По хакасской легенде, здесь сражались богатыри. Они кидали друг в друга с возвышенности на возвышенность, с сопки на сопку эти продолговатые заостренные камни, камни втыкались в землю, да так вот и торчат до сих пор.
На самом же деле это древние могилы, захоронения. На некоторых этих «стелах» сохранились высеченные знаки, изображения, письмена…
Камни простояли века и века. Они свидетели, они своеобразная книга. Конечно, некоторые из них упали, некоторые увезены куда-нибудь, кем-нибудь, но то, что осталось, создает величественный, сказочный ландшафт, от которого веет тайной, который навевает глубокие чувства и светлые мысли. Это Хакасия.
И вот надо чтобы, не было никакой тайны, надо все раскопать и расковырять. Ну, как же, интересно. Могильники, захоронения, археология. Подобно тому, как ребенок ломает красивую игрушку, чтобы посмотреть: а что там внутри?
Ужасное впечатление производят раскопанные, расковырянные захоронения. Словно гигантские свиньи прошли по степным былинным холмам, все взрыли в поисках корма. Но результаты раскопок не обильны и не богаты. Скифского золота тут нет. Останки костей (покойников сжигали), да иногда черепки. Чаще всего бараньи косточки, ребрышки, несколько бляшек от сбруи.
…Показал мне Миша Кильчичаков былинные хакасские пологие сопки с каменными стелами, показал привольные степные волнистые равнины, раскуроченные в «целинные» времена, а потом поехали мы в тайгу. Какая же Хакасия без тайги? Какая же тайга без быстрой речки? Какая же таежная речка без хариуса?
Тут в тайге симпатичная была речка, затененная черемуховыми деревьями, светлая, в меру быстрая, но с заводинками, с тихими бочажками. У нас бы в похожей реке ловились бы пескарики (тоже, кто понимает, первоклассная рыбка), да голавлики, да ельцы. А тут, видишь ли – хариусы. Надо ли говорить, что по тому самому «закону подлости» ни одного хариуса мы не поймали. Но как это часто (если не всегда) бывает, хариусы откуда-то взялись. Должно быть Мишины друзья, что живут на пасеке… Ну, там… сеточку с вечера в нужном месте… перестраховались, а за ночь и натыкалось в сеть десятка два-полтора.
Я всегда считал, что хариус рыба сиговая (хотя никогда до тех пор не видел этой рыбы), но оказалось, по-научному: «…семейство рыб, подотряд лососевидных». Ладно, пусть будет так. Серебристая, узкотелая, с розоватым нежным мясом,обитательница таежных сибирских рек. Хакасию и представить себе нельзя без хариуса. Его малосолили и держали бочками некогда в погребах, а теперь на балконах либо в гаражах, если немного, то и в холодильнике.
Уху мы варили на поляне возле белёсой скалы (выход горной породы). Я думал (слышал где-то, когда-то), что по таежным законам в ведро ухи, уже в конце варки, суют горячую в красных угольках головешку. Зашипит – выбросят. А уха будет уже «с дымком», будет пахнуть таежным костром. И, говорят, хорошо пахнет! Но с нашей ухой такая процедура не годилась бы. Дело в том, что уха по-хакасски готовится со сметаной. Да, выливают в ведро кипящей ухи литровую (пол-литровую) банку сметаны и дают еще чуть-чуть покипеть. Редкий способ, а для меня редкостная находка. Дело в том, что вырос на супах, которые у нас назывались «белеными». Это в нашем крестьянском доме был самый повседневный рецепт моей матери Степаниды Ивановны. Не мясо же (особенно, если летом) варить. Да и где его взять? Курицу могли позволить себе зарезать одну-две в год. И вот – вегетарианский супчик. Картошка да морковка, без всякого мяса, пустовато. Но ложка сметаны в тарелку – и все меняется. Не надо ни мяса, никаких дополнений. Беленый суп. А тут беленой оказалась уха из хариусов! Никогда не ел такой вкусной ухи.
В пасечной избушке начали угомоняться на ночлег. Больше всего я боялся комаров. Столько я наслушался про таежного гнуса, про мошку, про то, как комары облепляют лицо многослойно (и если проведешь ладонями по лицу, все ладони в крови), что приготовился к самому худшему. И вот – комаров не было! Обкурили чем-нибудь пасечники свою избушку, или впрямь эта самая «Минусинская котловина» – особенное климатическое место, но в июне, в самом, пожалуй, комарином месяце, комаров не было. Спали на нарах. Такое широкое. дощатое, пространство, прочное, не шаткое, не скрипучее. Что-то постлано, чем-то дали укрыться. Спать. Но сон после ухи и после того, что было перед ухой, не шел. Сначала вспоминали институтские годы. Потом Миша рассказал, как однажды он пригласил в Хакасию одну московскую писательницу, тоже из наших институтских, и тоже показывал ей таежную часть Хакасии и как они затерялись в тайге (не заплутались, а затерялись) на целую неделю. «Хорошая была неделя. – заключил Миша. – Подарок судьбы».
Постепенно разговор перешел от институтской темы вообще на литературу и не помню уж как перешел на Гайдара. Впрочем, это логично. Ведь «Гайдар» хакасское слово, и я, возможно, спросил, почему у Аркадия Петровича Голикова хакасский псевдоним.
– Говорят, – спросил я, – что это слово означает не то «всадник, едущий впереди», не то «смотрящий вперед». Правда, что ли? И слово это не то бурятское, не то монгольское? Правда, что ли?
И Миша вдруг в этих таежно-пасечных условиях заговорил откровенно. Сначала робко (аккуратный, сдержанный он человек, лишнего, бывало, ничего не скажет), а тут – откровенно. А может быть, одна откровенность (о московской писательнице) как бы открыла «клапан» откровенности вообще.
– «Гайдар». – не торопясь, как обычно, говорил Миша, – слово чисто хакасское. Только правильно оно звучит не «Гайдар», а «Хайдар»; и означает оно не «вперед идущий» и не «вперед-смотрящий», а просто «куда». – Ну и почему же Голиков взял себе в псевдонимы хакасское слово «куда»? – А его так хакасы называли. Кричали: «Прячьтесь! Бегите! Хайдар-Голик едет! Хайдар-Голик едет!» А прилепилось это словечко к нему потому, что он у всех спрашивал: «Хайдар?» То есть куда ехать? Он ведь других хакасских слов не знал. А искал он банду Соловьева. И самого Соловьева ему хотелось поймать. Его из Москвы специально прислали Соловьева ловить, а никто ему не говорил, где Соловьев прячется. Он подозревал, что хакасы знают, где Соловьев, знают, а не говорят. Вот он и спрашивал у каждого встречного и поперечного. «Хайдар?» Куда ехать? Где искать? А ему не говорили. Один раз в бане запер шестнадцать человек хакасов. «Если к утру не скажете, где Соловьев, всех расстреляю». Не сказали. А может, и не знали, где Соловьев, тайга ведь большая. Утром он из бани по одному выпускал и каждого стрелял в затылок. Всех шестнадцать человек перестрелял. Своей рукой. А то еще, собрал население целого аила, ну, то есть целой деревни… Семьдесят шесть человек там было. Старухи и дети, все подряд. Выстроил их в одну шеренгу, поставил перед ними пулемет. «Не скажете, всех перекошу». Не сказали. Сел за пулемет и… всех… А то еще в Соленом озере, да в Божьем озере топил. В прорубь под лед запихивал. Тоже – многих. Тебе и сейчас эти озера покажут. Старожилы помнят…
– Да кто же такой Соловьев-то был?
– Банда соловьевская была. Значит, Соловьев – бандит.
– А почему не выдавали его? Боялись мести?
– Нет, своих он не трогал. У него в отряде… в банде то есть… девяносто процентов хакасов было, хоть сам он русский казак. Своих он не трогал… Даже песни про него сочиняли…
– Но если он своих не трогал, кого же он трогал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26