Здесь он без труда нашёл себе комнатку у одной доброй женщины, которая взяла его на полный пансион.
Поужинав, он не пошёл искать встречи с другими молодыми рабочими в пивной, а заперся у себя в комнате, вынул из кармана кусок стали и кусок шихты, которые он незаметно подобрал в литейной, и при свете коптящей лампы стал внимательно рассматривать их.
Затем он достал из саквояжа толстую переплетённую тетрадь и, перелистав страницы, исписанные разными заметками, формулами и вычислениями, сел писать. Он писал по-французски, но из предосторожности шифром, ключ которого был известен ему одному:
«Десятое ноября. Штальштадт. В методе пудлингования не обнаружил ничего особенного. Взаимоотношения температур, сравнительно невысоких при первой и повторной плавке, соответствуют правилам Чернова. Что же касается литья, оно производится по способу Круппа, но с совершенно изумительной точностью и согласованностью действий.
В этой точности и кроется секрет успеха немцев. Она объясняется присущей немцам музыкальностью. Англичанам труднее достигнуть такого совершенства, и не столько из-за дисциплины, сколько из-за отсутствия слуха. А вот французы, лучшие танцоры в мире, легко могли бы этого добиться. Пока что не нахожу ничего загадочного в этом замечательно поставленном производстве. Образцы руды, которые я подобрал в горах, мало чем отличаются от наших доброкачественных железняков. Каменный уголь действительно очень высокого качества и прекрасно коксуется, но не отличается никакими другими особенностями. Несомненно, к процессу обработки у Шульце приступают только после тщательной очистки руды, но это не так уж трудно осуществить. Теперь, для того чтобы до конца проникнуть во все тайны их производства, мне осталось только определить состав огнеупорной глины, из которой они делают тигли, литейные формы и трубы. Когда этот секрет будет у нас в руках и мы приучим наших рабочих-литейщиков к такой же дисциплине и точности, я не сомневаюсь, что мы сможем делать у себя то же, что делают здесь. Правда, я видел пока ещё всего только два цеха, а их по крайней мере двадцать четыре, не считая центрального аппарата, планового и модельного отделов и секретного кабинета. Что-то они замышляют в этом логове? После угроз герра Шульце, заполучившего в свои руки такое наследство, можно опасаться всего».
Тут Шварц, почувствовав усталость, захлопнул тетрадь, разделся, взял какую-то старую книжку и, улёгшись в постель, которая отличалась всеми неудобствами типичной немецкой постели, закурил трубку.
Мысли его блуждали где-то далеко. Попыхивая трубкой, он рассеянно следил за лёгкими облачками светлого ароматного дыма. Наконец он отложил книгу и долго лежал задумавшись, словно углубившись в решение какой-то трудной задачи.
— Ах, что бы там ни было, — вдруг воскликнул он, — хотя бы сам черт помогал герру Шульце, всё равно я проникну в его секрет и узнаю, что он там такое задумал против Франсевилля!
Он уснул с именем доктора Саразена на устах, но во сне с губ его срывалось другое имя, имя маленькой девочки Жанны.
Она все ещё была девочкой в его воспоминании, хотя с тех пор, как они расстались, она уже успела превратиться во взрослую девушку. Конечно, это было естественной ассоциацией идей. Мысль о докторе влекла за собой невольное воспоминание о его дочери. Во всяком случае, когда Шварц, или, вернее, Марсель Брукман, проснулся на другой день, все ещё полный мыслями о Жанне, он ничуть не удивился упорству этого воспоминания, а усмотрел в нём лишь новое подтверждение правильности превосходных психологических трактатов Стюарта Милля.
Глава шестая
Шахта Альбрехт
Госпожа Брауэр, добрая женщина, у которой поселился Марсель Брукман, была швейцарка. Муж её, рудокоп, погиб четыре года тому назад во время одной из катастроф, которые ежеминутно угрожают жизни шахтёра. Завод выплачивал ей маленькую пенсию — тридцать долларов в год; к этому присоединялось то, что она выручала от сдачи внаём комнаты со столом, и заработок её маленького сына Карла.
Хотя Карлу было только тринадцать лет, он уже работал в шахте; на его обязанности лежало открывать после прохода вагонеток с углём одну из тех заслонок, которые служат в шахте для вентиляции и правильного циркулирования воздуха. Домик, где жила бедная вдова, находился далеко от шахты Альбрехт, и мальчику было не под силу совершать каждый день такое утомительное путешествие, поэтому он ночевал в шахте и сменял конюха, который уходил вечером домой; маленький Карл оставался на его месте и присматривал за шестью лошадьми, работавшими в шахте.
Таким образом, жизнь Карла изо дня в день круглые сутки протекала на глубине пятисот метров под землёй. Днём он дежурил у вентилятора, ночью спал на соломе возле своих лошадей. Только раз в неделю, по воскресеньям, он поднимался на землю и в течение нескольких часов мог наслаждаться благами, доступными каждому человеку: солнечным светом, синевой неба и материнской улыбкой. Легко представить себе, что этот мальчик после недельного пребывания под землёй отнюдь не походил на выхоленного ребёнка. Он напоминал скорее сказочного гнома, а не то так маленького трубочиста или негритёнка. Поэтому госпожа Бауэр обычно час с лишним хорошенько отмывала его с помощью изрядного количества мыла и горячей воды. Потом она извлекала на свет из недр большого некрашеного шкафа добротный костюмчик из толстого зелёного сукна, переделанный из отцовских обносков, и, облачив в него Карла, весь день любовалась своим сынишкой, находя его краше всех на свете.
Отчищенный от угольной пыли, Карл и в самом деле выглядел не хуже других. Волосы у него были светлые, шелковистые, а на бледном, прозрачном личике сияли кроткие голубые глаза; он был очень маленького роста для своих лет. Жизнь под землёй делала его слабым и болезненным, как хилое растение, выросшее без солнечного света, в подвале. Если бы кто-нибудь взял на себя труд исследовать его кровь при помощи аппарата доктора Саразена, у него, несомненно, обнаружили бы явный недостаток красных кровяных шариков.
Характер у Карла был спокойный, несколько флегматичный, и в его манере держать себя уже обнаруживалось то молчаливое сознание собственного достоинства, присущее всем шахтёрам, которое поддерживается чувством постоянной опасности, суровым трудом и упорством, необходимым для преодоления тяжёлых и непредвиденных препятствий. Любимым занятием мальчика было, усевшись рядом с матерью за большим столом, стоявшим посреди комнаты, накалывать на картон чудовищных насекомых, которых он находил под землёй.
Тёплая и ровная атмосфера шахт имеет свою фауну, мало исследованную натуралистами; тоже можно сказать и о подземной флоре: на влажных пластах каменного угля растут причудливые зеленоватые мхи, уродливые, безымённые грибы и стелется бесформенная плесень.
Инспектор Маульсмюле, страстный энтомолог, чрезвычайно интересовался этой подземной жизнью. Он обещал мальчику, что будет давать ему серебряную монету за каждый экземпляр нового вида. Это обещание заставляло мальчугана тщательно обыскивать все закоулки шахты и постепенно развило в нём любовь к коллекционированию. Теперь он уже с увлечением собирал насекомых для собственной коллекции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Поужинав, он не пошёл искать встречи с другими молодыми рабочими в пивной, а заперся у себя в комнате, вынул из кармана кусок стали и кусок шихты, которые он незаметно подобрал в литейной, и при свете коптящей лампы стал внимательно рассматривать их.
Затем он достал из саквояжа толстую переплетённую тетрадь и, перелистав страницы, исписанные разными заметками, формулами и вычислениями, сел писать. Он писал по-французски, но из предосторожности шифром, ключ которого был известен ему одному:
«Десятое ноября. Штальштадт. В методе пудлингования не обнаружил ничего особенного. Взаимоотношения температур, сравнительно невысоких при первой и повторной плавке, соответствуют правилам Чернова. Что же касается литья, оно производится по способу Круппа, но с совершенно изумительной точностью и согласованностью действий.
В этой точности и кроется секрет успеха немцев. Она объясняется присущей немцам музыкальностью. Англичанам труднее достигнуть такого совершенства, и не столько из-за дисциплины, сколько из-за отсутствия слуха. А вот французы, лучшие танцоры в мире, легко могли бы этого добиться. Пока что не нахожу ничего загадочного в этом замечательно поставленном производстве. Образцы руды, которые я подобрал в горах, мало чем отличаются от наших доброкачественных железняков. Каменный уголь действительно очень высокого качества и прекрасно коксуется, но не отличается никакими другими особенностями. Несомненно, к процессу обработки у Шульце приступают только после тщательной очистки руды, но это не так уж трудно осуществить. Теперь, для того чтобы до конца проникнуть во все тайны их производства, мне осталось только определить состав огнеупорной глины, из которой они делают тигли, литейные формы и трубы. Когда этот секрет будет у нас в руках и мы приучим наших рабочих-литейщиков к такой же дисциплине и точности, я не сомневаюсь, что мы сможем делать у себя то же, что делают здесь. Правда, я видел пока ещё всего только два цеха, а их по крайней мере двадцать четыре, не считая центрального аппарата, планового и модельного отделов и секретного кабинета. Что-то они замышляют в этом логове? После угроз герра Шульце, заполучившего в свои руки такое наследство, можно опасаться всего».
Тут Шварц, почувствовав усталость, захлопнул тетрадь, разделся, взял какую-то старую книжку и, улёгшись в постель, которая отличалась всеми неудобствами типичной немецкой постели, закурил трубку.
Мысли его блуждали где-то далеко. Попыхивая трубкой, он рассеянно следил за лёгкими облачками светлого ароматного дыма. Наконец он отложил книгу и долго лежал задумавшись, словно углубившись в решение какой-то трудной задачи.
— Ах, что бы там ни было, — вдруг воскликнул он, — хотя бы сам черт помогал герру Шульце, всё равно я проникну в его секрет и узнаю, что он там такое задумал против Франсевилля!
Он уснул с именем доктора Саразена на устах, но во сне с губ его срывалось другое имя, имя маленькой девочки Жанны.
Она все ещё была девочкой в его воспоминании, хотя с тех пор, как они расстались, она уже успела превратиться во взрослую девушку. Конечно, это было естественной ассоциацией идей. Мысль о докторе влекла за собой невольное воспоминание о его дочери. Во всяком случае, когда Шварц, или, вернее, Марсель Брукман, проснулся на другой день, все ещё полный мыслями о Жанне, он ничуть не удивился упорству этого воспоминания, а усмотрел в нём лишь новое подтверждение правильности превосходных психологических трактатов Стюарта Милля.
Глава шестая
Шахта Альбрехт
Госпожа Брауэр, добрая женщина, у которой поселился Марсель Брукман, была швейцарка. Муж её, рудокоп, погиб четыре года тому назад во время одной из катастроф, которые ежеминутно угрожают жизни шахтёра. Завод выплачивал ей маленькую пенсию — тридцать долларов в год; к этому присоединялось то, что она выручала от сдачи внаём комнаты со столом, и заработок её маленького сына Карла.
Хотя Карлу было только тринадцать лет, он уже работал в шахте; на его обязанности лежало открывать после прохода вагонеток с углём одну из тех заслонок, которые служат в шахте для вентиляции и правильного циркулирования воздуха. Домик, где жила бедная вдова, находился далеко от шахты Альбрехт, и мальчику было не под силу совершать каждый день такое утомительное путешествие, поэтому он ночевал в шахте и сменял конюха, который уходил вечером домой; маленький Карл оставался на его месте и присматривал за шестью лошадьми, работавшими в шахте.
Таким образом, жизнь Карла изо дня в день круглые сутки протекала на глубине пятисот метров под землёй. Днём он дежурил у вентилятора, ночью спал на соломе возле своих лошадей. Только раз в неделю, по воскресеньям, он поднимался на землю и в течение нескольких часов мог наслаждаться благами, доступными каждому человеку: солнечным светом, синевой неба и материнской улыбкой. Легко представить себе, что этот мальчик после недельного пребывания под землёй отнюдь не походил на выхоленного ребёнка. Он напоминал скорее сказочного гнома, а не то так маленького трубочиста или негритёнка. Поэтому госпожа Бауэр обычно час с лишним хорошенько отмывала его с помощью изрядного количества мыла и горячей воды. Потом она извлекала на свет из недр большого некрашеного шкафа добротный костюмчик из толстого зелёного сукна, переделанный из отцовских обносков, и, облачив в него Карла, весь день любовалась своим сынишкой, находя его краше всех на свете.
Отчищенный от угольной пыли, Карл и в самом деле выглядел не хуже других. Волосы у него были светлые, шелковистые, а на бледном, прозрачном личике сияли кроткие голубые глаза; он был очень маленького роста для своих лет. Жизнь под землёй делала его слабым и болезненным, как хилое растение, выросшее без солнечного света, в подвале. Если бы кто-нибудь взял на себя труд исследовать его кровь при помощи аппарата доктора Саразена, у него, несомненно, обнаружили бы явный недостаток красных кровяных шариков.
Характер у Карла был спокойный, несколько флегматичный, и в его манере держать себя уже обнаруживалось то молчаливое сознание собственного достоинства, присущее всем шахтёрам, которое поддерживается чувством постоянной опасности, суровым трудом и упорством, необходимым для преодоления тяжёлых и непредвиденных препятствий. Любимым занятием мальчика было, усевшись рядом с матерью за большим столом, стоявшим посреди комнаты, накалывать на картон чудовищных насекомых, которых он находил под землёй.
Тёплая и ровная атмосфера шахт имеет свою фауну, мало исследованную натуралистами; тоже можно сказать и о подземной флоре: на влажных пластах каменного угля растут причудливые зеленоватые мхи, уродливые, безымённые грибы и стелется бесформенная плесень.
Инспектор Маульсмюле, страстный энтомолог, чрезвычайно интересовался этой подземной жизнью. Он обещал мальчику, что будет давать ему серебряную монету за каждый экземпляр нового вида. Это обещание заставляло мальчугана тщательно обыскивать все закоулки шахты и постепенно развило в нём любовь к коллекционированию. Теперь он уже с увлечением собирал насекомых для собственной коллекции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43