Никакой внешний шум на него не действует. Роббинс, кажется, является недоделанным представителем вида Нomo Non Sapiens, шантажирующим род человеческий самим фактом своего существования.
"Помнишь меня? Я тот самый мальчик, которого ты тогда оставил одного среди лемуров и бабуинов. Я не так приспособлен к жизни, как некоторые." Он протягивает вам свои деформированные руки, до отвратительного инфантильный, незаконченный, его жадные голубые глаза ищут в вас намек на виноватость или неуверенность, вокруг которого он обовьется, как минога.
Он поместил все свои деньги на счет своей жены, чтобы увернуться от налога; и вот жена сбежала с каким-то вероломным австралийцем. ("А я-то считал его своим другом!") Это одна история. У Роббинса их множество, в каждой из них расказывается о его падении и разорении после процветания и богатства, а всему виной - предавшие и обманувшие его друзья. Он вперяет в вас испытующий, обвиняющий взгляд: ты что, тоже предатель, который откажет нуждающемуся в нескольких песетах?
Роббинс также выступает с номером под названием "Я не могу вернуться домой", намекая на мрачные преступления, якобы совершенные им на родине. Многие завсегдатаи Сокко Чико утверждают, что не могут вернуться домой, пытаясь оттенить мертвенную серость прозаического провала штрихом украденной краски. На самом деле, если бы кто-то действительно был в розыске за серьезное преступление, власти смогли бы разыскать его в Танжере за десять минут. Что же до всех этих рассказов об исчезновениях в туземном квартале, то, живя там, иностранец тем самым только обращает на себя внимание. Любой экскурсовод или чистильщик обуви проведет фараонов до самой вашей двери за пять песет или несколько сигарет. Поэтому, когда кто-то становится конфиденциальным после третьей рюмки, купленной ему вами, и говорит, что не может вернуться домой, знайте, что вы слушаете классическую прелюдию к вымогательству.
Мальчик-датчанин сел здесь на мель и ждет приятеля, который едет сюда с деньгами и "остальным багажом". Каждый день этот мальчик ходит встречать паром из Гибралтара и паром из Альхесираса. Мальчик-испанец дожидается разрешения на въезд во Французскую Зону (в котором ему по неизвестной причине постоянно отказывают), где дядя даст ему работу. У мальчика-англичанина подружка сперла все его деньги и ценные вещи.
Мне никогда не доводилось видеть сразу столько людей без денег и без всяких надежд на деньги. Это так отчасти потому, что в Танжер может въехать любой. Не обязательно быть платежеспособным. Вот люди и приезжают - в надежде получить работу или стать контрабандистами. Но никакой работы в Танжере нет, а в контрабандной торговле вакансий так же мало, как и в любой другой. Вот люди и заканчивают в заднице, на Сокко Чико.
Все они проклинают Танжер и надеются на чудо, которое вызволит их отсюда. Они получат работу на яхте, они напишут бестселлер, они переправят в Испанию тысячу ящиков шотландского виски, они найдут кого-нибудь, кто спонсирует сеть заведений для игры в рулетку. Для этих людей типично верить в какую-то мифическую систему игорных домов. Их вера напоминает хорошо знакомую скрюченную позу человека, которому дали поддых. И все их промахи находятся в прямой зависимости от их натуры.
Некоторые из старожилов Сокко Чико, вроде Криса, еще прилагают реальные усилия, чтобы прокормить себя. Прочие же - штатные, профессиональные паразиты.
Антонио-Португалец. Паразит до мозга костей. Работать он не будет. То есть, он к этому не способен. В его лице человеческие возможности деградировали до того предела, когда человек уже не может существовать без хозяина. Само его присутствие вызывает раздражение. Он испускает из себя призрачные побеги, нащупывающие слабые места, за которые можно было зацепиться.
Джимми-Датчанин. Еще один штатный паразит. У него есть дар - появляться именно тогда, когда его не хочется видеть, и говорить именно то, чего не хочется слышать. Метод Джимми состоит в том, чтобы планомерно вызывать в вас омерзение, но скорее к его персоне, чем к его поведению, в котором, если разобраться, ничего особенно омерзительного и нет. Это заставляет вас чувствовать себя в чем-то виноватым перед ним, и вы откупаетесь порцией спиртного или несколькими песетами.
Иные из паразитов специализируются на туристах и проезжих, даже не пытаясь социально уравнять себя с долгосрочными жителями. Эти используют различные варианты мелкого, строго одноразового вымогательства.
Один паразит-еврей смутно похож то ли на офицера полиции, то ли на некую другую разновидность начальника. Он приближается к туристу с каким-то безапелляционным выражением. Турист предвидит проверку паспорта или другое беспокойство такого рода. Когда выясняется, что вопрос всего лишь в небольшой "ссуде", он отдает деньги с чувством огромного облегчения.
У одного молодого норвежца заведено подходить к вновь прибывшим без своего стеклянного глаза - зрелище действительно не для слабонервных. Ему, мол, нужны деньги на покупку стеклянного глаза, иначе он не получит работу, о которой пойдет просить следующим утром. "Как же я буду работать официантом, если я вот так вот выгляжу?" говорит он, наводя на свою жертву пустую глазницу. "Я же распугаю всех клиентов, разве не так?"
Многие завсегдатаи Сокко Чико остались здесь со времен Бума. Несколько лет назад город был заполнен дельцами и растратчиками. Был бум обмена денег и их перемещения, контрабандных предприятий и пограничных мер по борьбе с ними.
Рестораны и отели не могли обслужить всех желающих. Бары были забиты круглые сутки.
Что же случилось? Что дало сбой? Куда подевались золото, нефть, проекты строительства? По большому счету, виновата неравномерность цен и обменных курсов валют. Танжер был расчетной палатой, откуда деньги и товары двигались во всех направлениях к более высоким целям. Под этим непрекращающимся денежно-имущественным дождем восполнялись чужие военные потери, цены и курсы валют достигали стандартных показателей, и Танжер выдыхался, как умирающая вселенная, в которой невозможно уже никакое движение, потому что вся энергия равномерно распределена.
Танжер - бескрайний перезатоваренный рынок. Всё на продажу - и ни одного покупателя. Масса никому не известных сортов виски, худшего качества немецкие камеры и швейцарские часы, бывшие в употреблении бракованные чулки, пишущие машинки непонятных марок - всё это широко представлено во всех магазинах. Ну просто слишком много всего, слишком много товаров, жилья, еды, слишком много сутенеров, проституток и контрабандистов. Классическая, архетипическая депрессия.
Экскурсоводы в Танжере образуют отдельный класс, и я не знаю, кто сравнится с ними в наглости, упорстве и общей пакостности. Неудивительно, что само слово "экскурсовод" носит здесь на себе печать несмываемого позора.
Военно-морские силы издают бюллетень о том, что надо делать, если окажешься в одной воде с акулами. "Прежде всего, избегайте некоординированных движений:
акула может принять их за судороги обессиленной рыбы." Этот совет может быть полезен и в случае с экскурсоводами. Их безудержно привлекают некоординированные движения туристов в непонятных направлениях. Налицо неуверенность, незнание, куда идти, и экскурсоводы спешат к ним, покинув свои убежища в подворотнях и арабских кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8
"Помнишь меня? Я тот самый мальчик, которого ты тогда оставил одного среди лемуров и бабуинов. Я не так приспособлен к жизни, как некоторые." Он протягивает вам свои деформированные руки, до отвратительного инфантильный, незаконченный, его жадные голубые глаза ищут в вас намек на виноватость или неуверенность, вокруг которого он обовьется, как минога.
Он поместил все свои деньги на счет своей жены, чтобы увернуться от налога; и вот жена сбежала с каким-то вероломным австралийцем. ("А я-то считал его своим другом!") Это одна история. У Роббинса их множество, в каждой из них расказывается о его падении и разорении после процветания и богатства, а всему виной - предавшие и обманувшие его друзья. Он вперяет в вас испытующий, обвиняющий взгляд: ты что, тоже предатель, который откажет нуждающемуся в нескольких песетах?
Роббинс также выступает с номером под названием "Я не могу вернуться домой", намекая на мрачные преступления, якобы совершенные им на родине. Многие завсегдатаи Сокко Чико утверждают, что не могут вернуться домой, пытаясь оттенить мертвенную серость прозаического провала штрихом украденной краски. На самом деле, если бы кто-то действительно был в розыске за серьезное преступление, власти смогли бы разыскать его в Танжере за десять минут. Что же до всех этих рассказов об исчезновениях в туземном квартале, то, живя там, иностранец тем самым только обращает на себя внимание. Любой экскурсовод или чистильщик обуви проведет фараонов до самой вашей двери за пять песет или несколько сигарет. Поэтому, когда кто-то становится конфиденциальным после третьей рюмки, купленной ему вами, и говорит, что не может вернуться домой, знайте, что вы слушаете классическую прелюдию к вымогательству.
Мальчик-датчанин сел здесь на мель и ждет приятеля, который едет сюда с деньгами и "остальным багажом". Каждый день этот мальчик ходит встречать паром из Гибралтара и паром из Альхесираса. Мальчик-испанец дожидается разрешения на въезд во Французскую Зону (в котором ему по неизвестной причине постоянно отказывают), где дядя даст ему работу. У мальчика-англичанина подружка сперла все его деньги и ценные вещи.
Мне никогда не доводилось видеть сразу столько людей без денег и без всяких надежд на деньги. Это так отчасти потому, что в Танжер может въехать любой. Не обязательно быть платежеспособным. Вот люди и приезжают - в надежде получить работу или стать контрабандистами. Но никакой работы в Танжере нет, а в контрабандной торговле вакансий так же мало, как и в любой другой. Вот люди и заканчивают в заднице, на Сокко Чико.
Все они проклинают Танжер и надеются на чудо, которое вызволит их отсюда. Они получат работу на яхте, они напишут бестселлер, они переправят в Испанию тысячу ящиков шотландского виски, они найдут кого-нибудь, кто спонсирует сеть заведений для игры в рулетку. Для этих людей типично верить в какую-то мифическую систему игорных домов. Их вера напоминает хорошо знакомую скрюченную позу человека, которому дали поддых. И все их промахи находятся в прямой зависимости от их натуры.
Некоторые из старожилов Сокко Чико, вроде Криса, еще прилагают реальные усилия, чтобы прокормить себя. Прочие же - штатные, профессиональные паразиты.
Антонио-Португалец. Паразит до мозга костей. Работать он не будет. То есть, он к этому не способен. В его лице человеческие возможности деградировали до того предела, когда человек уже не может существовать без хозяина. Само его присутствие вызывает раздражение. Он испускает из себя призрачные побеги, нащупывающие слабые места, за которые можно было зацепиться.
Джимми-Датчанин. Еще один штатный паразит. У него есть дар - появляться именно тогда, когда его не хочется видеть, и говорить именно то, чего не хочется слышать. Метод Джимми состоит в том, чтобы планомерно вызывать в вас омерзение, но скорее к его персоне, чем к его поведению, в котором, если разобраться, ничего особенно омерзительного и нет. Это заставляет вас чувствовать себя в чем-то виноватым перед ним, и вы откупаетесь порцией спиртного или несколькими песетами.
Иные из паразитов специализируются на туристах и проезжих, даже не пытаясь социально уравнять себя с долгосрочными жителями. Эти используют различные варианты мелкого, строго одноразового вымогательства.
Один паразит-еврей смутно похож то ли на офицера полиции, то ли на некую другую разновидность начальника. Он приближается к туристу с каким-то безапелляционным выражением. Турист предвидит проверку паспорта или другое беспокойство такого рода. Когда выясняется, что вопрос всего лишь в небольшой "ссуде", он отдает деньги с чувством огромного облегчения.
У одного молодого норвежца заведено подходить к вновь прибывшим без своего стеклянного глаза - зрелище действительно не для слабонервных. Ему, мол, нужны деньги на покупку стеклянного глаза, иначе он не получит работу, о которой пойдет просить следующим утром. "Как же я буду работать официантом, если я вот так вот выгляжу?" говорит он, наводя на свою жертву пустую глазницу. "Я же распугаю всех клиентов, разве не так?"
Многие завсегдатаи Сокко Чико остались здесь со времен Бума. Несколько лет назад город был заполнен дельцами и растратчиками. Был бум обмена денег и их перемещения, контрабандных предприятий и пограничных мер по борьбе с ними.
Рестораны и отели не могли обслужить всех желающих. Бары были забиты круглые сутки.
Что же случилось? Что дало сбой? Куда подевались золото, нефть, проекты строительства? По большому счету, виновата неравномерность цен и обменных курсов валют. Танжер был расчетной палатой, откуда деньги и товары двигались во всех направлениях к более высоким целям. Под этим непрекращающимся денежно-имущественным дождем восполнялись чужие военные потери, цены и курсы валют достигали стандартных показателей, и Танжер выдыхался, как умирающая вселенная, в которой невозможно уже никакое движение, потому что вся энергия равномерно распределена.
Танжер - бескрайний перезатоваренный рынок. Всё на продажу - и ни одного покупателя. Масса никому не известных сортов виски, худшего качества немецкие камеры и швейцарские часы, бывшие в употреблении бракованные чулки, пишущие машинки непонятных марок - всё это широко представлено во всех магазинах. Ну просто слишком много всего, слишком много товаров, жилья, еды, слишком много сутенеров, проституток и контрабандистов. Классическая, архетипическая депрессия.
Экскурсоводы в Танжере образуют отдельный класс, и я не знаю, кто сравнится с ними в наглости, упорстве и общей пакостности. Неудивительно, что само слово "экскурсовод" носит здесь на себе печать несмываемого позора.
Военно-морские силы издают бюллетень о том, что надо делать, если окажешься в одной воде с акулами. "Прежде всего, избегайте некоординированных движений:
акула может принять их за судороги обессиленной рыбы." Этот совет может быть полезен и в случае с экскурсоводами. Их безудержно привлекают некоординированные движения туристов в непонятных направлениях. Налицо неуверенность, незнание, куда идти, и экскурсоводы спешат к ним, покинув свои убежища в подворотнях и арабских кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8