Простите, простите, у меня гусарская привычка давать волю рукам. (Отчаянно.) Я... Я люблю вас!
Темно
СЦЕНА XXX. ФИНАЛ
Ноябрьский вечер. Мороз. Курган. Костры мушкетерского полка. Лес французских
знамен.
Кутузов (выходит со свитой). Что ты говоришь?
Генерал. Французские знамена, ваша светлость!
Кутузов. А, знамена!.. (Обращается вдаль.) Благодарю всех. Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! (Пауза.) Нагни, нагни ему голову-то!
Опускают французского орла.
Пониже, пониже, так-то вот! Ура, ребята.
За сценой тысячи голосов "Ура-ра-ра!!"
Вот что, братцы! Я знаю, трудно вам, да что же делать. Потерпите, недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они, видите, до чего они дошли. Хуже нищих последних! Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята? (Пауза.) А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, мать их!..
Рев тысячи голосов, хохот. Кутузов со свитой и знаменами уходит. К костру
возвращаются мушкетеры.
Краснорожий. Эй, Макеев, что ж ты запропал? Или тебя волки съели? Неси дров!
Востроносый приподымается, но опять валится. Молодой вносит дрова, раздувает костер. За сценой хоровая песня: "Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да
в мушкетера!.."
Плясун (выходя). Ах, маменька, холодная роса!..
Краснорожий. Эй, подметки отлетят! Экой яд плясать!
Плясун. И то, брат! (Отвертывает ногу.) А ничего не знают по-нашему. Я ему говорю: "Чьей короны?", а он свое лепечет. Чудесный народ.
Молодой. Сказывал мужик-то этот под Можайском, где страженья-то была, их с десяти деревень согнали, двадцать ден возили, не свозили всех мертвых-то. Волков этих что, говорят!
Старый. То страженья была настоящая, только и было чем помянуть, а то все после того... Так, только народу мученье.
Молодой. И то, дядюшка, позавчера набежали мы... Так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон, говорит. Так только пример один. Сказывали, самого Полиона-то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет, возьмет: вот на те, в руках, перекинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
Фельдфебель I. Эка врать ты здоров, Киселев, посмотрю на тебя.
Молодой. Какое врать, правда истинная.
Краснорожий. А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. А осиновым колом. А то что народу загубил.
Старый. Все одно конец сделаем, не будет ходить...
Шаги по снегу.
Плясун. Ребята, ведмедь...
Входят Рамбаль и Морель. Рамбаль в офицерской шляпе. Морель в женской шубенке и обвязан по-бабьи. Рамбаль падает у костра. Морель указывает на свой рот. Мушкетеры расстилают Рамбалю шинель и дают каши и водки. Рамбаль стонет, отказывается есть. Морель, жадно поев каши и выпив водки, указывает на свои плечи, хочет объяснить, что Рамбаль офицер и что
его надо отогреть.
Фельдфебель I . Офицер...
Фельдфебель II. Спросить у полковника, не возьмет ли отогреть.
Фельдфебель I показывает Рамбалю, чтобы он встал. Рамбаль поднимается,
шатается.
Краснорожий. Что? Не будешь?
Плясун. Э, дурак! Что врешь нескладно. То-то, мужик, право, мужик!
Молодой солдат и Вышедший солдат поднимают Рамбаля, несут.
Рамбаль (обнимая их шеи). Oh mes braves, oh mes bons amis. Voila des hommes! Oh mes braves, mes bons amis! О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!
Морель (жадно ест, пьет. Захмелев, поет). Vive Hemri quatre! Vive ce roi vaillant!
Песельник. Ну-ка, ну-ка, научи, как? Я живо перейму. Как?
Морель (обнимая Песельника). Vive Henri quatre! Vive ce roi vaillant! Ce diable a quatre... Да здравствует Генрих Четвертый! Да здравствует сей храбрый король!
Песельник. Виварика! Ви ф серуверу! Сидибляка!
Хохот.
Краснорожий. Вишь ловко! Го-го-го! Плясун. Ну, валяй еще, еще!
Морель.
Qui eut le triple talent
De boire, de battre
Et d'etre un vert gelant
Имевший тройной талант пить,
драться и быть любезником..
Плясун. А ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев! Песельник. Кю... Кью-ю-ю... летриптала де бу де ба и детравогала.
Краснорожий. А важно! Вот так хранцуз! Ой-го-го!
Фельдфебель I. Дай ему каши-то; ведь не скоро наестся с голоду-то.
Дают Морелю каши, он жадно ест.
Старый. Тоже люди. И полынь на своем кореню растет.
Фельдфебель II. О-о! Господи, Господи! Как звездно, страсть. К морозу...
Слышна песня: "...Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкетера..."
Темно
Чтец. И все затихло. Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем-то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Конец
25.11.1932 г. Москва
КОММЕНТАРИИ
Публикуется автограф пьесы, хранящийся в РО ИРЛИ (Пушкинский Дом) ф. 369, ед. хр. 207, с учетом машинописного экземпляра, в котором есть полный список действующих лиц и деление на действия, отсутствующие в автографе (ф. 369, ед. хр. 208), по ксерокопии книги: Булгаков М. Кабала святош, М., 1991. Составители В. Лосев, В. Петелин.
В публикуемый текст внесены исправления: вместо Адраскин - Апраксин, вместо Ростопчин - Растопчин, как в "Войне и мире" Л. Н. Толстого.
Над инсценировкой "Войны и мира" Булгаков начал работать сразу после окончания фантастической пьесы "Адам и Ева", заключив договор с Большим драматическим театром в Ленинграде. 30 августа 1931 года он писал Станиславскому: "Если только у Вас есть желание включить "Войну и мир" в план работ Художественного театра, я был бы бесконечно рад предоставить ее Вам". Но в Театре все еще надеялись поставить "Бег" и "Кабалу святош", так что не торопились заключать договор.
На одном из автографов инсценировки Булгаков оставил запись: "работу над инсценировкой Войны и Мира я начал 24-го сентября 1921 года... Но потом, увы, я бросил эту работу и возобновил ее только сегодня, 22 декабря 1931 г." (Цитирую по Собранию сочинений в пяти томах, М., 1990, т. 3, с. 606, автор комментариев - Я. Лурье.)
27 февраля 1932 года Булгаков отправил пьесу в Ленинград. Но ответ был отрицательный: пьесу не приняли к постановке.
Договор на инсценировку "Войны и мира" заключил и МХАТ 20 мая 1932 года Немирович-Данченко писал О. Бокшанской: "Из старой литературы мне приятней всего думать о "Войне и мире". Булгаков обещал, кажется, дать синопсис". Но МХАТ инсценировку не поставил, занятый постановкой инсценировки "Мертвых душ".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Темно
СЦЕНА XXX. ФИНАЛ
Ноябрьский вечер. Мороз. Курган. Костры мушкетерского полка. Лес французских
знамен.
Кутузов (выходит со свитой). Что ты говоришь?
Генерал. Французские знамена, ваша светлость!
Кутузов. А, знамена!.. (Обращается вдаль.) Благодарю всех. Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! (Пауза.) Нагни, нагни ему голову-то!
Опускают французского орла.
Пониже, пониже, так-то вот! Ура, ребята.
За сценой тысячи голосов "Ура-ра-ра!!"
Вот что, братцы! Я знаю, трудно вам, да что же делать. Потерпите, недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они, видите, до чего они дошли. Хуже нищих последних! Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята? (Пауза.) А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, мать их!..
Рев тысячи голосов, хохот. Кутузов со свитой и знаменами уходит. К костру
возвращаются мушкетеры.
Краснорожий. Эй, Макеев, что ж ты запропал? Или тебя волки съели? Неси дров!
Востроносый приподымается, но опять валится. Молодой вносит дрова, раздувает костер. За сценой хоровая песня: "Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да
в мушкетера!.."
Плясун (выходя). Ах, маменька, холодная роса!..
Краснорожий. Эй, подметки отлетят! Экой яд плясать!
Плясун. И то, брат! (Отвертывает ногу.) А ничего не знают по-нашему. Я ему говорю: "Чьей короны?", а он свое лепечет. Чудесный народ.
Молодой. Сказывал мужик-то этот под Можайском, где страженья-то была, их с десяти деревень согнали, двадцать ден возили, не свозили всех мертвых-то. Волков этих что, говорят!
Старый. То страженья была настоящая, только и было чем помянуть, а то все после того... Так, только народу мученье.
Молодой. И то, дядюшка, позавчера набежали мы... Так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон, говорит. Так только пример один. Сказывали, самого Полиона-то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет, возьмет: вот на те, в руках, перекинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
Фельдфебель I. Эка врать ты здоров, Киселев, посмотрю на тебя.
Молодой. Какое врать, правда истинная.
Краснорожий. А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. А осиновым колом. А то что народу загубил.
Старый. Все одно конец сделаем, не будет ходить...
Шаги по снегу.
Плясун. Ребята, ведмедь...
Входят Рамбаль и Морель. Рамбаль в офицерской шляпе. Морель в женской шубенке и обвязан по-бабьи. Рамбаль падает у костра. Морель указывает на свой рот. Мушкетеры расстилают Рамбалю шинель и дают каши и водки. Рамбаль стонет, отказывается есть. Морель, жадно поев каши и выпив водки, указывает на свои плечи, хочет объяснить, что Рамбаль офицер и что
его надо отогреть.
Фельдфебель I . Офицер...
Фельдфебель II. Спросить у полковника, не возьмет ли отогреть.
Фельдфебель I показывает Рамбалю, чтобы он встал. Рамбаль поднимается,
шатается.
Краснорожий. Что? Не будешь?
Плясун. Э, дурак! Что врешь нескладно. То-то, мужик, право, мужик!
Молодой солдат и Вышедший солдат поднимают Рамбаля, несут.
Рамбаль (обнимая их шеи). Oh mes braves, oh mes bons amis. Voila des hommes! Oh mes braves, mes bons amis! О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!
Морель (жадно ест, пьет. Захмелев, поет). Vive Hemri quatre! Vive ce roi vaillant!
Песельник. Ну-ка, ну-ка, научи, как? Я живо перейму. Как?
Морель (обнимая Песельника). Vive Henri quatre! Vive ce roi vaillant! Ce diable a quatre... Да здравствует Генрих Четвертый! Да здравствует сей храбрый король!
Песельник. Виварика! Ви ф серуверу! Сидибляка!
Хохот.
Краснорожий. Вишь ловко! Го-го-го! Плясун. Ну, валяй еще, еще!
Морель.
Qui eut le triple talent
De boire, de battre
Et d'etre un vert gelant
Имевший тройной талант пить,
драться и быть любезником..
Плясун. А ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев! Песельник. Кю... Кью-ю-ю... летриптала де бу де ба и детравогала.
Краснорожий. А важно! Вот так хранцуз! Ой-го-го!
Фельдфебель I. Дай ему каши-то; ведь не скоро наестся с голоду-то.
Дают Морелю каши, он жадно ест.
Старый. Тоже люди. И полынь на своем кореню растет.
Фельдфебель II. О-о! Господи, Господи! Как звездно, страсть. К морозу...
Слышна песня: "...Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкетера..."
Темно
Чтец. И все затихло. Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем-то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Конец
25.11.1932 г. Москва
КОММЕНТАРИИ
Публикуется автограф пьесы, хранящийся в РО ИРЛИ (Пушкинский Дом) ф. 369, ед. хр. 207, с учетом машинописного экземпляра, в котором есть полный список действующих лиц и деление на действия, отсутствующие в автографе (ф. 369, ед. хр. 208), по ксерокопии книги: Булгаков М. Кабала святош, М., 1991. Составители В. Лосев, В. Петелин.
В публикуемый текст внесены исправления: вместо Адраскин - Апраксин, вместо Ростопчин - Растопчин, как в "Войне и мире" Л. Н. Толстого.
Над инсценировкой "Войны и мира" Булгаков начал работать сразу после окончания фантастической пьесы "Адам и Ева", заключив договор с Большим драматическим театром в Ленинграде. 30 августа 1931 года он писал Станиславскому: "Если только у Вас есть желание включить "Войну и мир" в план работ Художественного театра, я был бы бесконечно рад предоставить ее Вам". Но в Театре все еще надеялись поставить "Бег" и "Кабалу святош", так что не торопились заключать договор.
На одном из автографов инсценировки Булгаков оставил запись: "работу над инсценировкой Войны и Мира я начал 24-го сентября 1921 года... Но потом, увы, я бросил эту работу и возобновил ее только сегодня, 22 декабря 1931 г." (Цитирую по Собранию сочинений в пяти томах, М., 1990, т. 3, с. 606, автор комментариев - Я. Лурье.)
27 февраля 1932 года Булгаков отправил пьесу в Ленинград. Но ответ был отрицательный: пьесу не приняли к постановке.
Договор на инсценировку "Войны и мира" заключил и МХАТ 20 мая 1932 года Немирович-Данченко писал О. Бокшанской: "Из старой литературы мне приятней всего думать о "Войне и мире". Булгаков обещал, кажется, дать синопсис". Но МХАТ инсценировку не поставил, занятый постановкой инсценировки "Мертвых душ".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13