но он даже не взглянул на нее; у него был рассерженный вид, и Фенела была уверена, что глаза его потемнели.
— Здесь больше нечего сказать, — ответил он сердито, — словами делу не поможешь. Тебе лучше выйти из машины и отправиться домой.
Она смиренно отодвинулась, подчиняясь ему.
На следующий день Фенела приступила к работе. Она приехала на завод, сильно волнуясь, но мастер, добродушный мужчина, сообщивший ей, что сам он начал работать еще мальчишкой, когда ему было всего-то двенадцать лет, показал, что нужно будет делать Фенеле, и уверил девушку, что она легко освоит все операции и потребуется на это всего-то день или два.
Позже, когда Фенела лежала в горячей ванне, млея от наслаждения, она вдруг подумала о тех людях, которые должны были после работы возвращаться в маленькие убогие номера или в свои переполненные дома, в которых им к тому же зачастую приходится делать еще и часть работы по дому.
«Я ни в коем случае не должна подводить Николаса», — подумала она.
Фенела удивлялась тому, что Николас занял все ее мысли; и даже все время, в течение которого она была занята на производстве, Фенела ловила себя на том, что постоянно думает о его истребителе — о «Кобре».
Уже не раз с тех пор, как она поселилась в его доме, некоторые косвенные признаки, говорящие об увечьях Николаса, или наполовину вынужденные сожаления по поводу того, что он не может что-либо сделать, вызывали у Фенелы чувство стыда за то, что ее-то лично война, вплоть до самого последнего дня, коснулась очень незначительно.
Было трудно смотреть на то, как Николас с огромным трудом пытается встать с сиденья автомобиля или неуклюже поднимается из-за стола, не желая, чтобы ему кто-нибудь помогал.
В некоторые дни он мог ходить лучше, в другие — хуже, а иногда казалось, что он почти полностью терял контроль над своими ногами, в результате чего они скользили и разъезжались в разные стороны, и Николас вынужден был хвататься за мебель для того, чтобы обрести устойчивость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51