Никто меня не замечал. Я рассчитал, что если он прошел со станции этим путем, то здесь же должен пойти обратно.
Мне даже ожидание долгим не показалось. Пролетело в один миг.
Многоцветная волна лошадей поднялась над ближайшим барьером, рухнула и с грохотом покатилась к нам. Земля гудела под копытами, воздух звенел от брани жокеев, мощные тела взмывали над живой изгородью, волна пота, усилий, скорости заполонила глаза, уши, разум, ударила по сердцу, как внезапное чудо, и пропала, схлынула, оставив по себе тишину. Я несколько раз спускался к самим препятствиям, чтобы посмотреть, как это выглядит вблизи. Я видел это и здесь, и на других ипподромах, и неистовый прилив возбуждения все еще был для меня полон прелести и новизны.
— Кто нынешний владелец Индийского Шелка? — спросил я.
— Мистер Чакворт из Бирмингема, — ответил Рикки. — Иногда его можно встретить на скачках, и всегда он рассусоливает насчет Индийского Шелка.
Но это не он купил его у папы. Он купил позже, когда конь уже был в порядке. И дал настоящую цену, как мы слышали. От этого только хуже стало. И горько, и жалко.
— А кто купил лошадь у твоего отца?
— Я его не видел... Фамилия его Смит. А имя какое-то смешное. Не помню. Смит. Друг Кальдера.
— Может быть, — пораженно спросил я, — его звали Дисдэйл Смит?
— Точно. Похоже на то. А вы откуда знаете?
— Он в тот день был в Аскоте, — сказал я. — Там же, на тротуаре, как раз рядом с Кальдером Джексоном.
— Он там был? — Рикки явно потерял самообладание. — Чертов сукин сын! Все он врал про свои прекрасные луга!
— А кто говорит правду, когда продает или покупает лошадей? — риторически спросил я.
У дальнего поворота дорожки показались скакуны, устало заходящие на второй круг.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Рикки. — Ну, насчет меня.
Вы не скажете маме и папе, а? Ну пожалуйста, не говорите!
Я посмотрел в глаза юноше и увидел, что в них осталась тревога, но исчез первоначальный панический страх. Похоже, он сознавал, что я вряд ли потащу его за решетку, но вот насчет остального уверен не был.
— Наверное, они должны знать, — сказал я.
— Нет! — Его мгновенно охватило смятение. — У них было столько забот, а я чуть не сделал еще хуже, только вы меня остановили, а потом я стал просыпаться весь в поту, когда представил, что бы стало с ними, и я получил хороший урок: ничего доброго не добьешься, убивая людей, можно только испоганить жизнь своим родным.
После долгой паузы я сказал:
— Ладно. Не буду им рассказывать.
И да поможет мне Господь, подумал я, если он когда-нибудь нападет на кого-то еще, потому что первая попытка сошла ему с рук.
Облегчение, казалось, обессилило его почти так же, как и тревога. Он заморгал, отвернулся и стал смотреть туда, где участники состязания в третий раз заходили на прямую, на этот раз собравшись с силами для финишного рывка. Опять возносилась и падала волна над дальними барьерами, но теперь единый гребень разбился на множество брызг, слитная группа растянулась в цепочку.
Я вновь полюбовался вблизи поражающим воображение взлетом лошадей и жокеев, и от зависти мне захотелось самому вскочить в седло; но, как и Алеку, мне захотелось слишком поздно. У меня были сила и здоровье... но мне было тридцать три.
Лошади галопом пронеслись к аплодирующим трибунам, а мы с Рикки медленно побрели им вслед. После признания он был тих и спокоен; ему стало легче, когда он излил душу.
— Что ты теперь думаешь о Кальдере Джексоне? — спросил я.
Он выдавил из себя кривую усмешку.
— Ничего особенного. Все это было безумие. То есть не его же вина, если папа упрям, как осел.
Я это проглотил.
— То есть ты хочешь сказать, по-твоему, твой отец мог сам послать лошадь к нему?
— Да, думаю, мог бы, как и хотела мама. Но он сказал, что это глупость и одно разорение. Вы не знаете моего папу, он если уж вбил себе в голову, то просто бесится, когда кто-то начинает спорить, и он накричал на нее, а это несправедливо.
— Если бы твой отец послал лошадь к Кальдеру Джексону, — задумчиво сказал я, — скорее всего она бы до сих пор принадлежала ему.
— Да я не думаю, что он этого не понимает. Конечно, это правда, но он и под страхом смерти этого не скажет.
Наши ноги путались в густой траве; я спросил его, откуда Кальдер или Дисдэйл могли узнать, что Индийский Шелк болен. Он пожал плечами.
— Из газет. Он должен был быть фаворитом на приз Короля Георга VI в День Дарения, но, конечно, не участвовал, и пресса разнюхала почему.
Мы вновь подошли ко входу в закрытые трибуны, прошли внутрь, и я спросил, где Рикки живет.
— В Экснинге, — ответил он.
— Где это?
— Под Ньюмаркетом. — В его взгляде опять затрепетали опасения. Вы правда не скажете?
— Правда, — успокоил я. — Только... — Я слегка нахмурился, подумав о тепличных условиях, в которых растят его родители.
— Только что?
Я слегка изменил курс.
— Чем ты сейчас занимаешься? Все еще учишься в школе?
— Нет, закончил, вот когда сдал экзамены. То есть надо было сдать.
Сейчас тебя ни на какую нормальную работу не примут без этих бумажек.
— Ты разве работаешь не у отца? Должно быть, он услышал в моем голосе оттенок облегчения, потому что впервые за все время широко улыбнулся.
— Нет, я подумал, что это плохо скажется на его характере, да и вообще не хочу быть тренером, одна нервотрепка, вот что.
— А кем хочешь?
— Да вот изучаю электротехнику на одной фирме рядом с Кембриджем.
Учеником устроился, вот. — Он опять улыбнулся. — А лошади — это не для меня. — Он печально покачал головой и торжественно заявил тоном юного Соломона:
— Лошади разбивают вам сердце.
Год второй: ноябрь
К моему несказанному восторгу, мультипликатор вышел в козыри. Двадцать его рисованных фильмов шли по телевидению весь месяц, по будням, в самое подходящее для такого рода юмора время — семь вечера, когда старшие дети еще не спят, а родители отдыхают после работы. Вся страна сидела и хихикала, а запыхавшийся мультипликатор звонил и требовал увеличить ссуду.
— Мне нужна приличная студия, а не этот перекрашенный амбар. И еще художники, и дизайнеры, и звукооператоры, и оборудование.
— Отлично. — Я вклинился в первую же брешь. — Напишите все, что вам требуется, и подъезжайте ко мне.
— Вы можете вообразить, — сказал он таким голосом, будто сам не мог, — они купят столько фильмов, сколько я смогу сделать! Никаких ограничений! Прямо умоляют, чтобы я не останавливался... Говорят: пожалуйста, работайте!
— Очень рад за вас, — искренне сказал я.
— Вы заставили меня поверить в себя, — сказал он. — Вы это сделали. Мне столько отказывали, и я уже упал духом, но когда вы ссудили мне деньги для начала, из меня будто пробку вышибли. Идеи просто валом пошли.
— И как, еще идут?
— Спрашиваете! У меня вчерне готовы следующие двадцать серий, мы над ними работаем, а потом я начну новую партию.
— Кошмар, — сказал я.
— Оно так, братишка, жизнь поразительная штука. — Он положил трубку, оставив меня улыбаться в пространство.
— Мультипликатор? — спросил Гордон.
Я кивнул.
— Взвился, как ракета.
— Поздравляю. — Искренняя теплота и веселое удовольствие звучали в его голосе. Он благородный человек, подумал я. Нельзя причинить ему боль.
— Похоже, он выходит на мировой уровень.
— Дисней, Ханна Барбера, владыки наших сердец, — продекламировал Алек с того конца комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Мне даже ожидание долгим не показалось. Пролетело в один миг.
Многоцветная волна лошадей поднялась над ближайшим барьером, рухнула и с грохотом покатилась к нам. Земля гудела под копытами, воздух звенел от брани жокеев, мощные тела взмывали над живой изгородью, волна пота, усилий, скорости заполонила глаза, уши, разум, ударила по сердцу, как внезапное чудо, и пропала, схлынула, оставив по себе тишину. Я несколько раз спускался к самим препятствиям, чтобы посмотреть, как это выглядит вблизи. Я видел это и здесь, и на других ипподромах, и неистовый прилив возбуждения все еще был для меня полон прелести и новизны.
— Кто нынешний владелец Индийского Шелка? — спросил я.
— Мистер Чакворт из Бирмингема, — ответил Рикки. — Иногда его можно встретить на скачках, и всегда он рассусоливает насчет Индийского Шелка.
Но это не он купил его у папы. Он купил позже, когда конь уже был в порядке. И дал настоящую цену, как мы слышали. От этого только хуже стало. И горько, и жалко.
— А кто купил лошадь у твоего отца?
— Я его не видел... Фамилия его Смит. А имя какое-то смешное. Не помню. Смит. Друг Кальдера.
— Может быть, — пораженно спросил я, — его звали Дисдэйл Смит?
— Точно. Похоже на то. А вы откуда знаете?
— Он в тот день был в Аскоте, — сказал я. — Там же, на тротуаре, как раз рядом с Кальдером Джексоном.
— Он там был? — Рикки явно потерял самообладание. — Чертов сукин сын! Все он врал про свои прекрасные луга!
— А кто говорит правду, когда продает или покупает лошадей? — риторически спросил я.
У дальнего поворота дорожки показались скакуны, устало заходящие на второй круг.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Рикки. — Ну, насчет меня.
Вы не скажете маме и папе, а? Ну пожалуйста, не говорите!
Я посмотрел в глаза юноше и увидел, что в них осталась тревога, но исчез первоначальный панический страх. Похоже, он сознавал, что я вряд ли потащу его за решетку, но вот насчет остального уверен не был.
— Наверное, они должны знать, — сказал я.
— Нет! — Его мгновенно охватило смятение. — У них было столько забот, а я чуть не сделал еще хуже, только вы меня остановили, а потом я стал просыпаться весь в поту, когда представил, что бы стало с ними, и я получил хороший урок: ничего доброго не добьешься, убивая людей, можно только испоганить жизнь своим родным.
После долгой паузы я сказал:
— Ладно. Не буду им рассказывать.
И да поможет мне Господь, подумал я, если он когда-нибудь нападет на кого-то еще, потому что первая попытка сошла ему с рук.
Облегчение, казалось, обессилило его почти так же, как и тревога. Он заморгал, отвернулся и стал смотреть туда, где участники состязания в третий раз заходили на прямую, на этот раз собравшись с силами для финишного рывка. Опять возносилась и падала волна над дальними барьерами, но теперь единый гребень разбился на множество брызг, слитная группа растянулась в цепочку.
Я вновь полюбовался вблизи поражающим воображение взлетом лошадей и жокеев, и от зависти мне захотелось самому вскочить в седло; но, как и Алеку, мне захотелось слишком поздно. У меня были сила и здоровье... но мне было тридцать три.
Лошади галопом пронеслись к аплодирующим трибунам, а мы с Рикки медленно побрели им вслед. После признания он был тих и спокоен; ему стало легче, когда он излил душу.
— Что ты теперь думаешь о Кальдере Джексоне? — спросил я.
Он выдавил из себя кривую усмешку.
— Ничего особенного. Все это было безумие. То есть не его же вина, если папа упрям, как осел.
Я это проглотил.
— То есть ты хочешь сказать, по-твоему, твой отец мог сам послать лошадь к нему?
— Да, думаю, мог бы, как и хотела мама. Но он сказал, что это глупость и одно разорение. Вы не знаете моего папу, он если уж вбил себе в голову, то просто бесится, когда кто-то начинает спорить, и он накричал на нее, а это несправедливо.
— Если бы твой отец послал лошадь к Кальдеру Джексону, — задумчиво сказал я, — скорее всего она бы до сих пор принадлежала ему.
— Да я не думаю, что он этого не понимает. Конечно, это правда, но он и под страхом смерти этого не скажет.
Наши ноги путались в густой траве; я спросил его, откуда Кальдер или Дисдэйл могли узнать, что Индийский Шелк болен. Он пожал плечами.
— Из газет. Он должен был быть фаворитом на приз Короля Георга VI в День Дарения, но, конечно, не участвовал, и пресса разнюхала почему.
Мы вновь подошли ко входу в закрытые трибуны, прошли внутрь, и я спросил, где Рикки живет.
— В Экснинге, — ответил он.
— Где это?
— Под Ньюмаркетом. — В его взгляде опять затрепетали опасения. Вы правда не скажете?
— Правда, — успокоил я. — Только... — Я слегка нахмурился, подумав о тепличных условиях, в которых растят его родители.
— Только что?
Я слегка изменил курс.
— Чем ты сейчас занимаешься? Все еще учишься в школе?
— Нет, закончил, вот когда сдал экзамены. То есть надо было сдать.
Сейчас тебя ни на какую нормальную работу не примут без этих бумажек.
— Ты разве работаешь не у отца? Должно быть, он услышал в моем голосе оттенок облегчения, потому что впервые за все время широко улыбнулся.
— Нет, я подумал, что это плохо скажется на его характере, да и вообще не хочу быть тренером, одна нервотрепка, вот что.
— А кем хочешь?
— Да вот изучаю электротехнику на одной фирме рядом с Кембриджем.
Учеником устроился, вот. — Он опять улыбнулся. — А лошади — это не для меня. — Он печально покачал головой и торжественно заявил тоном юного Соломона:
— Лошади разбивают вам сердце.
Год второй: ноябрь
К моему несказанному восторгу, мультипликатор вышел в козыри. Двадцать его рисованных фильмов шли по телевидению весь месяц, по будням, в самое подходящее для такого рода юмора время — семь вечера, когда старшие дети еще не спят, а родители отдыхают после работы. Вся страна сидела и хихикала, а запыхавшийся мультипликатор звонил и требовал увеличить ссуду.
— Мне нужна приличная студия, а не этот перекрашенный амбар. И еще художники, и дизайнеры, и звукооператоры, и оборудование.
— Отлично. — Я вклинился в первую же брешь. — Напишите все, что вам требуется, и подъезжайте ко мне.
— Вы можете вообразить, — сказал он таким голосом, будто сам не мог, — они купят столько фильмов, сколько я смогу сделать! Никаких ограничений! Прямо умоляют, чтобы я не останавливался... Говорят: пожалуйста, работайте!
— Очень рад за вас, — искренне сказал я.
— Вы заставили меня поверить в себя, — сказал он. — Вы это сделали. Мне столько отказывали, и я уже упал духом, но когда вы ссудили мне деньги для начала, из меня будто пробку вышибли. Идеи просто валом пошли.
— И как, еще идут?
— Спрашиваете! У меня вчерне готовы следующие двадцать серий, мы над ними работаем, а потом я начну новую партию.
— Кошмар, — сказал я.
— Оно так, братишка, жизнь поразительная штука. — Он положил трубку, оставив меня улыбаться в пространство.
— Мультипликатор? — спросил Гордон.
Я кивнул.
— Взвился, как ракета.
— Поздравляю. — Искренняя теплота и веселое удовольствие звучали в его голосе. Он благородный человек, подумал я. Нельзя причинить ему боль.
— Похоже, он выходит на мировой уровень.
— Дисней, Ханна Барбера, владыки наших сердец, — продекламировал Алек с того конца комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76