– Вы сегодня почему-то молчаливы, Аджанта!
– Вы желаете, чтобы и я пропела вам дифирамбы вслед за папой и Чэрис?
– Конечно, желаю! Все, что вы говорите и делаете – очень важно для меня. Двадцать минут назад доставили газеты, и теперь каждый в доме будет знать, что необходимо ваше одобрение всему, что делается.
– Желаете внести поправки в исполнение роли?
– Хотел бы. Как режиссер, предупреждаю вас: мне требуется безупречная игра.
– Боюсь, что придется вас разочаровать. Я могу не согласиться с принципами, которые мне не подходят.
Ей показалось, что маркиз сейчас скажет что-нибудь резкое, потому что его долготерпение, очевидно, истощилось. Но в этот момент подошел отец Аджанты.
– Я предвкушаю удовольствие встречи с вашей семьей. Надеюсь, вы уже сообщили им о помолвке? – спросил священник.
– Я отправил письмо матери, она живет в Доувер-Хаусе, в своем имении, а остальные родственники будут оповещены сегодня вечером, – ответил маркиз.
– Очень рад этому. Мне кажется, что родственники всегда расстраиваются, если не узнают о помолвке раньше, чем остальные.
Маркиз взглянул на Аджанту, они подумали об одном и том же. В этот момент дворецкий возвестил об обеде.
Аджанту уже не удивило, что при смене блюд каждое последующее было вкуснее предыдущего. Даже Чэрис предпочла есть, а не разговаривать. Аджанта подумала, что они действительно попали на Олимп, хотя ее и выводило из себя самодовольство маркиза. Однако у последнего, если быть честной, имелись все основания для того. Он был столь красив и обаятелен, что Аджанта понимала восхищенную Чэрис, более того, со дня смерти матери, отец никогда не выглядел столь воодушевленным.
– Боюсь, что мы последний раз трапезничаем в тесном кругу, – произнес маркиз по окончании обеда.
– Почему? – поинтересовался священник.
– Потому что завтра к ленчу и к обеду подъедут некоторые из моих родственников, а в ближайшие дни будут приезжать толпами многие другие, незваные, пока насмерть не замучают нас с Аджантой своими добрыми пожеланиями.
– Я уверен, они будут искренни. Насколько мне известно, родственники всегда жаждут женить холостяка, – заметил священник.
Маркиз рассмеялся.
– Что правда, то правда. Они не переносят чужой свободы и независимости, коль скоро сами угодили в оковы брачных уз.
– Мне кажется, мой дорогой Квинтус, что вы поступили правильно, дождавшись встречи с той женщиной, в которую можно влюбиться с первого взгляда. Мне, в свое время, также повезло с женой. Правда, тогда я был совсем молод, – улыбнувшись, сказал священник.
Вздохнув, он продолжал:
– Мы доставили друг другу невыразимую радость. Иному, однако, приходится ждать, как, например, вам. Но теперь-то вы понимаете, что ждали не напрасно.
– Разумеется, – согласился маркиз.
– Могу представить, как счастлива Аджанта! Мне бы хотелось выйти замуж за кого-нибудь, похожего на вас. Вот, если бы у вас был брат, – вмешалась Чэрис.
– Мне бы и самому хотелось иметь брата. Увы, я – единственный ребенок и, откровенно говоря, завидую вашей большой семье, Чэрис.
– А когда мы увидим Лиля? – спросила Чэрис.
– Завтра. Я послал за ним сегодня в Оксфорд. Грум должен передать просьбу составить нам компанию до воскресного вечера.
– Это так мило с вашей стороны, – уже совсем другим голосом произнесла Аджанта. Ее глаза загорелись особенным светом, которого до сих пор маркиз еще ни разу не замечал.
– Рад, что угодил вам.
Аджанта догадалась, что про себя маркиз добавил: «Наконец-то», и почувствовала себя пристыженной. Их глаза встретились, ей показалось, что он считает ее слова не совсем искренними, только проявлением затаившей обиду покорности. После обеда все сидели в Серебряной гостиной. Потом священник отправился в библиотеку, поискать что-нибудь для чтения перед сном. Затем их оставила Чэрис, ибо не могла ни минуты оставаться в покое. Маркиз с Аджантой остались вдвоем. Она сидела на стуле неестественно прямо. На фоне парчовой обивки ее платье смотрелось особенно эффектно. Свет люстры играл в ослепительном золоте ее волос.
Маркиз неожиданно понял, что теперь, когда Аджанта достойно одета, то, пожалуй, превосходит своею красотой всех женщин, посещавших его дом, включая Леони. В то же время она разительно отличалась от его любовниц и характером, и прочими душевными качествами. «Однако она для меня слишком строптива, слишком дерзка», – думал маркиз. Но не мог отказать себе в удовольствии продолжить словесный поединок.
– Должен заметить исполнительнице главной роли, что разочарован ее работой.
– Разочарованы? В чем же мои ошибки?
– Ваша роль очень проста. Вы – молодая, неопытная, деревенская девушка, удостоенная внимания искушенного, усталого от жизни и пресыщенного маркиза Стоу.
Губы Аджанты дрогнули в улыбке, она усмехнулась, но не перебивала маркиза. Тот продолжал:
– Он бросается ухаживать и добивается ее согласия выйти за него замуж. В доказательство своей любви он одевает ее в шелка и показывает нетленные сокровища, которые та получит в совместное с ним владение.
Маркиз остановился, но Аджанта, которой все это показалось весьма забавным, попросила:
– Продолжайте, продолжайте. Мне интересно следующее действие.
– Однако мне приходится считаться с чувствами исполнительницы главной роли.
– Извините, что прервала вас. Мне недостаточно ясен сценарий.
– Учтите, что мои наставления не подлежат ни малейшему сомнению. Итак, деревенская девушка переполнена чувствами. Она без памяти влюблена в маркиза. Маркиз предстает неким Рыцарем в сверкающих доспехах, который пришел спасти ее от скуки и непроглядности серого существования.
– И она взирает на него, разинув рот!
– Да, разинув рот. Ее сердце трепещет в ожидании, когда Рыцарь увезет ее к себе во дворец! Она вне себя от восхищения каждым его движением, каждым словом, ибо невозможно усомниться в самом Совершенстве!
Аджанта залилась смехом:
– Чудесная сказочка. Теперь мне ясно, что именно я сделала неправильно. Но начинаю сомневаться в своих способностях и уверена, что актриса подобрана совсем не та.
Маркиз сидел, откинувшись в кресле, закинув нога на ногу, и изучающе рассматривал Аджанту, как будто выискивал недостатки.
– Выглядите вы подходяще. Ни одна из актрис не выглядела бы лучше, заботами своей доброй крестной. Но вы забываете о своих глазах.
– О глазах?
– Иногда они выражают то, что никогда не может чувствовать моя героиня: осуждение, недовольство и неприязнь!
– Это не так! Я не отношусь к вам неприязненно, я чувствую что...
– Чувствуете что?
– То, что вы играете в опасную игру, опасную не для себя, но для нас.
– Что вы имеете в виду?
– Как вы откровенно сказали, все это – игра, которой суждено продлиться месяц, другой, третий, а затем пьеса навсегда будет снята со сцены, а исполнители ролей выгнаны, без малейшей надежды вновь участвовать в спектакле.
Она несколько повысила голос:
– Им станет ясно, что никогда-никогда больше не придется наслаждаться волшебством и очарованием столь величественного действа. И они будут несчастны! – легкая дрожь появилась в голосе Аджанты, когда та произносила последние слова.
Она посмотрела на маркиза. Очевидно, он не принял во внимания этого обстоятельства и теперь сидел весьма озадаченный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29