Уоррен.
В мировой печати со ссылками на различные источники появились данные, что только за первые недели после переворота было убито 20 тысяч человек, 30 тысяч подверглись жестоким пыткам, более 200 тысяч рабочих были уволены с работы. Ярый противник военного режима, глава чилийской компартии Луис Корвалан, которого Москва обменяла на диссидента Владимира Буковского (по этому поводу в народе ходила байка: “обменяли Корвалана на Володьку-хулигана”), в 1985 году свидетельствовал, что за годы военного режима репрессиям было подвергнуто 500 тысяч жертв чилийцев. В марте 1974 года в Хельсинки на 1-й сессии Международной комиссии по расследованию преступлений военной хунты в Чили в ее резолюции фигурировала жесткая формулировка: “Вся картина, которая вырисовывается из анализа этих фактов, напоминает дни прихода к власти германских фашистов”.
Укрепившись внутри страны, ДИНА приступила к проведению операций за рубежом, подавая все это как борьбу с нараставшей угрозой режиму извне. Мишенью секретной службы генерала Пиночета становятся находившиеся в эмиграции противники военного правительства. По некоторым сведениям, был разработан специальный план под кодовым названием “Проект Андреа”, предусматривавший убийство политических противников режима, находившихся в эмиграции. Первой жертвой стал генерал Карлос Пратс, проживавший в Аргентине. 30 сентября 1974 года вместе с женой он был взорван в собственном автомобиле прямо в центре Буэнос-Айреса.
Затем началась охота за бывшим министром обороны в правительстве Альенде, социалистом Орландо Летельером, который открыто из-за рубежа критиковал политику военного режима. 11 сентября 1976 года он был объявлен “врагом нации” и лишен чилийского гражданства, а ровно через десять дней – убит агентами ДИНА в Вашингтоне. “Подвиги” ДИНА, видимо, превратили ее в одиозную организацию, и генерал Пиночет в августе 1977 года издает указ о ее роспуске. Вместо ДИНА создается Национальный информационный центр (СПИ). Первые три месяца председателем его являлся все тот же полковник Контрерас, затем его сменил генерал Одланьер Мена. Как и ДИНА, новый орган подчинялся непосредственно Аугусто Пиночету. Позднее Контрерас по приказу Пиночета был арестован за выявившуюся связь с “делом Летельера”. Генерал при этом заявил: “Он солгал мне. Лично мне ничего не было известно об этом (т.е. о связи ДИНА с убийством Летельера). Если данная история действительно была спровоцирована спецслужбами, то это их проблема, а не моя”.
Подавляя всяческое проявление оппозиционного поведения и мышления, создавая “образ врага”, военный режим целенаправленно формировал в чилийском обществе “культуру страха”. Между людьми насаждалось недоверие, поощрялось доносительство, уничтожалась всякая способность к сопротивлению. Лишенное политического участия и самовыражения, общество погружалось в апатию. Чилийский литератор-эмигрант Ариэль Дорфман, побывавший на родине во второй половине 80-х годов, свидетельствовал, что большинство людей поглощено личными заботами и проблемами собственного выживания, они потеряли надежду, что положение вещей когда-либо может измениться. “Не стали ли люди привыкать к зловещей тени Пиночета как к неотъемлемому атрибуту чилийского пейзажа?” – задается во многом риторическим вопросом автор. Репрессивный аппарат стал настолько обыденным, что иногда так и кажется, будто чилийцы уже и не представляют, как можно без него жить. Страх стал неотъемлемой частью их серого беспросветного существования Психологическое воздействие “культуры страха” стало своеобразным фундаментом политической стабильности, необходимой для успешного и во многом силового внедрения новой экономической модели. Особенностью чилийской военной диктатуры было то, что она не только разрушала, но и созидала, осуществляя либеральную реорганизацию страны.
Еще не так давно в советской литературе много писали о том, что “хунта довела национальную экономику до развала, следуя диктату Международного валютного фонда и неомонетаристской модели “чикагской школы”, что реализация этой модели привела к росту засилья крупного капитала, с одной стороны, и прогрессирующему обнищанию широких масс – с другой”. Но в начале 90-х годов тональность наших публикаций кардинально меняется. От всеобщего осуждения режима Пиночета почти одномоментно перешли к восторгам по поводу его экономических успехов. В массовом сознании формировался устойчивый стереотип “чилийского феномена”, следование которому, якобы, способно вывести Россию на столбовую дорогу мирового прогресса. Однако далеко не все шло так легко и безболезненно в ходе экономических преобразований Пиночета.
Военному режиму досталось весьма тяжелое экономическое наследство. К началу 70-х годов по темпам инфляции Чили вышла на одно из первых мест в Латинской Америке. Внешний долг страны составлял почти 3 миллиарда американских долларов. В годы правления Народного единства были национализированы ведущие отрасли промышленности и сформировался мощный государственный сектор, составлявший до 70 % валового национального продукта. Громадные расходы государства, связанные с поспешной национализацией и расширением статей на социальные нужды, заставили правительство встать на путь денежной эмиссии. Это привело к росту инфляции и резкому сокращению инвестиций. Производство оказалось перед угрозой полного краха. Социально-экономическая обстановка осложнялась и вследствие экономической блокады, введенной США, мощной политической и экономической дестабилизацией как изнутри, так и извне.
Один из бывших “революционеров”, ставший в 80-е годы зажиточным “паразитом”, как он сам о себе с иронией говорил, так оценивал политику правительства Сальвадора Альенде.
– “Они” провозгласили тогда “партисипасьон”, то есть всеобщее право участия в государственной жизни, высшим принципом и кончили всеобщим хаосом. “Они” увлеклись решением больших исторических проблем, забыв о маленьких повседневных делах. “Они” дали землю крестьянам, заодно расписав по пунктам, сколько и чего те должны выращивать, и моментально нажили себе врагов как среди латифундистов, так и тех же крестьян.
Практически в одно и то же время с Чили, военные диктатуры правили в Аргентине и Уругвае. Они тоже пытались решать экономические проблемы в своих странах. Однако здесь жесткая диктатура не спасла режимы от экономического краха, поскольку они делали ставку на госсектор. Пиночет же поставил на частный сектор. Подобная экономическая политика, надо признать, объективно направлена против диктаторской формы правления, урезает власть, создает предпосылки для формирования в перспективе демократических властных структур. Недаром в окружении Пиночета этой политике сопротивлялись.
Вокруг генерала Аугусто Пиночета сложилась группа чилийских экономистов, многие из которых учились в Чикагском университете под руководством Нобелевского лауреата профессора Мил-тона Фридмэна и профессора А. Харбергера. “Чикаго бойз” (“Чикагские мальчики”) разработали применимо к Чили программу перехода к свободной рыночной экономике. Сам Фридмэн придавал большое значение чилийскому эксперименту и несколько раз посещал страну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
В мировой печати со ссылками на различные источники появились данные, что только за первые недели после переворота было убито 20 тысяч человек, 30 тысяч подверглись жестоким пыткам, более 200 тысяч рабочих были уволены с работы. Ярый противник военного режима, глава чилийской компартии Луис Корвалан, которого Москва обменяла на диссидента Владимира Буковского (по этому поводу в народе ходила байка: “обменяли Корвалана на Володьку-хулигана”), в 1985 году свидетельствовал, что за годы военного режима репрессиям было подвергнуто 500 тысяч жертв чилийцев. В марте 1974 года в Хельсинки на 1-й сессии Международной комиссии по расследованию преступлений военной хунты в Чили в ее резолюции фигурировала жесткая формулировка: “Вся картина, которая вырисовывается из анализа этих фактов, напоминает дни прихода к власти германских фашистов”.
Укрепившись внутри страны, ДИНА приступила к проведению операций за рубежом, подавая все это как борьбу с нараставшей угрозой режиму извне. Мишенью секретной службы генерала Пиночета становятся находившиеся в эмиграции противники военного правительства. По некоторым сведениям, был разработан специальный план под кодовым названием “Проект Андреа”, предусматривавший убийство политических противников режима, находившихся в эмиграции. Первой жертвой стал генерал Карлос Пратс, проживавший в Аргентине. 30 сентября 1974 года вместе с женой он был взорван в собственном автомобиле прямо в центре Буэнос-Айреса.
Затем началась охота за бывшим министром обороны в правительстве Альенде, социалистом Орландо Летельером, который открыто из-за рубежа критиковал политику военного режима. 11 сентября 1976 года он был объявлен “врагом нации” и лишен чилийского гражданства, а ровно через десять дней – убит агентами ДИНА в Вашингтоне. “Подвиги” ДИНА, видимо, превратили ее в одиозную организацию, и генерал Пиночет в августе 1977 года издает указ о ее роспуске. Вместо ДИНА создается Национальный информационный центр (СПИ). Первые три месяца председателем его являлся все тот же полковник Контрерас, затем его сменил генерал Одланьер Мена. Как и ДИНА, новый орган подчинялся непосредственно Аугусто Пиночету. Позднее Контрерас по приказу Пиночета был арестован за выявившуюся связь с “делом Летельера”. Генерал при этом заявил: “Он солгал мне. Лично мне ничего не было известно об этом (т.е. о связи ДИНА с убийством Летельера). Если данная история действительно была спровоцирована спецслужбами, то это их проблема, а не моя”.
Подавляя всяческое проявление оппозиционного поведения и мышления, создавая “образ врага”, военный режим целенаправленно формировал в чилийском обществе “культуру страха”. Между людьми насаждалось недоверие, поощрялось доносительство, уничтожалась всякая способность к сопротивлению. Лишенное политического участия и самовыражения, общество погружалось в апатию. Чилийский литератор-эмигрант Ариэль Дорфман, побывавший на родине во второй половине 80-х годов, свидетельствовал, что большинство людей поглощено личными заботами и проблемами собственного выживания, они потеряли надежду, что положение вещей когда-либо может измениться. “Не стали ли люди привыкать к зловещей тени Пиночета как к неотъемлемому атрибуту чилийского пейзажа?” – задается во многом риторическим вопросом автор. Репрессивный аппарат стал настолько обыденным, что иногда так и кажется, будто чилийцы уже и не представляют, как можно без него жить. Страх стал неотъемлемой частью их серого беспросветного существования Психологическое воздействие “культуры страха” стало своеобразным фундаментом политической стабильности, необходимой для успешного и во многом силового внедрения новой экономической модели. Особенностью чилийской военной диктатуры было то, что она не только разрушала, но и созидала, осуществляя либеральную реорганизацию страны.
Еще не так давно в советской литературе много писали о том, что “хунта довела национальную экономику до развала, следуя диктату Международного валютного фонда и неомонетаристской модели “чикагской школы”, что реализация этой модели привела к росту засилья крупного капитала, с одной стороны, и прогрессирующему обнищанию широких масс – с другой”. Но в начале 90-х годов тональность наших публикаций кардинально меняется. От всеобщего осуждения режима Пиночета почти одномоментно перешли к восторгам по поводу его экономических успехов. В массовом сознании формировался устойчивый стереотип “чилийского феномена”, следование которому, якобы, способно вывести Россию на столбовую дорогу мирового прогресса. Однако далеко не все шло так легко и безболезненно в ходе экономических преобразований Пиночета.
Военному режиму досталось весьма тяжелое экономическое наследство. К началу 70-х годов по темпам инфляции Чили вышла на одно из первых мест в Латинской Америке. Внешний долг страны составлял почти 3 миллиарда американских долларов. В годы правления Народного единства были национализированы ведущие отрасли промышленности и сформировался мощный государственный сектор, составлявший до 70 % валового национального продукта. Громадные расходы государства, связанные с поспешной национализацией и расширением статей на социальные нужды, заставили правительство встать на путь денежной эмиссии. Это привело к росту инфляции и резкому сокращению инвестиций. Производство оказалось перед угрозой полного краха. Социально-экономическая обстановка осложнялась и вследствие экономической блокады, введенной США, мощной политической и экономической дестабилизацией как изнутри, так и извне.
Один из бывших “революционеров”, ставший в 80-е годы зажиточным “паразитом”, как он сам о себе с иронией говорил, так оценивал политику правительства Сальвадора Альенде.
– “Они” провозгласили тогда “партисипасьон”, то есть всеобщее право участия в государственной жизни, высшим принципом и кончили всеобщим хаосом. “Они” увлеклись решением больших исторических проблем, забыв о маленьких повседневных делах. “Они” дали землю крестьянам, заодно расписав по пунктам, сколько и чего те должны выращивать, и моментально нажили себе врагов как среди латифундистов, так и тех же крестьян.
Практически в одно и то же время с Чили, военные диктатуры правили в Аргентине и Уругвае. Они тоже пытались решать экономические проблемы в своих странах. Однако здесь жесткая диктатура не спасла режимы от экономического краха, поскольку они делали ставку на госсектор. Пиночет же поставил на частный сектор. Подобная экономическая политика, надо признать, объективно направлена против диктаторской формы правления, урезает власть, создает предпосылки для формирования в перспективе демократических властных структур. Недаром в окружении Пиночета этой политике сопротивлялись.
Вокруг генерала Аугусто Пиночета сложилась группа чилийских экономистов, многие из которых учились в Чикагском университете под руководством Нобелевского лауреата профессора Мил-тона Фридмэна и профессора А. Харбергера. “Чикаго бойз” (“Чикагские мальчики”) разработали применимо к Чили программу перехода к свободной рыночной экономике. Сам Фридмэн придавал большое значение чилийскому эксперименту и несколько раз посещал страну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15