привычное приучение ребенка к чистоплотности (слишком раннее и слишком строгое) приводит к фиксации на анальном удовольствии; с этим ассоциируется мысль о побоях, которая определенно не приносит удовольствие и изначально наполнена тревогой. Было бы неправильно утверждать, что неудовольствие от побоев оборачивается удовольствием. Скорее, страх побоев препятствует возникновению удовольствия. Этот механизм, приобретенный на анальном уровне, позже переносится на гениталии.
Уже в пубертате пациент все еще зачастую спал в одной кровати с матерью. Б семнадцатилетнем возрасте у него появилась фобия, что мать забеременеет от него. Близость к матери и теплу ее тела стимулировала мастурбацию. Эякуляция несла в себе смысл уринации на свою мать, что вполне правомерно, если учесть специфику его развития. Если бы мать забеременела, это послужило бы доказательством уретрального инцеста и обернулось бы суровым наказанием. В это время он стал сдерживать семя и мастурбировать с живыми мазохистскими фантазиями, что и стало актуальным началом его заболевания. Он больше не мог учиться в школе. После попытки «самоанализа», которая потерпела неудачу, появились прогрессирующая психическая опустошенность и ночные мастурбации, которые носили затяжной анально-мазохистский характер.
Окончательный надлом заявил о себе тяжелым невротическим застоем, сопровождавшимся раздражительностью, бессонницей и головными болями, напоминавшими мигрень. В то время он пережил значительное усиление генитального влечения. У него была девушка, которую он любил, но за которой не решался поухаживать: он боялся, что «обдаст ее газами», и чувствовал, что умирает от стыда при одной мысли об этом. Он следовал за девушкой на некотором расстоянии, живо фантазируя, что они «прижимаются друг к другу животами» и что в результате этого могла бы наступить беременность, которая развела бы их прочь друг от друга. При таком поведении большую роль играл страх получить отпор из-за анальных тенденций. Здесь налицо типичная подростковая ситуация: запрет на генитальность, отчасти организованный социальными барьерами, отчасти порожденный невротической фиксацией, которая возникла из-за раннего повреждения сексуальной структуры воспитанием.
Сначала, кроме генитального, присутствовало еще и анальное напряжение в форме позывов на дефекацию или выпускания газов, которые необходимо было постоянно контролировать. Пациент не позволял себе генитальной релаксации. Первое испускание семени произошло не раньше семнадцати лет, и то лишь с помощью многочасовых фантазий об истязании. После этого невротический застой несколько смягчился. Но саму по себе первую эмиссию пациент пережил травматически. Он так боялся испачкать кровать, что во время истекания семени выпрыгнул из нее и схватил какую-то посудину; при этом он пережил очень сильное потрясение, потому что часть семени все же попала на кровать.
Когда в процессе лечения начала развиваться его генитальность, эрекция во время полового акта не возникала. В этой генитальной фазе мастурбации стали происходить в сопровождении нормальных маскулинных фантазий, но когда усиливалось удовольствие, возвращались прежние мазохистские фантазии. Анализ такого сдвига с генитальности на мазохизм во время полового акта выявил следующее: пока ощущение удовольствия было слабым, присутствовали генитальные фантазии, но как только удовольствие усиливалось и возникали «ощущения размягченности», он начинал бояться. Вместо того чтобы расслабиться, он вызывал спазм тазового дна и таким образом заменял удовольствие неудовольствием. Он боялся, что пенис «размягчится». Он очень ярко описывал, как он переживает «размягчение пениса» — нормальное приятное чувство при оргазме — с неприязнью и тревогой. Он боялся, что пенис «рассосется совсем». В результате ощущения, что кожа пениса может рассосаться, он делал вывод: пенис разорвется, если напряжется еще сильнее (как раз так, как это бывает в норме перед самой высшей точкой). Он ощущал, что пенис — мешочек, который переполняется жидкостью до такого состояния, что может разорваться.
Это неопровержимо доказывает, что для мазохизма характерно не превращение неудовольствия в удовольствие. Наоборот. Механизм здесь устроен так, что всякое ощущение, приносящее удовольствие, когда оно достигает определенной степени интенсивности, сдерживается и таким образом оборачивается неудовольствием. Здесь уместно предположение, что страх кастрации нашего пациента концентрируется на коже пениса: «Я становлюсь размягченным, как сваренный цыпленок, когда с него можно содрать кожу».
Из-за страха наказания ощущение «размягчающего» жара, которое в преддверии кульминационного момента сопровождается нарастающим возбуждением, переживается как наступление неизбежного разрушения пениса. Все это сдерживает нормальный ход сексуального возбуждения и вызывает на чисто физиологической почве неудовольствие, которое может усилиться вплоть до болезненных ощущений. Этот процесс состоит из трех фаз:
1. «Я стремлюсь к удовольствию»;
2. «Я начинаю размягчаться — это наказание, которого я боюсь»;
3. «Мне надо устранить эти ощущения, если я хочу сохранить свой пенис».
В связи с этим могут возникнуть возражения. Ведь известно, что в каждом неврозе можно обнаружить сдерживание сексуального удовольствия инфантильной тревогой, поэтому его нельзя считать специфически мазохистским фактором. Почему же не всякое сдерживание непроизвольного нарастания приятных ощущений (приносящих удовольствие) приводит к мазохизму? По этому поводу можно сказать следующее.
Сдерживание ощущения удовольствия может производиться двумя способами. «Размягчающее» ощущение однажды было пережито без тревоги; позже тревога сдерживала ход сексуального возбуждения, но удовольствие тем не менее все же переживалось как удовольствие. Неудовольствие и удовольствие — два отличных друг от друга процесса. Этот механизм действует при каждом немазохистском сдерживании оргазма.
При мазохизме же ощущение размягчения, предваряющее оргазм, само по себе переживается как ожидаемая угроза. Возникшая в связи с анальным удовольствием тревога создает психическую установку, которая заставляет представить генитальное удовольствие, становящееся все более интенсивным, в виде нанесения увечья или наказания. Таким образом, мазохистский характер, сохраняя направленность к ожидаемому удовольствию, обнаруживает, что встретился с неудовольствием. А выглядит это так, будто он стремился к неудовольствию. На самом же деле всегда вмешивается тревога, и желание удовольствия ощущается как предполагаемая опасность. Конечное удовольствие замещается конечным неудовольствием.
Это разрешает проблему навязчивого повторения вне принципа удовольствия. Мазохист производит впечатление человека, который хочет повторить неприятный опыт. В действительности же он стремится к ситуации, приносящей удовольствие, но фрустрация, тревога и страх наказания мешают и обуславливают исходную цель, уничтожая ее или превращая в неудовольствие. Другими словами, навязчивого повторения вне принципа удовольствия не существует, этот феномен объясним в рамках принципа удовольствия и страха наказания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Уже в пубертате пациент все еще зачастую спал в одной кровати с матерью. Б семнадцатилетнем возрасте у него появилась фобия, что мать забеременеет от него. Близость к матери и теплу ее тела стимулировала мастурбацию. Эякуляция несла в себе смысл уринации на свою мать, что вполне правомерно, если учесть специфику его развития. Если бы мать забеременела, это послужило бы доказательством уретрального инцеста и обернулось бы суровым наказанием. В это время он стал сдерживать семя и мастурбировать с живыми мазохистскими фантазиями, что и стало актуальным началом его заболевания. Он больше не мог учиться в школе. После попытки «самоанализа», которая потерпела неудачу, появились прогрессирующая психическая опустошенность и ночные мастурбации, которые носили затяжной анально-мазохистский характер.
Окончательный надлом заявил о себе тяжелым невротическим застоем, сопровождавшимся раздражительностью, бессонницей и головными болями, напоминавшими мигрень. В то время он пережил значительное усиление генитального влечения. У него была девушка, которую он любил, но за которой не решался поухаживать: он боялся, что «обдаст ее газами», и чувствовал, что умирает от стыда при одной мысли об этом. Он следовал за девушкой на некотором расстоянии, живо фантазируя, что они «прижимаются друг к другу животами» и что в результате этого могла бы наступить беременность, которая развела бы их прочь друг от друга. При таком поведении большую роль играл страх получить отпор из-за анальных тенденций. Здесь налицо типичная подростковая ситуация: запрет на генитальность, отчасти организованный социальными барьерами, отчасти порожденный невротической фиксацией, которая возникла из-за раннего повреждения сексуальной структуры воспитанием.
Сначала, кроме генитального, присутствовало еще и анальное напряжение в форме позывов на дефекацию или выпускания газов, которые необходимо было постоянно контролировать. Пациент не позволял себе генитальной релаксации. Первое испускание семени произошло не раньше семнадцати лет, и то лишь с помощью многочасовых фантазий об истязании. После этого невротический застой несколько смягчился. Но саму по себе первую эмиссию пациент пережил травматически. Он так боялся испачкать кровать, что во время истекания семени выпрыгнул из нее и схватил какую-то посудину; при этом он пережил очень сильное потрясение, потому что часть семени все же попала на кровать.
Когда в процессе лечения начала развиваться его генитальность, эрекция во время полового акта не возникала. В этой генитальной фазе мастурбации стали происходить в сопровождении нормальных маскулинных фантазий, но когда усиливалось удовольствие, возвращались прежние мазохистские фантазии. Анализ такого сдвига с генитальности на мазохизм во время полового акта выявил следующее: пока ощущение удовольствия было слабым, присутствовали генитальные фантазии, но как только удовольствие усиливалось и возникали «ощущения размягченности», он начинал бояться. Вместо того чтобы расслабиться, он вызывал спазм тазового дна и таким образом заменял удовольствие неудовольствием. Он боялся, что пенис «размягчится». Он очень ярко описывал, как он переживает «размягчение пениса» — нормальное приятное чувство при оргазме — с неприязнью и тревогой. Он боялся, что пенис «рассосется совсем». В результате ощущения, что кожа пениса может рассосаться, он делал вывод: пенис разорвется, если напряжется еще сильнее (как раз так, как это бывает в норме перед самой высшей точкой). Он ощущал, что пенис — мешочек, который переполняется жидкостью до такого состояния, что может разорваться.
Это неопровержимо доказывает, что для мазохизма характерно не превращение неудовольствия в удовольствие. Наоборот. Механизм здесь устроен так, что всякое ощущение, приносящее удовольствие, когда оно достигает определенной степени интенсивности, сдерживается и таким образом оборачивается неудовольствием. Здесь уместно предположение, что страх кастрации нашего пациента концентрируется на коже пениса: «Я становлюсь размягченным, как сваренный цыпленок, когда с него можно содрать кожу».
Из-за страха наказания ощущение «размягчающего» жара, которое в преддверии кульминационного момента сопровождается нарастающим возбуждением, переживается как наступление неизбежного разрушения пениса. Все это сдерживает нормальный ход сексуального возбуждения и вызывает на чисто физиологической почве неудовольствие, которое может усилиться вплоть до болезненных ощущений. Этот процесс состоит из трех фаз:
1. «Я стремлюсь к удовольствию»;
2. «Я начинаю размягчаться — это наказание, которого я боюсь»;
3. «Мне надо устранить эти ощущения, если я хочу сохранить свой пенис».
В связи с этим могут возникнуть возражения. Ведь известно, что в каждом неврозе можно обнаружить сдерживание сексуального удовольствия инфантильной тревогой, поэтому его нельзя считать специфически мазохистским фактором. Почему же не всякое сдерживание непроизвольного нарастания приятных ощущений (приносящих удовольствие) приводит к мазохизму? По этому поводу можно сказать следующее.
Сдерживание ощущения удовольствия может производиться двумя способами. «Размягчающее» ощущение однажды было пережито без тревоги; позже тревога сдерживала ход сексуального возбуждения, но удовольствие тем не менее все же переживалось как удовольствие. Неудовольствие и удовольствие — два отличных друг от друга процесса. Этот механизм действует при каждом немазохистском сдерживании оргазма.
При мазохизме же ощущение размягчения, предваряющее оргазм, само по себе переживается как ожидаемая угроза. Возникшая в связи с анальным удовольствием тревога создает психическую установку, которая заставляет представить генитальное удовольствие, становящееся все более интенсивным, в виде нанесения увечья или наказания. Таким образом, мазохистский характер, сохраняя направленность к ожидаемому удовольствию, обнаруживает, что встретился с неудовольствием. А выглядит это так, будто он стремился к неудовольствию. На самом же деле всегда вмешивается тревога, и желание удовольствия ощущается как предполагаемая опасность. Конечное удовольствие замещается конечным неудовольствием.
Это разрешает проблему навязчивого повторения вне принципа удовольствия. Мазохист производит впечатление человека, который хочет повторить неприятный опыт. В действительности же он стремится к ситуации, приносящей удовольствие, но фрустрация, тревога и страх наказания мешают и обуславливают исходную цель, уничтожая ее или превращая в неудовольствие. Другими словами, навязчивого повторения вне принципа удовольствия не существует, этот феномен объясним в рамках принципа удовольствия и страха наказания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100