«Сможет ли она угодить ему, когда они поженятся? Не думаю, чтобы ей это удалось. А почему бы и нет? Его жена могла бы, я уверена, чувствовать себя счастливейшей женщиной на свете».
До сих пор я не сказала ничего в осуждение планов мистера Рочестера — его предполагаемой женитьбы из чисто светских соображений. Узнав об этом впервые, я удивилась: как это у него могла быть подобная цель? Я считала его человеком, на которого в выборе жены едва ли могут влиять столь банальные мотивы; но чем больше я размышляла о положении и воспитании их обоих, тем меньше чувствовала себя вправе осуждать его или мисс Ингрэм за то, что они поступают согласно взглядам и принципам, внушавшимся им, без сомнения, с раннего детства. Все люди их круга следовали этим принципам: вероятно, для этого имелись причины, смысл которых оставался для меня недоступным. Мне казалось, что, будь я на его месте, я слушалась бы только голоса своего сердца. Тут как будто не могло быть сомнений. Но самая очевидность этой истины рождала во мне догадку, что существуют какие-то серьезные препятствия, о которых я ничего не знаю. Иначе весь мир вел бы себя так, как мне представлялось естественным.
Однако я замечала, что не только в этом вопросе, но и во многом другом становлюсь все снисходительнее к моему хозяину. Постепенно я забывала о тех недостатках, к которым была так чувствительна первое время. Вначале я стремилась изучить все стороны его характера, хорошие и дурные, и, взвесив их, составить о нем справедливое суждение. Теперь же я ничего дурного уже не замечала. Его насмешливость, его резкость, когда-то неприятно поражавшие меня, теперь казались мне как бы приправой к изысканному блюду: острота ее раздражает небо, но без нее пища казалась бы пресной. Что касается загадочного выражения, которое появлялось порой в его глазах, поражая внимательного наблюдателя, и снова исчезало, едва вы, успевали заглянуть в эти темные глубины, то я затруднялась сказать, было ли оно угрюмым или печальным, многозначительным или безнадежным. Это выражение раньше повергало меня в трепет, словно, бродя по склону потухшего вулкана, я вдруг чувствовала, что земля подо мной колеблется, и видела перед собой разверстую пропасть; я и теперь улавливала в его лице такое выражение, но сердце уже не замирало в груди, и, вместо того чтобы бежать без оглядки, мне хотелось подойти поближе, проникнуть в эту тайну. Мисс Ингрэм казалась мне счастливой: настанет день, когда она сможет заглянуть в эту пропасть, разгадать ее загадки и изучить их природу.
Но в то время как все мои помыслы были поглощены только моим хозяином и его будущей невестой и я замечала только их, слышала только их разговоры и наблюдала за их движениями, которые были полны для меня скрытого смысла, остальная компания развлекалась как умела. Леди Лин и леди Ингрэм продолжали величественно беседовать, кивая друг другу своими тюрбанами, наподобие двух разряженных марионеток, и симметрически воздевая к небу четыре руки, чтобы выразить изумление, негодование или ужас, — в зависимости от того, о ком или о чем они судачили. Кроткая миссис Дэнт беседовала с добродушной миссис Эштон, и время от времени обе дамы удостаивали и меня любезного слова или приветливой улыбки. Сэр Джордж Лин, полковник Дэнт и мистер Эштон спорили о политике, о делах графства, о судебных процессах. Молодой лорд Ингрэм флиртовал с Эми Эштон; Луиза занималась музыкой с одним из молодых Линов, а Мери Ингрэм томно выслушивала любезности другого Лина. Иногда они, точно сговорившись, переставали играть свои роли и прислушивались к игре главных актеров, ибо в конце концов мистер Рочестер и столь непосредственно связанная с ним мисс Ингрэм составляли жизнь и душу всей компании. Если он в течение часа отсутствовал, гостями овладевали заметное уныние и скука, а его возвращение всегда давало новый толчок к оживленным разговорам.
Эту потребность в его животворном влиянии общество ощущало, видимо, особенно остро, в один из тех дней, когда он был вызван по делам в Милкот и его ожидали обратно только вечером. После полудня пошел дождь. Прогулку, которую гости намеревались совершить, чтобы посмотреть цыганский табор, только что расположившийся на выгоне под Хэем, пришлось отменить. Кое-кто из мужчин ушел в конюшни; молодежь вместе с дамами отправилась играть на бильярде; вдовствующие леди Ингрэм и леди Лин засели с горя за карты. Бланш Ингрэм, хранившая высокомерное молчание, несмотря на все усилия миссис Дэнт и миссис Эштон вовлечь ее в разговор, сначала мурлыкала сентиментальную песенку и наигрывала на рояле, а затем, достав в библиотеке какой-то роман, с надменным равнодушием расположилась на диване, решив сократить с помощью интересной книги докучные часы ожидания. В гостиной и во всем доме царила тишина; только из бильярдной доносились веселые голоса играющих.
Смеркалось, и звон часов уже предупредил о том, что пора переодеваться к обеду, когда маленькая Адель, прикорнувшая рядом со мной в оконной нише, воскликнула:
— Вон возвращается мистер Рочестер!
Я обернулась. Мисс Ингрэм вскочила с дивана. Остальные также оторвались от своих занятий, ибо одновременно раздался скрип колес и топот копыт по мокрому гравию. Приближалась карета.
— Что за фантазия возвращаться домой в таком экипаже? — сказала мисс Ингрэм. — Ведь он уехал верхом на Мезруре, и Пилот был с ним; куда же он дел собаку?
Ее внушительная фигура в пышных одеждах настолько приблизилась к окну, что я вынуждена была откинуться назад, рискуя сломать себе позвоночник. В своем нетерпении она сначала не заметила меня, но затем с презрительной гримасой поспешила отойти к другому окну. Карета остановилась, кучер позвонил у дверей, и из экипажа вышел одетый по-дорожному джентльмен; но это был не мистер Рочестер. Это был незнакомый высокий элегантный мужчина.
— Какая досада! — воскликнула мисс Ингрэм. — Вот противная обезьянка! — обратилась она к Адели. — Кто позволил тебе торчать у окна? Зачем ты нас обманула? — И она бросила на меня злобный взгляд, словно это была моя вина.
В холле послышались голоса, и приезжий вошел в гостиную. Он поклонился леди Ингрэм, видимо считая ее старшей из присутствующих дам.
— Кажется, я явился не вовремя, сударыня? — сказал он. — Моего друга, мистера Рочестера, нет дома? Но я приехал издалека и надеюсь, что могу, на правах старинной дружбы, расположиться в этом доме до возвращения его хозяина?
Манеры джентльмена были очень вежливы; акцент чем-то поразил меня: не иностранный, но и не вполне английский. Лет ему могло быть столько же, сколько и мистеру Рочестеру, то есть между тридцатью и сорока. Цвет лица у него был необычно смуглый. И все же на первый взгляд он казался красивым мужчиной. Однако при ближайшем рассмотрении в его лице выступало что-то неприятное; черты у него были тонкие, но какие-то слишком вялые; глаза большие, пожалуй, красивые, но взгляд их был равнодушный, безучастный. Так, по крайней мере, мне показалось.
Звон колокола, призывавшего гостей переодеваться к обеду, заставил все общество разойтись. После обеда я еще раз увидела приехавшего джентльмена. Казалось, он чувствует себя, как дома. Его лицо понравилось мне еще меньше. Оно поразило меня: что-то в нем было неуравновешенное и вместе с тем безжизненное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
До сих пор я не сказала ничего в осуждение планов мистера Рочестера — его предполагаемой женитьбы из чисто светских соображений. Узнав об этом впервые, я удивилась: как это у него могла быть подобная цель? Я считала его человеком, на которого в выборе жены едва ли могут влиять столь банальные мотивы; но чем больше я размышляла о положении и воспитании их обоих, тем меньше чувствовала себя вправе осуждать его или мисс Ингрэм за то, что они поступают согласно взглядам и принципам, внушавшимся им, без сомнения, с раннего детства. Все люди их круга следовали этим принципам: вероятно, для этого имелись причины, смысл которых оставался для меня недоступным. Мне казалось, что, будь я на его месте, я слушалась бы только голоса своего сердца. Тут как будто не могло быть сомнений. Но самая очевидность этой истины рождала во мне догадку, что существуют какие-то серьезные препятствия, о которых я ничего не знаю. Иначе весь мир вел бы себя так, как мне представлялось естественным.
Однако я замечала, что не только в этом вопросе, но и во многом другом становлюсь все снисходительнее к моему хозяину. Постепенно я забывала о тех недостатках, к которым была так чувствительна первое время. Вначале я стремилась изучить все стороны его характера, хорошие и дурные, и, взвесив их, составить о нем справедливое суждение. Теперь же я ничего дурного уже не замечала. Его насмешливость, его резкость, когда-то неприятно поражавшие меня, теперь казались мне как бы приправой к изысканному блюду: острота ее раздражает небо, но без нее пища казалась бы пресной. Что касается загадочного выражения, которое появлялось порой в его глазах, поражая внимательного наблюдателя, и снова исчезало, едва вы, успевали заглянуть в эти темные глубины, то я затруднялась сказать, было ли оно угрюмым или печальным, многозначительным или безнадежным. Это выражение раньше повергало меня в трепет, словно, бродя по склону потухшего вулкана, я вдруг чувствовала, что земля подо мной колеблется, и видела перед собой разверстую пропасть; я и теперь улавливала в его лице такое выражение, но сердце уже не замирало в груди, и, вместо того чтобы бежать без оглядки, мне хотелось подойти поближе, проникнуть в эту тайну. Мисс Ингрэм казалась мне счастливой: настанет день, когда она сможет заглянуть в эту пропасть, разгадать ее загадки и изучить их природу.
Но в то время как все мои помыслы были поглощены только моим хозяином и его будущей невестой и я замечала только их, слышала только их разговоры и наблюдала за их движениями, которые были полны для меня скрытого смысла, остальная компания развлекалась как умела. Леди Лин и леди Ингрэм продолжали величественно беседовать, кивая друг другу своими тюрбанами, наподобие двух разряженных марионеток, и симметрически воздевая к небу четыре руки, чтобы выразить изумление, негодование или ужас, — в зависимости от того, о ком или о чем они судачили. Кроткая миссис Дэнт беседовала с добродушной миссис Эштон, и время от времени обе дамы удостаивали и меня любезного слова или приветливой улыбки. Сэр Джордж Лин, полковник Дэнт и мистер Эштон спорили о политике, о делах графства, о судебных процессах. Молодой лорд Ингрэм флиртовал с Эми Эштон; Луиза занималась музыкой с одним из молодых Линов, а Мери Ингрэм томно выслушивала любезности другого Лина. Иногда они, точно сговорившись, переставали играть свои роли и прислушивались к игре главных актеров, ибо в конце концов мистер Рочестер и столь непосредственно связанная с ним мисс Ингрэм составляли жизнь и душу всей компании. Если он в течение часа отсутствовал, гостями овладевали заметное уныние и скука, а его возвращение всегда давало новый толчок к оживленным разговорам.
Эту потребность в его животворном влиянии общество ощущало, видимо, особенно остро, в один из тех дней, когда он был вызван по делам в Милкот и его ожидали обратно только вечером. После полудня пошел дождь. Прогулку, которую гости намеревались совершить, чтобы посмотреть цыганский табор, только что расположившийся на выгоне под Хэем, пришлось отменить. Кое-кто из мужчин ушел в конюшни; молодежь вместе с дамами отправилась играть на бильярде; вдовствующие леди Ингрэм и леди Лин засели с горя за карты. Бланш Ингрэм, хранившая высокомерное молчание, несмотря на все усилия миссис Дэнт и миссис Эштон вовлечь ее в разговор, сначала мурлыкала сентиментальную песенку и наигрывала на рояле, а затем, достав в библиотеке какой-то роман, с надменным равнодушием расположилась на диване, решив сократить с помощью интересной книги докучные часы ожидания. В гостиной и во всем доме царила тишина; только из бильярдной доносились веселые голоса играющих.
Смеркалось, и звон часов уже предупредил о том, что пора переодеваться к обеду, когда маленькая Адель, прикорнувшая рядом со мной в оконной нише, воскликнула:
— Вон возвращается мистер Рочестер!
Я обернулась. Мисс Ингрэм вскочила с дивана. Остальные также оторвались от своих занятий, ибо одновременно раздался скрип колес и топот копыт по мокрому гравию. Приближалась карета.
— Что за фантазия возвращаться домой в таком экипаже? — сказала мисс Ингрэм. — Ведь он уехал верхом на Мезруре, и Пилот был с ним; куда же он дел собаку?
Ее внушительная фигура в пышных одеждах настолько приблизилась к окну, что я вынуждена была откинуться назад, рискуя сломать себе позвоночник. В своем нетерпении она сначала не заметила меня, но затем с презрительной гримасой поспешила отойти к другому окну. Карета остановилась, кучер позвонил у дверей, и из экипажа вышел одетый по-дорожному джентльмен; но это был не мистер Рочестер. Это был незнакомый высокий элегантный мужчина.
— Какая досада! — воскликнула мисс Ингрэм. — Вот противная обезьянка! — обратилась она к Адели. — Кто позволил тебе торчать у окна? Зачем ты нас обманула? — И она бросила на меня злобный взгляд, словно это была моя вина.
В холле послышались голоса, и приезжий вошел в гостиную. Он поклонился леди Ингрэм, видимо считая ее старшей из присутствующих дам.
— Кажется, я явился не вовремя, сударыня? — сказал он. — Моего друга, мистера Рочестера, нет дома? Но я приехал издалека и надеюсь, что могу, на правах старинной дружбы, расположиться в этом доме до возвращения его хозяина?
Манеры джентльмена были очень вежливы; акцент чем-то поразил меня: не иностранный, но и не вполне английский. Лет ему могло быть столько же, сколько и мистеру Рочестеру, то есть между тридцатью и сорока. Цвет лица у него был необычно смуглый. И все же на первый взгляд он казался красивым мужчиной. Однако при ближайшем рассмотрении в его лице выступало что-то неприятное; черты у него были тонкие, но какие-то слишком вялые; глаза большие, пожалуй, красивые, но взгляд их был равнодушный, безучастный. Так, по крайней мере, мне показалось.
Звон колокола, призывавшего гостей переодеваться к обеду, заставил все общество разойтись. После обеда я еще раз увидела приехавшего джентльмена. Казалось, он чувствует себя, как дома. Его лицо понравилось мне еще меньше. Оно поразило меня: что-то в нем было неуравновешенное и вместе с тем безжизненное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139