Часто она подкрепляется гордостью из-за принадлежности к немногим людям, которые не обманывают себя в отношении этого «факта». У некоторых людей вообще нет сознательной позиции в жизни; они просто пассивны и пытаются переносить жизнь стоически, не реагируя на перспективу более осмысленного существования.
Подобное смирение может скрываться за чувством пресыщенности жизнью, как у Гедды Габлер Ибсена. Ее ожидания крайне ограниченны: порой жизнь должна быть занимательной, в жизни должно быть немного веселья или волнения. Но она не ждет от жизни ничего позитивного. Такая установка нередко сопровождается — как у Гедды Габлер — глубоким цинизмом, проистекающим из неверия в какие-либо жизненные ценности или какую-либо цель, к которой надо стремиться. Но глубокое чувство безнадежности может быть присуще и тем, кого трудно в нем заподозрить, кто внешне кажется способным наслаждаться жизнью. Они могут быть интересными собеседниками, получать удовольствие от еды, застолья, сексуальных отношений. В юности они могли подавать большие надежды, проявлять подлинный интерес и искренние чувства. Но по той или иной причине они измельчали, утратили свое честолюбие; их интерес к работе стал поверхностным, отношения с людьми — непрочными, легко завязываясь и столь же легко прекращаясь. Говоря вкратце, они тоже прекратили борьбу за осмысленное существование и вместо этого свернули на обочину жизни.
Иного рода ограничение встает перед самоанализом, если невротическая наклонность, выражаясь не совсем точно, слишком «успешна». Стремление к власти, например, может быть удовлетворено до такой степени, что человек будет просто насмехаться над самой идеей анализа, даже если его удовлетворенность жизнью на самом деле покоится на зыбкой основе. Это же относится и к случаю, когда стремление к зависимости реализуется в браке, — например, в браке между зависимым человеком и человеком, склонным доминировать, — или в подчинении группе. Аналогичным образом человек может с успехом уединиться в своем «замке из слоновой кости» и чувствовать себя в его стенах достаточно вольготно.
Такое внешне успешное утверждение невротической наклонности возникает при сочетании внутренних и внешних условий. Что касается первых, то «успешная» невротическая наклонность не должна слишком резко конфликтовать с другими потребностями. В действительности человек никогда не бывает целиком поглощен одним-единственным навязчивым стремлением, вычеркивающим все остальное; ни одного человека нельзя свести к хорошо отлаженной машине, движущейся в одном направлении. Но к такой односторонней сосредоточенности можно подойти вплотную. И для такого развития должны быть соответствующие внешние условия. Относительная важность внешних и внутренних условий бесконечно варьирует. В нашем обществе финансово независимому человеку запереться в своем «замке из слоновой кости» проще; но и человек со скудными средствами также может удалиться от мира, если сведет прочие свои потребности к минимуму. Один человек растет в обстановке, предоставляющей ему возможность проявить стремление к престижу или власти, но другой, начинавший с нуля, столь непреклонно использует внешние обстоятельства, что в конечном счете добивается этой же цели.
Но как бы ни происходило такое «успешное» утверждение невротической наклонности, в результате возникает более или менее серьезная преграда на пути к развитию посредством анализа. Ибо, во-первых, «успешная» наклонность стала слишком ценной, чтобы ее можно было подвергнуть сомнению, а во-вторых, цель, к которой стремятся в анализе — гармоничное развитие, с хорошим отношением к себе и другим, — для такого человека не будет привлекательной, поскольку силы, которые могли бы откликнуться на этот призыв, слишком ослаблены.
Третье ограничение в отношении аналитической работы возникает из-за преобладания деструктивных наклонностей, направленных главным образом на других людей либо на себя. Необходимо отметить, что такие наклонности не обязательно являются деструктивными в буквальном смысле слова, например в смысле побуждения к самоубийству. Чаще они принимают такие формы, как враждебность, или презрение, или общая негативистская установка. Такие разрушительные побуждения возникают при любом тяжелом неврозе. В большей или меньшей степени они лежат в основе всякого невротического развития и усиливаются при столкновении с внешним миром ригидных эгоцентрических требований и иллюзий. Любой тяжелый невроз похож на крепкую броню, мешающую человеку вести полноценную и активную жизнь вместе с другими. Непременно возникает глубокая обида на жизнь, на то, что человек остается за бортом жизни, чувство, которое Ницше описал как Lebensneid (Зависть к жизни (нем.). — Прим.перев.). По многим причинам враждебность и презрение к себе и к другим могут быть настолько сильными, что дать себе погибнуть представляется привлекательным способом мести. Говорить «нет» всему, что предлагает жизнь, остается единственным способом самоутвердиться. Ибсеновская Гедда Габлер, уже упоминавшаяся при обсуждении фактора смирения, представляет наглядный пример человека, деструктивность которого в отношении себя и других является преобладающей тенденцией.
Насколько такая деструктивность препятствует саморазвитию, как всегда, зависит от ее интенсивности. Если, например, человек чувствует, что торжествовать над другими гораздо важнее, чем сделать что-либо конструктивное в жизни, он вряд ли извлечет много пользы из анализа. Если для него наслаждение, счастье, привязанность или любая близость с людьми превратились в признаки достойной презрения мягкотелости или заурядности, то ни ему самому, ни кому-то другому пробить броню его жесткости становится невозможным.
Четвертое ограничение является более распространенным и сложным для определения, поскольку содержит трудноуловимое понятие «я». Что я имею здесь в виду, пожалуй, лучше всего выражено Уильямом Джемсом в понятии «реального я», противопоставленного материальному «я» и социальному. Говоря простым языком, оно относится к тому, что я действительно чувствую, чего я действительно хочу, во что я действительно верю и что я в действительности решаю. Это есть, или должен быть, главный действующий центр психической жизни. Именно к этому психическому центру и обращена аналитическая работа. При любом неврозе его возможности и действенность ограничены, ибо подлинное самоуважение, естественное достоинство, инициатива, способность брать на себя ответственность за собственную жизнь и прочие подобные факторы, отвечающие за развитие «я», всякий раз разрушены. Более того сами невротические наклонности узурпировали значительную часть его энергии, превратив человека, если продолжить предыдущую аналогию, в самолет с дистанционным управлением.
В большинстве случаев имеется достаточно возможностей для восстановления и развития «я», хотя каковы эти возможности, поначалу оценить трудно. Но если реальное «я» в значительной мере разрушено, человек лишается центра тяжести в себе и управляется другими силами, изнутри или снаружи. Он может чересчур приспосабливаться к окружению, превращаясь в автомат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Подобное смирение может скрываться за чувством пресыщенности жизнью, как у Гедды Габлер Ибсена. Ее ожидания крайне ограниченны: порой жизнь должна быть занимательной, в жизни должно быть немного веселья или волнения. Но она не ждет от жизни ничего позитивного. Такая установка нередко сопровождается — как у Гедды Габлер — глубоким цинизмом, проистекающим из неверия в какие-либо жизненные ценности или какую-либо цель, к которой надо стремиться. Но глубокое чувство безнадежности может быть присуще и тем, кого трудно в нем заподозрить, кто внешне кажется способным наслаждаться жизнью. Они могут быть интересными собеседниками, получать удовольствие от еды, застолья, сексуальных отношений. В юности они могли подавать большие надежды, проявлять подлинный интерес и искренние чувства. Но по той или иной причине они измельчали, утратили свое честолюбие; их интерес к работе стал поверхностным, отношения с людьми — непрочными, легко завязываясь и столь же легко прекращаясь. Говоря вкратце, они тоже прекратили борьбу за осмысленное существование и вместо этого свернули на обочину жизни.
Иного рода ограничение встает перед самоанализом, если невротическая наклонность, выражаясь не совсем точно, слишком «успешна». Стремление к власти, например, может быть удовлетворено до такой степени, что человек будет просто насмехаться над самой идеей анализа, даже если его удовлетворенность жизнью на самом деле покоится на зыбкой основе. Это же относится и к случаю, когда стремление к зависимости реализуется в браке, — например, в браке между зависимым человеком и человеком, склонным доминировать, — или в подчинении группе. Аналогичным образом человек может с успехом уединиться в своем «замке из слоновой кости» и чувствовать себя в его стенах достаточно вольготно.
Такое внешне успешное утверждение невротической наклонности возникает при сочетании внутренних и внешних условий. Что касается первых, то «успешная» невротическая наклонность не должна слишком резко конфликтовать с другими потребностями. В действительности человек никогда не бывает целиком поглощен одним-единственным навязчивым стремлением, вычеркивающим все остальное; ни одного человека нельзя свести к хорошо отлаженной машине, движущейся в одном направлении. Но к такой односторонней сосредоточенности можно подойти вплотную. И для такого развития должны быть соответствующие внешние условия. Относительная важность внешних и внутренних условий бесконечно варьирует. В нашем обществе финансово независимому человеку запереться в своем «замке из слоновой кости» проще; но и человек со скудными средствами также может удалиться от мира, если сведет прочие свои потребности к минимуму. Один человек растет в обстановке, предоставляющей ему возможность проявить стремление к престижу или власти, но другой, начинавший с нуля, столь непреклонно использует внешние обстоятельства, что в конечном счете добивается этой же цели.
Но как бы ни происходило такое «успешное» утверждение невротической наклонности, в результате возникает более или менее серьезная преграда на пути к развитию посредством анализа. Ибо, во-первых, «успешная» наклонность стала слишком ценной, чтобы ее можно было подвергнуть сомнению, а во-вторых, цель, к которой стремятся в анализе — гармоничное развитие, с хорошим отношением к себе и другим, — для такого человека не будет привлекательной, поскольку силы, которые могли бы откликнуться на этот призыв, слишком ослаблены.
Третье ограничение в отношении аналитической работы возникает из-за преобладания деструктивных наклонностей, направленных главным образом на других людей либо на себя. Необходимо отметить, что такие наклонности не обязательно являются деструктивными в буквальном смысле слова, например в смысле побуждения к самоубийству. Чаще они принимают такие формы, как враждебность, или презрение, или общая негативистская установка. Такие разрушительные побуждения возникают при любом тяжелом неврозе. В большей или меньшей степени они лежат в основе всякого невротического развития и усиливаются при столкновении с внешним миром ригидных эгоцентрических требований и иллюзий. Любой тяжелый невроз похож на крепкую броню, мешающую человеку вести полноценную и активную жизнь вместе с другими. Непременно возникает глубокая обида на жизнь, на то, что человек остается за бортом жизни, чувство, которое Ницше описал как Lebensneid (Зависть к жизни (нем.). — Прим.перев.). По многим причинам враждебность и презрение к себе и к другим могут быть настолько сильными, что дать себе погибнуть представляется привлекательным способом мести. Говорить «нет» всему, что предлагает жизнь, остается единственным способом самоутвердиться. Ибсеновская Гедда Габлер, уже упоминавшаяся при обсуждении фактора смирения, представляет наглядный пример человека, деструктивность которого в отношении себя и других является преобладающей тенденцией.
Насколько такая деструктивность препятствует саморазвитию, как всегда, зависит от ее интенсивности. Если, например, человек чувствует, что торжествовать над другими гораздо важнее, чем сделать что-либо конструктивное в жизни, он вряд ли извлечет много пользы из анализа. Если для него наслаждение, счастье, привязанность или любая близость с людьми превратились в признаки достойной презрения мягкотелости или заурядности, то ни ему самому, ни кому-то другому пробить броню его жесткости становится невозможным.
Четвертое ограничение является более распространенным и сложным для определения, поскольку содержит трудноуловимое понятие «я». Что я имею здесь в виду, пожалуй, лучше всего выражено Уильямом Джемсом в понятии «реального я», противопоставленного материальному «я» и социальному. Говоря простым языком, оно относится к тому, что я действительно чувствую, чего я действительно хочу, во что я действительно верю и что я в действительности решаю. Это есть, или должен быть, главный действующий центр психической жизни. Именно к этому психическому центру и обращена аналитическая работа. При любом неврозе его возможности и действенность ограничены, ибо подлинное самоуважение, естественное достоинство, инициатива, способность брать на себя ответственность за собственную жизнь и прочие подобные факторы, отвечающие за развитие «я», всякий раз разрушены. Более того сами невротические наклонности узурпировали значительную часть его энергии, превратив человека, если продолжить предыдущую аналогию, в самолет с дистанционным управлением.
В большинстве случаев имеется достаточно возможностей для восстановления и развития «я», хотя каковы эти возможности, поначалу оценить трудно. Но если реальное «я» в значительной мере разрушено, человек лишается центра тяжести в себе и управляется другими силами, изнутри или снаружи. Он может чересчур приспосабливаться к окружению, превращаясь в автомат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65