У сердца есть еще одна символическая параллель --
мистическая роза. Роза вносит в сердце тот оттенок экспансии из точки вовне,
который характерен для растений. Мистическая роза существует вне времени,
Данте пишет о "вечной розе", являющейся центром мира.
_____________
59 Боэций. Каким образом Троица есть единый Бог, а не три
божества // Боэций. "Утешение философией" и другие трактаты. М.: Наука,
1990. С. 149.
60 Боэций. Цит. соч. С. 156.
61 Боэций особо останавливался на парадоксальности ситуации, когда Бог,
будучи нераздельной сущностью, является одновременно и Отцом и Сыном, то
есть парой, отношения в которой немыслимы в рамках нераздельности.
62 Известно, что сердце Христово осмысливалось в католической традиции
как чрево, в которое Христос приемлет души. Души часто изображались в виде
зародыша, помещенного в сердце Христа, которое все в большей степени
принимало символическую форму матки. См.:
Bynum Caroline Walker. Jesus as Mother. Berkeley; Los Angeles;
London: University of California Press, 1982. P. 120--121. Известны
изображения сердца-матки, распятого на кресте. Таким образом, сердце
Христово превращается в подобие собственной матери, девы Марии, а сам он (в
виде зародыша-младенца) оказывается как бы внутри собственного сердца. При
этом рана на сердце Христа превращается в некое подобие влагалища, из
которого как бы происходит "размножение ипостасности" (вполне в духе разреза
на диаграмме Рабана Мавра).
252 Глава 8
12
В хармсовской диаграмме Рабана Мавра сердце представлено в виде линий,
штрихов, граф. Оно включено в структуру письма, темпоральную по своему
существу. Ведь линия на письме по-своему выражает линеарность времени.
Конечно, монограммы понимаются Хармсом как преодоление линеарности, но
преодоление это связано со сворачиванием линии на себя, с ее рассечением.
Рассечение проецирует на линию измеримость, "счет" и одновременно блокирует
ее развертывание.
Делимость в монограмме похожа на умножение "ипостасности" в неделимом
едином. Нечто не имеющее протяженности, неисчислимое тем не менее вбирает в
себя измеримость, число.
Андрей Белый, считавший поэзию одномерным, линейным искусством,
связывал с линейностью стиха измеримость его элементов, создаваемых
членящими ритмом и метром:
Чередование моментов времени, обуславливающее счет, является основой
всякого измерения. Непосредственное измерение всякого отсчета наиболее
рельефно выступает в одномерном пространстве -- в линии. В трехмерном же
пространстве намечаемые координатные оси предшествуют измерению. Измерение,
т. е. перевод пространственных отношений на временные, наступает потом.
Линия не требует определений для высоты и широты, а только длины. Мы сразу
измеряем линию; сразу переводим на язык времени63.
Любопытно, что эта линеарность и связанная с ней членимость
претерпевают радикальное изменение в книге, которая как бы снимает
поступательное движение стиха. Белый считал, что книга -- объект,
принадлежащий четвертому измерению. Мы продвигаемся в ней вдоль одномерной
линейности строк, расположенных на плоскости листа, но, перелистывая
страницы, мы как бы возвращаем наш взгляд на исходную точку, таким образом,
двигаясь по спирали. Спираль же, вписывая время в тело, является
геометрической фигурой четвертого измерения64. Иными словами, она снимает
движение как линеарную темпоральность.
Сердце, как точка, порождающая пространственно-временную экспансию,
оказывается в центре такого же спиралевидного движения. Линеарность графем
ее диаграммы позволяет вписать в него "число", "снимаемое", однако, его
сущностной неделимостью. В этом смысле сердце напоминает книгу Белого. Хармс
во втором варианте стихотворения также заменяет сердце книгой.
Между прочим, в монологе Мабра есть указание на еще одну часть тела,
сыгравшую принципиальную роль в становлении общеприня-
________________________
63 Белый Андрей. Формы искусства // Белый А. Символизм как
миропонимание. М.: Республика, 1994. С. 98.
64 Белый Андрей. Круговое движение // Труды и дни. 1912. No
4--5. С. 58. О значении спирали у Белого см.: Bethea David M. The
Shape of Apocalypsen in Modern Russian Fiction. Prince-ton: Princeton
University Press, 1989. P. 119--130.
Рассеченное сердце 253
той системы счисления, -- руки. Строчку: "Без цифр наука как без рук"
-- надо понимать совершенно конкретно. Науке не на чем считать, потому что
руки -- это основной аналоговый механизм количественного счета. Десять
пальцев рук утвердили всю десятеричную систему счисления, по мнению многих,
одну из наименее эффективных, поскольку 10 имеет всего два делителя, в
отличие скажем от 12, имеющих четыре делителя65.
Антропоморфность счета вызывает ироническое отношение Хармса. У него,
например, есть миниатюра (1936--1937), в которой человек, потерявший во сне
веру, пытается определить ее вес с помощью весов66. Эта миниатюра,
по-видимому, связана со сценой пророчества из Книги Даниила -- текста,
исключительно важного для Хармса. В Библии Навуходоносор "взвешен на весах и
найден очень легким" (Дан., 5, 27). В миниатюре Хармса также происходит
взвешивание:
По счастью в комнате этого человека стояли медицинские десятичные весы,
и этот человек имел обыкновение каждый день утром и вечером взвешивать себя
(МНК, 201).
С помощью весов человек устанавливает, что вера, утерянная им во сне,
"весила приблизительно восемь фунтов". "Десятичное исчисление" дает этот
абсурдный вес веры, соотносимый в конечном счете с десятью пальцами на руке.
Хармс пишет, однако, не "восемь фунтов", а "приблизительно восемь
фунтов". Десятичное исчисление не дает точного результата. Вот почему для
обэриутов характерно отрицание точного числового счисления. Друскин заявлял:
Миру присуща приблизительность; поэтому никогда не надо говорить точно,
в числах (Логос, 50).
В 1931 году Хармс написал стихотворение, обыгрывающее соотнесенность
человеческого тела с числами, при этом сознательно пренебрегая десятеричной
системой счета:
Человек устроен из трех частей,
из трех частей,
из трех частей.
Хэу-ля-ля,
дрюм-дрюм-ту-ту!
Из трех частей человек.
____________
65 Связь счисления с рукой зафиксирована в языке: ср. санскритское
pa.ntc.ha ("пять") с персидским pentcha ("рука"), или русские
"пять" и "пясть". Счет у своих истоков имеет выраженный антропоморфный
характер. Творение в Ветхом завете связывалось с перстами Бога ("...взираю я
на небеса Твои -- дело Твоих перстов..." -- Псал., 8, 4). В каббалистическом
трактате "Сефир Иетсира" десять сефир идентифицировались с десятью пальцами
творящего Бога (Kaplan Aryeh. Sefer Yetzirah. The Book of Creation.
York Beach: Samuel Weiser, 1990. P. 32). Счет у его мифологических истоков
выступал как антропоморфное и теоморфное "чтение" творения.
66 Совершенно сходную ситуацию абсурдных измерений можно найти у Льюиса
Кэрролла в "Сильвии и Бруно", где на вопрос, насколько Сильвия сожалеет о
том, что потерялся ребенок Королевы (Queen's Baby), Бруно отвечает: "три
четверти ярда", давая точную меру сожаления (The Works of Lewis Carroll,
Feltham: Spring Books, 1965.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
мистическая роза. Роза вносит в сердце тот оттенок экспансии из точки вовне,
который характерен для растений. Мистическая роза существует вне времени,
Данте пишет о "вечной розе", являющейся центром мира.
_____________
59 Боэций. Каким образом Троица есть единый Бог, а не три
божества // Боэций. "Утешение философией" и другие трактаты. М.: Наука,
1990. С. 149.
60 Боэций. Цит. соч. С. 156.
61 Боэций особо останавливался на парадоксальности ситуации, когда Бог,
будучи нераздельной сущностью, является одновременно и Отцом и Сыном, то
есть парой, отношения в которой немыслимы в рамках нераздельности.
62 Известно, что сердце Христово осмысливалось в католической традиции
как чрево, в которое Христос приемлет души. Души часто изображались в виде
зародыша, помещенного в сердце Христа, которое все в большей степени
принимало символическую форму матки. См.:
Bynum Caroline Walker. Jesus as Mother. Berkeley; Los Angeles;
London: University of California Press, 1982. P. 120--121. Известны
изображения сердца-матки, распятого на кресте. Таким образом, сердце
Христово превращается в подобие собственной матери, девы Марии, а сам он (в
виде зародыша-младенца) оказывается как бы внутри собственного сердца. При
этом рана на сердце Христа превращается в некое подобие влагалища, из
которого как бы происходит "размножение ипостасности" (вполне в духе разреза
на диаграмме Рабана Мавра).
252 Глава 8
12
В хармсовской диаграмме Рабана Мавра сердце представлено в виде линий,
штрихов, граф. Оно включено в структуру письма, темпоральную по своему
существу. Ведь линия на письме по-своему выражает линеарность времени.
Конечно, монограммы понимаются Хармсом как преодоление линеарности, но
преодоление это связано со сворачиванием линии на себя, с ее рассечением.
Рассечение проецирует на линию измеримость, "счет" и одновременно блокирует
ее развертывание.
Делимость в монограмме похожа на умножение "ипостасности" в неделимом
едином. Нечто не имеющее протяженности, неисчислимое тем не менее вбирает в
себя измеримость, число.
Андрей Белый, считавший поэзию одномерным, линейным искусством,
связывал с линейностью стиха измеримость его элементов, создаваемых
членящими ритмом и метром:
Чередование моментов времени, обуславливающее счет, является основой
всякого измерения. Непосредственное измерение всякого отсчета наиболее
рельефно выступает в одномерном пространстве -- в линии. В трехмерном же
пространстве намечаемые координатные оси предшествуют измерению. Измерение,
т. е. перевод пространственных отношений на временные, наступает потом.
Линия не требует определений для высоты и широты, а только длины. Мы сразу
измеряем линию; сразу переводим на язык времени63.
Любопытно, что эта линеарность и связанная с ней членимость
претерпевают радикальное изменение в книге, которая как бы снимает
поступательное движение стиха. Белый считал, что книга -- объект,
принадлежащий четвертому измерению. Мы продвигаемся в ней вдоль одномерной
линейности строк, расположенных на плоскости листа, но, перелистывая
страницы, мы как бы возвращаем наш взгляд на исходную точку, таким образом,
двигаясь по спирали. Спираль же, вписывая время в тело, является
геометрической фигурой четвертого измерения64. Иными словами, она снимает
движение как линеарную темпоральность.
Сердце, как точка, порождающая пространственно-временную экспансию,
оказывается в центре такого же спиралевидного движения. Линеарность графем
ее диаграммы позволяет вписать в него "число", "снимаемое", однако, его
сущностной неделимостью. В этом смысле сердце напоминает книгу Белого. Хармс
во втором варианте стихотворения также заменяет сердце книгой.
Между прочим, в монологе Мабра есть указание на еще одну часть тела,
сыгравшую принципиальную роль в становлении общеприня-
________________________
63 Белый Андрей. Формы искусства // Белый А. Символизм как
миропонимание. М.: Республика, 1994. С. 98.
64 Белый Андрей. Круговое движение // Труды и дни. 1912. No
4--5. С. 58. О значении спирали у Белого см.: Bethea David M. The
Shape of Apocalypsen in Modern Russian Fiction. Prince-ton: Princeton
University Press, 1989. P. 119--130.
Рассеченное сердце 253
той системы счисления, -- руки. Строчку: "Без цифр наука как без рук"
-- надо понимать совершенно конкретно. Науке не на чем считать, потому что
руки -- это основной аналоговый механизм количественного счета. Десять
пальцев рук утвердили всю десятеричную систему счисления, по мнению многих,
одну из наименее эффективных, поскольку 10 имеет всего два делителя, в
отличие скажем от 12, имеющих четыре делителя65.
Антропоморфность счета вызывает ироническое отношение Хармса. У него,
например, есть миниатюра (1936--1937), в которой человек, потерявший во сне
веру, пытается определить ее вес с помощью весов66. Эта миниатюра,
по-видимому, связана со сценой пророчества из Книги Даниила -- текста,
исключительно важного для Хармса. В Библии Навуходоносор "взвешен на весах и
найден очень легким" (Дан., 5, 27). В миниатюре Хармса также происходит
взвешивание:
По счастью в комнате этого человека стояли медицинские десятичные весы,
и этот человек имел обыкновение каждый день утром и вечером взвешивать себя
(МНК, 201).
С помощью весов человек устанавливает, что вера, утерянная им во сне,
"весила приблизительно восемь фунтов". "Десятичное исчисление" дает этот
абсурдный вес веры, соотносимый в конечном счете с десятью пальцами на руке.
Хармс пишет, однако, не "восемь фунтов", а "приблизительно восемь
фунтов". Десятичное исчисление не дает точного результата. Вот почему для
обэриутов характерно отрицание точного числового счисления. Друскин заявлял:
Миру присуща приблизительность; поэтому никогда не надо говорить точно,
в числах (Логос, 50).
В 1931 году Хармс написал стихотворение, обыгрывающее соотнесенность
человеческого тела с числами, при этом сознательно пренебрегая десятеричной
системой счета:
Человек устроен из трех частей,
из трех частей,
из трех частей.
Хэу-ля-ля,
дрюм-дрюм-ту-ту!
Из трех частей человек.
____________
65 Связь счисления с рукой зафиксирована в языке: ср. санскритское
pa.ntc.ha ("пять") с персидским pentcha ("рука"), или русские
"пять" и "пясть". Счет у своих истоков имеет выраженный антропоморфный
характер. Творение в Ветхом завете связывалось с перстами Бога ("...взираю я
на небеса Твои -- дело Твоих перстов..." -- Псал., 8, 4). В каббалистическом
трактате "Сефир Иетсира" десять сефир идентифицировались с десятью пальцами
творящего Бога (Kaplan Aryeh. Sefer Yetzirah. The Book of Creation.
York Beach: Samuel Weiser, 1990. P. 32). Счет у его мифологических истоков
выступал как антропоморфное и теоморфное "чтение" творения.
66 Совершенно сходную ситуацию абсурдных измерений можно найти у Льюиса
Кэрролла в "Сильвии и Бруно", где на вопрос, насколько Сильвия сожалеет о
том, что потерялся ребенок Королевы (Queen's Baby), Бруно отвечает: "три
четверти ярда", давая точную меру сожаления (The Works of Lewis Carroll,
Feltham: Spring Books, 1965.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143