«Я умирал от желания сунуть им в нос наши доказательства их обмана», - признался Кеннеди. Об этом сообщает политолог Дэвид Детцер. Не выходя из кабинета, президент так прокомментировал встречу подошедшим Роберту Лаветту и Мак-Банди: «...только что, десять минут назад в этой самой комнате Громыко с непроницаемым лицом произносил такую явную ложь, какой я давненько уже не слыхивал. На протяжении всей беседы у меня под рукой в среднем ящике стола лежали фотографии, сделанные с самого близкого расстояния... и у меня был большой соблазн показать их советскому министру».
Но давайте сначала рассмотрим поведение посла Добрынина. Возможно, на этой встрече он был единственным, кто говорил правду. Роберт Кеннеди полагает, что русские лгали и Добрынину, не считая его особо умелым обманщиком, и тот искренне отрицал факт размещения советских ракет на Кубе, как делал это и в предыдущих беседах с братом президента.
Ради подобных целей правительства частенько вводят в заблуждение своих послов. Почти так же поступил и сам Джон Кеннеди с Эдлаем Стивенсоном, не поставив того в известность о Заливе Свиней, и, как указывает Алисон: «...точно так же не проинформировали о Перл-Харборе и японского посла в США; а немецкого посла в Москве - о плане "Барбаросса"». В период между июнем 1962 года, когда Советы, вероятно, решили разместить свои ракеты на Кубе, и этой встречей в середине октября русские постоянно использовали Добрынина и Георгия Большакова, ответственного за общественную информацию советского посольства, для того чтобы периодически уверять членов администрации Кеннеди (Роберта Кеннеди, Честера Боулса и Соуренсона) в том, что никаких ядерных ракет на Кубе размещено не будет. Большакову и Добрынину вовсе не обязательно было знать правду, и, скорее всего, они ее и не знали. Ни Хрущев, ни Громыко и никто иной, знавший правду, до 14 октября с американцами не встречались. Правда, Хрущев в этот период принимал в Москве американского посла Фоя Колера, но и тогда он отрицал нахождение ракет на Кубе. Впервые русские забеспокоились о том, что их ложь может быть раскрыта, только тогда, когда Хрущев, а через два дня и Громыко совершили непростительные ошибки.
На встрече в Белом доме столкнулись два обмана - один со стороны Кеннеди, другой со стороны Громыко. Некоторым читателям может показаться странным употребление мной слова обман по отношению к Кеннеди, а не только к советского министру. Большинству людей не нравятся такие слова относительно обожаемых кумиров, поскольку они (но не я) считают ложь злом. Но действия Кеннеди подпадают под мое определение лжи как сокрытия информации. Оба: и Кеннеди, и Громыко скрывали друг от друга то, что, по мнению и того и другого, являлось правдой, то есть размещение на Кубе ядерных боеголовок. И мой анализ дает возможность понять, почему именно Кеннеди выказал больше признаков обмана, чем Громыко.
Поскольку и тот и другой лидеры приготовили линии своего поведения (у каждого для этого были и время и возможности), то проблемы, как именно скрывать, истину, не было. Безусловно, оба лидера испытывали боязнь разоблачения, ибо на карту было поставлено слишком многое; может быть, замеченное всеми волнение Кеннеди в тот момент, когда он приветствовал Громыко, и проявляло ту самую боязнь. Его ставка (а соответственно и боязнь) была больше, чем у русского министра. США все еще пребывали в нерешительности относительно своих дальнейших планов. Не было даже окончательной информации о том, сколько именно ракет размещено и в какой стадии готовности они находятся. Советники президента считали, что ему нужно держать информацию разведки в тайне, поскольку, если бы Хрущев узнал об этом, то у русских появилась бы реальная возможность тактического преимущества. Как говорит Мак-Джордж Банди, «различие именно в том и заключалось (я почувствовал это уже тогда и чувствую по сей день), что русские продемонстрировали свою ложь всему миру и самым неуклюжим образом». Советам надо было выиграть время для завершения строительства своих баз, однако, если бы американцы узнали о них в тот момент, особой опасности для них в этом не было; всем было ясно и так, что американские разведывательные самолеты U-2 все равно раньше или позже обнаружат эти базы, если еще не обнаружили.
Но даже если ставки были равны, Кеннеди все равно мог испытывать боязнь в гораздо большей степени, ибо, возможно, не был так уверен в своих способностях ко лжи, как советский министр. Такой практики, как у Громыко, у него явно не было. Кроме того, последний чувствовал себя более уверенно еще и потому, что, скорей всего, разделял точку зрения Хрущева, сформировавшуюся год назад во время саммита в Вене и выражавшуюся в том, что Кеннеди, мол, не очень крепок.
Помимо гораздо более сильной боязни разоблачения, у Кеннеди был тяжелее и груз скрываемых эмоций. Как я уже цитировал выше, президент на протяжении всей встречи испытывал чувства удивления, восхищения и неприязни. Его могла бы выдать утечка информации о любой из этих эмоций, поскольку в том контексте любая оплошность говорила бы о том, что истинное положение дел американцам известно. С другой стороны, Громыко мог испытывать восторг надувательства, что только подтверждается сообщениями о его непривычной веселости по уходе из Белого дома.
И все же рассчитывать на утечку информации и проявление признаков обмана особо не могла ни та ни другая сторона, поскольку и с той и с другой стороны действовали люди весьма опытные и обладавшие определенными личными свойствами, позволявшими им скрывать любые эмоции. И все же повторюсь: у Кеннеди этих эмоций было больше, он был менее умел и менее уверен в себе. Культурные и языковые различия могли прикрыть его промахи, однако советский посол вполне мог их заметить. Высокообразованный, много лет проживший в Америке, свободно владеющий языком и отлично изучивший особенности национального поведения, Добрынин имел еще и то преимущество перед президентом, что был скорее сторонним наблюдателем, чем прямым участником беседы. Правда, в таком же положении находился и посол Томпсон.
В то время как у меня есть много возможностей изучить описания этой встречи с американской стороны, информация со стороны Советов практически отсутствует, и потому нет возможности решить, знал Добрынин правду или не знал. Сообщение о том, что он выглядел ошарашенным и явно потрясенным, когда спустя четыре дня госсекретарь Раск поставил его в известность об обнаружении на Кубе советских ядерных ракет и установлении американской морской блокады, может служить доказательством того, что Добрынин действительно ничего не знал. Если собственное правительство не сообщило ему о размещении ракет, то такая реакция на заявление госсекретаря вполне естественна. Хотя, если он знал и о ракетах, и их обнаружении американцами, он мог быть потрясен и просто ответными военными мерами США. Большинство аналитиков сходятся на том, что русские не ожидали от Кеннеди столь решительных ответных действий.
Но моя задача не в том, чтобы выяснить, был ли раскрыт обман Кеннеди, а в те чтобы объяснить, почему и как он мог быть раскрыт, несмотря на сложность этой задачи. Говорят, Кеннеди не смог обнаружить в речи Громыко никаких промахов, но ему и не было нужды их обнаруживать, поскольку доказательства уже лежали у него в столе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Но давайте сначала рассмотрим поведение посла Добрынина. Возможно, на этой встрече он был единственным, кто говорил правду. Роберт Кеннеди полагает, что русские лгали и Добрынину, не считая его особо умелым обманщиком, и тот искренне отрицал факт размещения советских ракет на Кубе, как делал это и в предыдущих беседах с братом президента.
Ради подобных целей правительства частенько вводят в заблуждение своих послов. Почти так же поступил и сам Джон Кеннеди с Эдлаем Стивенсоном, не поставив того в известность о Заливе Свиней, и, как указывает Алисон: «...точно так же не проинформировали о Перл-Харборе и японского посла в США; а немецкого посла в Москве - о плане "Барбаросса"». В период между июнем 1962 года, когда Советы, вероятно, решили разместить свои ракеты на Кубе, и этой встречей в середине октября русские постоянно использовали Добрынина и Георгия Большакова, ответственного за общественную информацию советского посольства, для того чтобы периодически уверять членов администрации Кеннеди (Роберта Кеннеди, Честера Боулса и Соуренсона) в том, что никаких ядерных ракет на Кубе размещено не будет. Большакову и Добрынину вовсе не обязательно было знать правду, и, скорее всего, они ее и не знали. Ни Хрущев, ни Громыко и никто иной, знавший правду, до 14 октября с американцами не встречались. Правда, Хрущев в этот период принимал в Москве американского посла Фоя Колера, но и тогда он отрицал нахождение ракет на Кубе. Впервые русские забеспокоились о том, что их ложь может быть раскрыта, только тогда, когда Хрущев, а через два дня и Громыко совершили непростительные ошибки.
На встрече в Белом доме столкнулись два обмана - один со стороны Кеннеди, другой со стороны Громыко. Некоторым читателям может показаться странным употребление мной слова обман по отношению к Кеннеди, а не только к советского министру. Большинству людей не нравятся такие слова относительно обожаемых кумиров, поскольку они (но не я) считают ложь злом. Но действия Кеннеди подпадают под мое определение лжи как сокрытия информации. Оба: и Кеннеди, и Громыко скрывали друг от друга то, что, по мнению и того и другого, являлось правдой, то есть размещение на Кубе ядерных боеголовок. И мой анализ дает возможность понять, почему именно Кеннеди выказал больше признаков обмана, чем Громыко.
Поскольку и тот и другой лидеры приготовили линии своего поведения (у каждого для этого были и время и возможности), то проблемы, как именно скрывать, истину, не было. Безусловно, оба лидера испытывали боязнь разоблачения, ибо на карту было поставлено слишком многое; может быть, замеченное всеми волнение Кеннеди в тот момент, когда он приветствовал Громыко, и проявляло ту самую боязнь. Его ставка (а соответственно и боязнь) была больше, чем у русского министра. США все еще пребывали в нерешительности относительно своих дальнейших планов. Не было даже окончательной информации о том, сколько именно ракет размещено и в какой стадии готовности они находятся. Советники президента считали, что ему нужно держать информацию разведки в тайне, поскольку, если бы Хрущев узнал об этом, то у русских появилась бы реальная возможность тактического преимущества. Как говорит Мак-Джордж Банди, «различие именно в том и заключалось (я почувствовал это уже тогда и чувствую по сей день), что русские продемонстрировали свою ложь всему миру и самым неуклюжим образом». Советам надо было выиграть время для завершения строительства своих баз, однако, если бы американцы узнали о них в тот момент, особой опасности для них в этом не было; всем было ясно и так, что американские разведывательные самолеты U-2 все равно раньше или позже обнаружат эти базы, если еще не обнаружили.
Но даже если ставки были равны, Кеннеди все равно мог испытывать боязнь в гораздо большей степени, ибо, возможно, не был так уверен в своих способностях ко лжи, как советский министр. Такой практики, как у Громыко, у него явно не было. Кроме того, последний чувствовал себя более уверенно еще и потому, что, скорей всего, разделял точку зрения Хрущева, сформировавшуюся год назад во время саммита в Вене и выражавшуюся в том, что Кеннеди, мол, не очень крепок.
Помимо гораздо более сильной боязни разоблачения, у Кеннеди был тяжелее и груз скрываемых эмоций. Как я уже цитировал выше, президент на протяжении всей встречи испытывал чувства удивления, восхищения и неприязни. Его могла бы выдать утечка информации о любой из этих эмоций, поскольку в том контексте любая оплошность говорила бы о том, что истинное положение дел американцам известно. С другой стороны, Громыко мог испытывать восторг надувательства, что только подтверждается сообщениями о его непривычной веселости по уходе из Белого дома.
И все же рассчитывать на утечку информации и проявление признаков обмана особо не могла ни та ни другая сторона, поскольку и с той и с другой стороны действовали люди весьма опытные и обладавшие определенными личными свойствами, позволявшими им скрывать любые эмоции. И все же повторюсь: у Кеннеди этих эмоций было больше, он был менее умел и менее уверен в себе. Культурные и языковые различия могли прикрыть его промахи, однако советский посол вполне мог их заметить. Высокообразованный, много лет проживший в Америке, свободно владеющий языком и отлично изучивший особенности национального поведения, Добрынин имел еще и то преимущество перед президентом, что был скорее сторонним наблюдателем, чем прямым участником беседы. Правда, в таком же положении находился и посол Томпсон.
В то время как у меня есть много возможностей изучить описания этой встречи с американской стороны, информация со стороны Советов практически отсутствует, и потому нет возможности решить, знал Добрынин правду или не знал. Сообщение о том, что он выглядел ошарашенным и явно потрясенным, когда спустя четыре дня госсекретарь Раск поставил его в известность об обнаружении на Кубе советских ядерных ракет и установлении американской морской блокады, может служить доказательством того, что Добрынин действительно ничего не знал. Если собственное правительство не сообщило ему о размещении ракет, то такая реакция на заявление госсекретаря вполне естественна. Хотя, если он знал и о ракетах, и их обнаружении американцами, он мог быть потрясен и просто ответными военными мерами США. Большинство аналитиков сходятся на том, что русские не ожидали от Кеннеди столь решительных ответных действий.
Но моя задача не в том, чтобы выяснить, был ли раскрыт обман Кеннеди, а в те чтобы объяснить, почему и как он мог быть раскрыт, несмотря на сложность этой задачи. Говорят, Кеннеди не смог обнаружить в речи Громыко никаких промахов, но ему и не было нужды их обнаруживать, поскольку доказательства уже лежали у него в столе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84