А потом они без всего остались, и без паспорта. И еще в милицию одного из них забрали... Интересное кино!
Сеня принадлежал к тем верным приверженцам кино, которые, какой бы фильм они ни смотрели, ждут, что обязательно кто-нибудь упадет в воду или герои хотя бы уж подерутся. Во всяком случае, произойдет что-нибудь очень смешное. И, надо надеяться, не будет длинных разговоров и любовных объяснений, которые только все дело затягивают.
Но Сурик безучастно слушал его.
- Интересное кино, говоришь? - протянул он.- А вот известно тебе, что такое вторая серия картины "Молодая гвардия"?
- Го! Я уже пять раз ее видал.
- А в шестой раз не желаешь? - многозначительно спросил Сурик.- Так имей в виду - она с этим типом сговорилась завтра на эту картину идти.
- Что же, она раньше не видела? - насторожился Сеня.
- Это для него. Не понять тебе? Перевоспитывает. Он, наверное, и первую-то серию еще не видал.
- А ты откуда знаешь, что они идут?
- А я видел - они билеты брали.
- Сколько? Два?
- Да нет. Три.
- А третий, что же, для Милки? И она с ними?
- Сеня, тебе должно быть известно, что хвост легко отрывается только у ящерицы,- с важным видом произнес Сурик. (И откуда, шут его возьми, все на свете знал этот мальчишка?)
- При чем тут ящерица? - недоумевал Сеня.
- О боги! - Сурик воздел руки.- До тебя что, не дошло? Я имею в виду Милку. Она за ними всюду, как хвост.
- Не скажи.- Сеня задумчиво покачал головой.- По-моему, наоборот, он сильнее к Милке относится. Как считаешь?
Сурик пожал плечами.
- Да, я тоже так считаю, что наблюдается.
- Видно, что ни в чем он не разбирается.
- Где ему разобраться!
И оба зашагали молча.
В тот же самый час Ксана, которая делала домашнее задание вместе с Милой, собирая книжки, чтобы идти домой, остановилась на мгновение у порога, а потом таинственно сообщила:
- Знаешь, Милка, когда мы вчера шли с ним с пения... он мне вдруг говорит: "А сколько, говорит, вашей подруге лет?" Я говорю: "Мы с ней одного года рождения". А он не понял, спрашивает: "Как это?" Ну я ему объяснила. Потом он стал считать, а после как удивится и говорит: "А на вид совсем уже как мадмуазель, интересная" .
- Врешь, Ксанка, так и сказал? Мадмуазель? И интересная?
- Я, кажется, не имею привычки сочинять.
Мила испытующе посмотрела на подругу, подошла к зеркалу, поправила волосы и глянула еще раз, уже из зеркала, на Ксану.
Потом сказала ей, не оборачиваясь:
- А он меня про тебя тоже спрашивал.
- А что про меня? -- Ксана, не доверяя зеркалу, быстро заглянула в лицо подружке.
- Подошел на переменке и говорит: "Почему, говорит, ваша подруга такая всегда задумчивая?"
- А ты что?
- А я говорю: "Она большей частью вообще обычно очень серьезная, потому что много пережила".
- Ну и он что?
- Л он говорит: "Это, говорит, заметно - чувствуется. Я тоже, говорит, много пережил, как и она".
- Так и сказал: "Как и она"? Ой, Милка!
И они, визжа, схватив друг друга за плечи, долго прыгали и кружились на месте.
У бабушки Галины Петровны в этот вечер был большой доклад во Дворце шахтера. И она после обеда прилегла соснуть часок перед выступлением. Ксана осторожненько примостилась на диване возле нее, подползла неслышно, притерлась к плечу и стала легонько толкаться лбом ей за ухом.
Конечно, бабушка проснулась:
- Ишь, подкралась, ящерка...
- Ты спи, спи. Я не буду тебе мешать. Я только так, помышкаться.
- Брысь, пошла отсюда!
- Я буду тихонько. Прошло несколько минут.
Бабушка дышала ровно. Только веки ее чуть подрагивали.
- Бабушка, ты спишь? - зашептала Ксана.
- М-м? - откликнулась бабушка, едва двинув губами и не открывая глаз.
- Нет, ты спи. Я только тебя хочу спросить. Бабушка, а разве это может быть так, что живут вот, живут... И вдруг какой-то человек сделается, ну, почти что важнее всех?
- Ну, сразу уж так это не делается,- сонно проговорила бабушка.- Это надо, чтобы по душе пришелся, чтобы из всех был самый такой, выбранный.
- Чудно как-то! - Ксана поежилась, устроилась поудобнее на плече у бабушки, помолчала, потом опять шепотом: - Ну, а если они даже раньше и не учились вместе?
- Кто же это такие они? - Бабушка приоткрыла один глаз и очень внимательно посмотрела на Ксану.
- Ну, просто так... кто-нибудь. Скажем, один человек и другой.
- Что же, так их и кличут по номерам: один да второй?
- Да нет, бабушка, какая ты!.. Я ведь это так интересуюсь, вообще. Я говорю только, может быть так, чтобы этот человек даже и подругой не был и не родственник никакой даже, а вдруг такой вот сделается, самый важный?
Бабушка вздохнула и чуть заметно улыбнулась.
- Да, вот так и бывает: и не родня никакой, а делается всех родней.
- И со мной так когда-нибудь может быть?
- А почему же нет? Что, ты других хуже?
- Нет,- помолчав, задумчиво проговорила Ксана,- это, бабушка, наверное, все-таки как-нибудь не так бывает.
- Как бывает, еще узнаешь, нечего задумываться раньше времени. Ты что это, а? Ну-канько, уж рассказывай давай.
- Да ну тебя, бабушка! - Ксана отодвинулась и уткнулась подбородком в подушку.- Ты уж сразу думаешь не знаю что!
- Ишь, хвостопырка! Чуть что, и уж все перышки топырь, топырь! Лежи, пока вовсе не согнала тебя отсюда. Полежали тихонько минутки три.
Потом Ксана дотянулась до уха бабушки:
- Нет, я все равно больше всех буду любить тебя.
- Не зарекайся, дурочка.
Еще что-то хотела сказать Ксана, но не решилась. Поежилась, повертелась, чтобы поглубже ввинтиться плечиком в подушку, и вдруг:
- А в Париже, оказывается, прямо посередке города поля. Называются Елисеевские. Только это называется так. А то даже и не поля совсем! Улица там такая. В пять раз ширше, чем у нас Первомайская.
- Это что за "ширше"? Тебя в школе так учат говорить?
- Ну, шире.
- Ксанка, ты можешь дать человеку перед докладом хоть минутку поспать?
- Спи, спи себе. Я же не кричу. Я тихонько.- Она совсем перешла на еле слышный шепот.- Бабушка, а с тобой тоже так было, как ты сказала?
- Вот, ей-богу, еще наказание! Присуха какая! Ну что ты ко мне привязалась? Было и со мной, как со всякой.
- И дедушка Богдан раньше тебе совсем даже был не свой, ни капельки не родный?
- Вот чудная ты! Я же тебе объяснила.
- Удивительно, правда, как это вдруг получается?
- Да вот сколько уж люди на земле живут - сами все удивляются, что за сила такая берется.
- А это разве такая сила?
- Сила! - не сразу, подумав, но твердо сказала бабушка и, открыв оба глаза, повернулась к Ксане. Глаза у нее вдруг стали ясными и смотрели куда-то далеко, поверх Ксаниной головы.- Сила! - повторила она убежденно.- Если хорошо всё у людей, то сила. А если нехорошо, не сошлось что-нибудь, то хуже боли и слабости всякой. Да, это, Ксаночка, такая сила, что человек, бывает, и совладать с ней не может.
- А дедя Артем?
- Это с каких пор он тебе "дедя"?.. Артем Иванович? Он при чем тут?
- Нет, я говорю: вот Артем Иванович, он ведь самый сильный считается... Он бы совладал?
Долго молчала Галина Петровна. И Ксанка решила, что бабушка уже спит.
Но та вдруг, не открывая глаз, не двинув плотно сошедшимися бровями, тихо проговорила:
- Ну он, кто знает... Он-то совладал бы. Видно, не сильное у него и было.
Бабушка полежала некоторое время.
Потом она вдруг снова открыла глаза. Сна в них уже не было совсем.
- Глупая ты еще, Ксанка... Это все не даром дается. За это сердцем человек рассчитывается. Это надо всей жизнью своей отквитывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81