(Бросает трубку.)Опять вбок?! Опять в сторону?! Мы когда-нибудь будем читать басню? Все! Отключились! Барокамера! Невесомость. Парим. Сгруппировались. Начинайте.
Лена встала в позу, посмотрела на Пашу, тот показал ей – ногу чуть вперед, руки за спину, подбородок поднять; она все это выполнила, закрыла глаза и… ни звука не смогла произнести.
Серафимов. Ну что ты, давай смелей, не бойся.
Лена беззвучно шевелит губами.
Постников. Леночка, ну что вы, в самом деле? Никто вас не обидит. Ну… Вы что – текст забыли? Как начинается?
Паша. «Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела…»
Постников. Ну вот, видите, какая история. Очень интересно. А дальше что там?
Лена молчит, чуть не плача.
Серафимов. «Оглянуться не успела…»
Постников. Ну… «Как зима катит в глаза!» Вот видите, даже я помню.
Паша. Лена, Лена… Соберись! Ну что ты вдруг?
Постников (с выражением).«Облетело чисто поле, нет уж дней тех светлых боле…» Правильно?
Лена кивает.
«Где под каждым ей кустом был готов…» Ну… Что?…
Лена посмотрела полными слез глазами.
Паша и Серафимов (хором).«…и стол и дом!»
Постников. Правильно! А вы боялись. Ну, давайте дальше сами.
Лена молчит.
Как там дальше?
Серафимов. Я не помню.
Паша (бормочет). «….был готов и стол и дом». М-м, м-м…
Серафимов. А, вот… По-моему, так: «Злой тоской удручена, к муравью ползет она». (Лене.)Правильно?
Лена кивает.
Постников. Почему ползет? Скорее летит. Стрекозы же летают.
Серафимов. Какая разница: летит, ползет. Важно, что она ему говорит. Диалог важен, а не ремарки.
Постников (ехидно).Вы так полагаете?
Леночка подвинулась, зацепила стул. Все обернулись.
Серафимов. А, смотрите, кто у нас… Леночка.
Постников (Лене).Спасибо. Вам не трудно подождать нас там?
Лена переходит в кабинет Серафимова.
Вы что – разыграть меня решили?
Серафимов. Помилуйте, Геннадий Сергеевич. Я не предполагал, что она настолько…
Постников. А что вы предполагали? Что я опять поверю в вашу очередную сказку – про трудности с декорациями, с репертуаром, с чем еще там?… У вас же на все есть оправдание и причины. Сначала вы говорите многозначительно: из этого ничего не выйдет – и ждете, пока не выйдет, а потом говорите с усталым видом: я же говорил… Вы придумали себе удобное амплуа – вечного скептика. Но скепсис опустошает душу, он ничего не родит, кроме нового скепсиса. Да, вам трудно, верю, но не валите на меня, на то, что я занят тремя постановками сразу. Да, занят – но не от жадности. Нет, от жадности – к работе. Меня уже не насыщает одна пьеса, которую годами репетирую, – с вашей помощью, вернее, без вашей помощи. Я прихожу с наших репетиций голодный, неудовлетворенный, не высказавший и половины того, что хочу, что тороплюсь сказать – пока еще есть силы, пока не заездили насмерть. Я ищу в современных пьесах что-то вечное, а в классике – современное и вас призываю помочь мне. Но вам некогда. Только ведь в жизни кроме Дней и вечеров, когда мы едим и работаем, есть еще ночи, когда мы думаем. Не об антрекотах и ставках, а о гражданской панихиде. О своей. О том, кто придет на нее и что скажет. И чего не скажет. В молодости я, как и вы, хорошо спал… А сейчас мне некогда, вы уж меня извините. (Кивает Паше, давая понять, что разговор окончен.)
Паша и Серафимов выходят. Серафимов разводит руками, достает письмо, собирается его порвать.
Паша. Минуточку. Подождите. (Заходит снова к Постникову.)Извините, Геннадий Сергеевич. Я позволю себе…
Постников. Вы по поводу…
Паша. Нет, нет. Я противник протекционизма. Как и вы. В наш век… Мы задыхаемся от протекций, они парализовали нашу свободную волю. Мы барахтаемся в знакомых и в знакомых наших знакомых, как мухи в паутине, мы вязнем в них. Протекции портят не только нашу кровь – кровь деловой жизни разжижается, как от родственных браков.
Постников. Да, но…
Паша. Тут особый случай. Дома – обстановка. Отец – фигура, все вокруг… Ожесточенные души. Чувство протеста. Все сама. Как следствие – чудовищная зажатость.
Постников (недоверчиво).Вы думаете?
Паша. Да, я часто об этом думаю. Никто так не чувствует фальшь ситуации, как дети. Они бескожи. И тогда – как улитка, в себя.
Постников (задумчиво).Быть может…
Паша. Она талантлива.
Постников. Вы уверены?
Паша. Вы же видели сами. Поменяйте знак. Все, что с минусом, – плюс. И представьте себе ее через пять лет, прошедшую вашу школу. Обогащенную вашим опытом. Освещенную вашим талантом.
Постников. Да?
Паша. А разве у нас так не бывает? Все знаем, а молчим. Внутри – тысяча вольт, а на выходе – ноль. Короткое замыкание.
Постников. Вы физик?
Паша. Я гуманист. А вспомните свой курс. Разве все Ермоловы?
Постников. О, если бы…
Паша. Но они старались понравиться.
Постников. Еще как.
Паша. Лицемерили. А она?
Постников. Действительно…
Паша. Личность. Не боится быть искренней. Разве не нужны вам личности?
Постников. Пожалуй, вы правы.
Паша. Я был уверен, что вы не сделаете ошибки. Знаете, чем отличается умный человек от мудрого?
Постников. Чем?
Паша. Умный всегда находит способ исправить ошибку, а мудрый ее не делает.
Постников. Недурно сказано.
Паша. Нас так немного, надо помогать друг другу.
Постников заходит к Серафимову. Паша идет за ним.
Постников (Лене).Извините, мы заставили вас ждать. Собственно, думаю, мы должны поблагодарить вас – что вы пришли, что согласились нам почитать. Должен сказать откровенно, что вы производите хорошее впечатление: вы миловидны, это для актрисы не последнее дело, вы скромно держитесь… Ну, что еще… Обаятельны – по-своему. По-видимому, очень нервны, восприимчивы, это тоже, как говорится, туда. Ну, а что текст немного позабыли, так это бывает. У всех, даже великих, бывали конфузы. Я вот в молодости играл в одной пьесе, уж сейчас и названия даже ее не помню. Чекиста играл. Я врывался в ресторан, где сидели контры, и громовым голосом кричал: «Встать! Руки вверх!» Большая роль. И представляете, на первом же спектакле – начисто. Ни слова – из всех трех. Контры смотрят на меня, не знают, что делать. Не сдаваться же ни с того ни с сего. Тогда я им ручкой так сделал – мол, подъем, братцы. (Смеется.)Вот видите, какие казусы бывают. Так что не огорчайтесь, идите домой, передайте привет родителю, Серафимов с вами свяжется.
Лена кивает, улыбается, делает книксен и выходит в приемную. Постников смотрит на Серафимова.
Значит, так. Декорации – через неделю.
Серафимов. Геннадий Сергеевич, для отцовской любви нет невозможного. Поверьте бездетному Серафимову.
Постников (как бы сам себе).Между прочим, в ней действительно что-то есть, в этой девочке. (Кивнув всем, уходит к себе.)
Серафимов (выходит к Лене).Что же это ты, милая? Мы с коллегой стараемся, а ты…
Паша (подходит).Огорчаешь, старуха.
Лена. Понимаете, я это… очень людей стесняюсь. Незнакомых. Просто – ни слова не могу. Мама говорит, это наследственное. Она тоже такая была в молодости. Папа над ней даже издевается всегда, говорит, что она замуж за него вышла, потому что постеснялась отказать. Папа говорит, у меня мамины гены доминируют и у меня из-за них трагедия в личной жизни будет. Как у мамы. Но это неправда, на самом деле они с папой… (Замолчала.)
Папа. Что – они с папой?
Лена судорожно вздыхает и убегает.
Серафимов (Паше).Ну и семейка у вашего шефа. (Протягивает Паше конверт.)Письмо. Папе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12