Увертки-то все бабьи из головы вылетели. Только бы он не убивал, погодил бы немножко, дал мне сроку на полчасика, а уж я б что-нибудь придумала. Батюшки! с духом-то не сберусь. Идут. Не муж ли? (Шепчет.) Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его! Укроти сердце раба Вукола!
Входит Mиловидов с трубкой.
Явление седьмое
Евгения, Миловидов, потом Бессудный.
Евгения (тихо). Ой, не подходи! Ой, не подходи! (Берет скатерть и стелет на стол.)
Миловидов. Что так?
Евгения. Золовка, злодейка, подсмотрела да все рассказала, все, злодейка, рассказала.
Миловидов. Плохо твое дело!
Евгения. Ты за ус себя дергай, за ус себя дергай!
Миловидов. Никак ты помешалась?
Евгения (тихо). Да ты гляди, нет ли мужа сзади. Гляди!
Миловидов. Гляжу!
Евгения. Он теперь, аспид, глаз с меня не спустит. Мне оглядываться-то нельзя: он подумает, что мы с тобой шепчемся.
Миловидов. Ну, не оглядывайся.
Евгения. А ты дерни себя за ус-то, как он войдет, дерни; я и буду знать, что он здесь, такую и речь поведу; нарочно, чтоб он слышал.
Миловидов. Бедовая ты баба! (Трогает себя за усы.)
Бессудный тихо входит.
Евгения (громко). Вам-то, барин, шутки, а муж-то мой сердится.
Миловидов. Уж будто и сердится! За что же тут сердиться, я не понимаю.
Евгения. Да ведь и правда, сударь, не хорошо; вы знаете, я женщина замужняя, мне это нейдет.
Бессудный уходит в среднюю дверь.
Миловидов. Ушел.
Евгения. Отведи им глаза!
Миловидов. Каким манером?
Евгения. Обмани ту дуру-то; поласкайся к ней! Будто ты теперь для нее приехал; она опять о себе возмечтает, мешать-то нам и не будет; да ты сделай так, чтоб и муж видел.
Миловидов. Мне это не долго.
Бессудный отворяет среднюю дверь и что-то шарит на лежанке. Миловидов берется за усы.
Евгения. Вам это стыдно! вы благородный! С купцов мы не взыскиваем, потому с них и взыскать нельзя – они без этого жить не могут; а благородные люди совсем дело другое.
Миловидов. Да что ты ко мне пристала! Я сказал, что пошутил!
Евгения. Вам-то ничего, да мне-то не хорошо.
Бессудный уходит.
Миловидов. Опять ушел.
Евгения. А вот он нынче ночью уедет…
Миловидов. Куда? На разбой, что ли?
Евгения. Кто его знает. Лошадь с поля пригнали, тележку готовят да с Жуком шепчутся. Так ты и приезжай; лошадей-то за кузницей оставь, а сам в задние вороты. Я тебя в сенях подожду.
Миловидов. Ну и отлично! Хватская штука! Так непременно: ты меня жди.
Евгения. Муж-то раньше свету не вернется.
Бессудный входит.
Миловидов (берется за усы). Я и не знал, что ты такая сердитая.
Евгения. Мы завсегда вам рады, и просто не знаем с мужем, как вам и угодить; только уж вы оставьте, вперед этого не делайте, прошу я вас.
Миловидов. Ну хорошо, хорошо!
Евгения. Чем потчевать прикажете? Чайку не угодно ли?
Миловидов. Нет, не хочу. Да что Аннушку не видно? Домой бы поехал, да пусть лошади отдохнут; хоть бы с ней поболтать.
Евгения. Кто ее знает, должно быть в светелке. Я, пожалуй, пойду кликну. Только вы мужу не говорите, что я вам выговаривала; а то он, пожалуй, рассердится: скажет, как ты, дура деревенская, смеешь господ учить, которые умнее тебя.
Миловидов (смеется). Хорошо, не скажу, не скажу.
Евгения (наткнувшись на мужа). Ох, чтой-то ты, Ермолаич, как перепугал! Я тебя и не вижу. Да когда же ты, Ермолаич, взошел-то?
Бессудный. Уж ты ступай, куда тебя посылают.
Евгения уходит.
Лошадей-то отложить аль нет?
Миловидов. Не надо, пусть так постоят. Какая жена-то у тебя строгая!
Бессудный. Полоумная она или умна, что ль, очень, уж я и не разберу.
Миловидов. Ты не разберешь, так кто ж ее разберет; тебя тоже на кривой-то не объедешь.
Бессудный. Оно точно, что меня объехать трудно; только нынче больно народ-то хитер стал. Люди-то всё умнеют, а мы-то стареем да глупеем.
Миловидов. Так ты боишься, что жена-то умней тебя будет, когда ты состареешься?
Бессудный. Уж это сохрани господи! глупей бабы быть! Не то что умней, а вороватей.
Миловидов. А ведь, должно быть, скверно, когда жена обманывает! Как ты думаешь?
Бессудный. Что хорошего! Да ведь каков муж! Другого обманет, так и сама не рада будет, что на свет родилась. Вот я тебе притчу скажу. Был у меня приятель, мужик богатый, человек нраву крутого. Только стал он за женой замечать, что дело неладно. Вот он раз из дому и собрался будто в город, а сам задворками и воротился, заглянул в окно, а жена-то с парнем. Что ж он, сударь, сделал!
Миловидов. А что?
Бессудный. А вот что: парню-то он дал уйти; выждал поры да времени, затопил овин, будто хлеб сушить, да пошел туда с той – с женой-то, с подлой-то, да живую ее, шельму, и зажарил. Вот что он сделал!
Молчание.
Миловидов. Судили его за это?
Бессудный. Нет.
Миловидов. Отчего же?
Бессудный. Да кто ж видел? Кто докажет? Сгорела, да и все тут. Он потом на Афон молиться ушел. А по-моему, так и судить-то не за что: моя жена, я в ней и властен. Да где ж это бабы-то? Где вы там?
Аннушка показывается в средней двери.
Поди, что ты там забилась! Где вас надо, тут вас и нет. (Уходит.)
Явление восьмое
Миловидов и Аннушка.
Миловидов. Скучно что-то, Аннушка!
Аннушка. Вам-то скучно? Может ли это быть?
Миловидов. Отчего же?
Аннушка. Да вы какое хотите веселье, такое себе и найдете. Все в вашей воле. Вам некогда и скучно-то быть! А вот нашу сестру скука-то одолеет, тут куда деться!
Миловидов. Не то что мне скучно, а так, делать нечего.
Аннушка. Да какое же у господ дело! Разве вы, век свой живете, делаете что-нибудь! Обыкновенно одна только забава! Надоело дома, по соседям пировать поедете; и то наскучило, так соберете псарню да зайцев гонять; а то так над нашей сестрой издеваетесь да помыкаете как хотите. Ведь вы, чай, про себя-то думаете, что у нас души нет, мы и чувствовать ничего не можем. Вы, чай, думаете, что мы и не тоскуем никогда. А знаете ли вы, Павлин Ипполитыч, что несчастней нас, девушек, нет никого на свете.
Миловидов. Да пожалуй, что ты и правду говоришь.
Аннушка. Правду, Павлин Ипполитыч, правду!
Миловидов. Да что ты стоишь, Аннушка! Садись сюда ближе!
Аннушка. Сейчас. Вам трубку?
Миловидов. Да. (Кричит.) Гришка!
Аннушка (берет трубку и подходит к дверям). Гришка, подай барину трубку. (Приходит и садится рядом с Миловидовым.) Какой хотите пример возьмите, хоть меня. Приходит девушка в возраст, как должно; что у ней на уме, спросите-ка! Милый человек и больше ничего. Потому всякая знает хорошо, что только ей и пожить, пока она на свободе; а как выдали замуж, так и стала работницей до самой смерти. В это время долго ль нас обмануть! Всякому веришь; кто что ни говори, все думаешь, что правда. Вот этак другой обойдет девку словами, та думает, что она в раю; а он про нее и думать забудет, да еще смеется над ней. Вот когда, Павлин Ипполитыч, девушке скучно-то бывает. Вот когда ей жизнь-то не мила. А у вас какая скука!
Миловидов. Разумеется.
Гришка подает трубку и уходит.
Аннушка. Нападет тоска по милом-то, куда с ней деваться? Эту тоску в люди не снесешь, ни с кем не разделишь. Разве пожалеют тебя? Всякий над тобой же смеется. И размыкивай горе одна, в углу сидя. А одной-то с горем куда тяжело! Сидишь, не дышишь, как мертвая, а горе-то у тебя на сердце растет… Точно гора какая тебе сердце давит… Мечешься, мечешься.
Миловидов. Хорошая ты девушка, Аннушка!
Аннушка. Теперь только разве вы узнали, что я хорошая девушка? Было вам время меня узнать-то: я тогда еще лучше была.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11