Мой отец задохнулся в шахте. Мне тогда только исполнилось шестнадцать лет. А в семье были еще две сестры моложе меня и больная мать. Куда я только не нанималась, чтобы заработать на кусок хлеба. Уолтер Рос принял меня в бар посудомойкой. Потом перевел на более легкую работу – я стояла в баре за буфетной стойкой. Матери становилось все хуже, понадобились лекарства, а Уолтер платил мне какие-то несчастные центы. И однажды у меня мелькнула мысль… (Запнулась.)
Костас. Что за мысль?
Маргрет. Я решила взять деньги из кассы. Что мне еще оставалось делать?
Костас. Взять, разумеется. И не мучиться совестью.
Маргрет. Однажды утром я пошла в костел, помолилась, а вечером взяла из кассы сто долларов. Потом побежала к Росу и сказала, что в бар ворвался гангстер, угрожал, вырвал деньги… А Уолтер молча взял сумку и вытащил оттуда эту сотню. Потом велел зайти к нему домой после работы. Сказал, что если не приду, утром он отведет меня в полицию.
Костас. И ты пошла?
Маргрет. У меня болела мать.
Костас. Я понимаю… Прости.
Маргрет. После той ночи Уолтер почти каждый вечер звал меня к себе. Я отказывалась. А через несколько месяцев он предложил мне выйти за него замуж.
Костас. Но потом, замужем уже, ты была счастлива с ним?
Маргрет. Женщина не всегда бывает счастлива, даже если любит. О каком же счастье могла быть речь?
Костас. Но Уолтер прекрасно относится к тебе.
Маргрет. Прекрасно… Когда он ограбил своего компаньона и я узнала об этом, он заявил, что сделал это во имя моего благополучия. Его двуличие невозможно постичь. Иногда мне невыносимо хочется поссориться с ним, высказать ему все в глаза, но я не могу найти даже крохотной причины для ссоры – все свои подлости он совершает в позе бескорыстно любящего мужа и отца. Вначале я думала, что не вынесу, сойду с ума. Но постепенно привыкла, как привыкают пить отвратительно сладкий кофе. Как это прекрасно, что ты не похож на него!
Костас (с тревогой). Совсем нет сходства?
Маргрет. Ни малейшего. За эти шесть недель я, кажется, сбросила двадцать лет, ожила. Иногда я чувствую, что лечу над землей.
Костас. Я тут ни при чем.
Маргрет. Кто же еще?
Костас. Только не я. Ты ведь ничего не знаешь обо мне.
Маргрет. Ты расскажешь.
Костас. О себе? Не стоит. Могу о моем приятеле. Хочешь? Мы служили с ним в Иностранном легионе в Алжире. В казарме наши койки стояли рядом. Когда все засыпали, он становился на колени и молился. А в Иностранном легионе солдаты обычно предпочитают молитвам винтовку.
Маргрет. Он искренне верил в бога. Это плохо, по-твоему?
Костас. Но однажды мне пришлось увидеть, как этот искренне верующий человек выстрелил в живот алжирскому военнопленному. Без всякой надобности – бой давно закончился, тот просто стоял рядом…
Маргрет. Как страшно!
Костас. Через несколько лет я случайно встретил его в Сингапуре. Мы выпили – все-таки три года отслужили вместе. И тогда я спросил у него, почему он молился по ночам в Алжире. Он ответил: «Когда-то я оставил умирающего друга на дороге. Не просто оставил – взял его документы, с моими нельзя было идти дальше. С тех пор я молюсь всю жизнь».
Маргрет. Но зачем ему были нужны чужие документы?
Костас (неопределенно). Война…
Маргрет. Я не понимаю.
Костас. И не надо понимать. Не стоит… И все-таки… Если бы ты, Маргрет, была судьей, осудила бы ты его?… Учти – он много лет замаливал по ночам этот грех.
Маргрет. Если мука человека превышает его вину, он искупает ее.
Костас. На каких весах взвесишь вину и искупление?
Маргрет. Но нельзя же человеку мучиться всю жизнь.
Костас. Спасибо тебе, щедрый мой судья! (Целует Маргрет.)
В это время из-за дома появляется Стивен. Увидев Маргрет в объятиях Костаса, он окаменел. Очнувшись, сделал шаг назад.
Маргрет (переводя дыхание). Все-таки звезды иногда говорят правду.
Костас. Я люблю тебя.
Маргрет. Ты останешься?
Костас. Не знаю.
Маргрет. Ты останешься.
Костас. Я завтра дам ответ Уолтеру.
Маргрет. А мне?
Костас. Сегодня ночью. (Оглядывается и уходит.)
Из-за угла выходит Стивен.
Маргрет. А, Стивен… Доброе утро!
Стивен. Я бы не сказал, что слишком доброе.
Маргрет. У тебя плохое настроение.
Стивен. Уже пятнадцать лет.
Маргрет. Почему?
Стивен. Не догадываешься.
Маргрет. Опять о том же?… Я уже сто раз говорила тебе – между нами не может быть ничего общего.
Стивен. Оттого, что ты чересчур любишь мужа?
Mapгрет. Хотя бы. И вообще – как ты можешь об этом? Вы ведь с Уолтером родственники.
Стивен. Примерно такие же, как японский император с алабамским негром.
Маргрет. Что тебе нужно от меня?
Стивен. Меня влечет к тебе, как подкову к магниту.
Маргрет. Ох, и стертая же это подкова, слишком стертая!
Стивен. Выдержанное вино крепче.
Map грет. Пусть пьет кто-нибудь другой. Мне оно не по вкусу.
Стивен. Напрасно упрямишься. Так до конца жизни и не узнаешь, что такое объятья настоящего мужчины. (Пытается обнять Маргрет.)
Mapгрет (отстраняется). Не прикасайся ко мне.
Стивен. Бережешь себя? Для кого? Кроме меня, никто не оценит.
Маргрет. Ты уже многих оценил. Учительницу помнишь? Банковскую служащую. Дочку врача. Жену судьи.
Стивен. Довольно!
Маргрет. Нашу служанку. Секретаршу соседа. Уборщицу-негритянку.
Стивен. Да, да, было. Ты еще многих не назвала. Они появлялись только потому, что ты пренебрегала мной.
Маргрет. Ты мне противен… Противен…
Стивен. Я не могу больше… (Приближается к Маргрет.)
Маргрет. Я буду кричать… Еще шаг…
Стивен (останавливается, озирается). Значит, не подхожу?
Маргрет. Уйди.
Стивен. Костас, значит, подходит, а я нет? Учти – ему ты не достанешься тоже.
Маргрет, вспыхнув, уходит с веранды.
(Оставшись один.) Ну и орешек! Зубы можно обломать… (Ходит взад и вперед по веранде.) И все-таки она будет моей. Будет.
Входит Уолтер.
Уолтер. Стивен, у меня тут возник один план. Знаешь, кто будет президентом картинной галереи? Костас.
Стивен. Костас? Но вы обещали это место Джону.
Уолтер. Мне нужны работники иного склада. Энергичные, деловые, умеющие скрывать свои чувства.
Стивен. О да, чувства Костас, безусловно, умеет скрывать.
Уолтер (настороженно). Что ты имеешь в виду?
Стивен. Просто подтверждаю вашу правоту.
Уолтер. Возможно, я несколько субъективен к Костасу.
Стивен. У вас нет никаких оснований быть субъективным. И Костас, и Джон для вас одинаково чужие люди.
Уолтер. Что ты мелешь? Костас – мой сын.
Стивен. Увы, он не ваш сын.
Уолтер. Кто же он?
Стивен. Мельхиор Медекша.
Уолтер. Ты что плетешь?… Перепил?
Стивен. Нет, конечно. Но если бы я даже выпил, Мельхиора Медекшу я бы ни с кем не спутал.
Уолтер. Ты знал его?
Стивен. В последний раз я встретил его в сорок четвертом. Мельхиор Медекша ехал на мотоцикле вместе с вашим сыном. На моих глазах их остановил отряд тотальной мобилизации. Хромой немецкий офицер отнял у них мотоцикл, умчался на восток. Мы пошли пешком все втроем. А потом рядом с нами разорвалась бомба. Медекша успел спрятаться в рытвину. А Костас… Осколком ранило в грудь. Я был чуть дальше, мне только пробило руку. Медекша вскочил, бросился к Костасу, вытащил у него из кармана документы и убежал.
Уолтер (взволнованный). И ты спокойно смотрел на это?
Стивен. Что я мог сделать? У меня не двигалась рука.
Уолтер. Почему ты не сказал об этом раньше?
Стивен. Зачем? Вы бы все равно не поверили мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Костас. Что за мысль?
Маргрет. Я решила взять деньги из кассы. Что мне еще оставалось делать?
Костас. Взять, разумеется. И не мучиться совестью.
Маргрет. Однажды утром я пошла в костел, помолилась, а вечером взяла из кассы сто долларов. Потом побежала к Росу и сказала, что в бар ворвался гангстер, угрожал, вырвал деньги… А Уолтер молча взял сумку и вытащил оттуда эту сотню. Потом велел зайти к нему домой после работы. Сказал, что если не приду, утром он отведет меня в полицию.
Костас. И ты пошла?
Маргрет. У меня болела мать.
Костас. Я понимаю… Прости.
Маргрет. После той ночи Уолтер почти каждый вечер звал меня к себе. Я отказывалась. А через несколько месяцев он предложил мне выйти за него замуж.
Костас. Но потом, замужем уже, ты была счастлива с ним?
Маргрет. Женщина не всегда бывает счастлива, даже если любит. О каком же счастье могла быть речь?
Костас. Но Уолтер прекрасно относится к тебе.
Маргрет. Прекрасно… Когда он ограбил своего компаньона и я узнала об этом, он заявил, что сделал это во имя моего благополучия. Его двуличие невозможно постичь. Иногда мне невыносимо хочется поссориться с ним, высказать ему все в глаза, но я не могу найти даже крохотной причины для ссоры – все свои подлости он совершает в позе бескорыстно любящего мужа и отца. Вначале я думала, что не вынесу, сойду с ума. Но постепенно привыкла, как привыкают пить отвратительно сладкий кофе. Как это прекрасно, что ты не похож на него!
Костас (с тревогой). Совсем нет сходства?
Маргрет. Ни малейшего. За эти шесть недель я, кажется, сбросила двадцать лет, ожила. Иногда я чувствую, что лечу над землей.
Костас. Я тут ни при чем.
Маргрет. Кто же еще?
Костас. Только не я. Ты ведь ничего не знаешь обо мне.
Маргрет. Ты расскажешь.
Костас. О себе? Не стоит. Могу о моем приятеле. Хочешь? Мы служили с ним в Иностранном легионе в Алжире. В казарме наши койки стояли рядом. Когда все засыпали, он становился на колени и молился. А в Иностранном легионе солдаты обычно предпочитают молитвам винтовку.
Маргрет. Он искренне верил в бога. Это плохо, по-твоему?
Костас. Но однажды мне пришлось увидеть, как этот искренне верующий человек выстрелил в живот алжирскому военнопленному. Без всякой надобности – бой давно закончился, тот просто стоял рядом…
Маргрет. Как страшно!
Костас. Через несколько лет я случайно встретил его в Сингапуре. Мы выпили – все-таки три года отслужили вместе. И тогда я спросил у него, почему он молился по ночам в Алжире. Он ответил: «Когда-то я оставил умирающего друга на дороге. Не просто оставил – взял его документы, с моими нельзя было идти дальше. С тех пор я молюсь всю жизнь».
Маргрет. Но зачем ему были нужны чужие документы?
Костас (неопределенно). Война…
Маргрет. Я не понимаю.
Костас. И не надо понимать. Не стоит… И все-таки… Если бы ты, Маргрет, была судьей, осудила бы ты его?… Учти – он много лет замаливал по ночам этот грех.
Маргрет. Если мука человека превышает его вину, он искупает ее.
Костас. На каких весах взвесишь вину и искупление?
Маргрет. Но нельзя же человеку мучиться всю жизнь.
Костас. Спасибо тебе, щедрый мой судья! (Целует Маргрет.)
В это время из-за дома появляется Стивен. Увидев Маргрет в объятиях Костаса, он окаменел. Очнувшись, сделал шаг назад.
Маргрет (переводя дыхание). Все-таки звезды иногда говорят правду.
Костас. Я люблю тебя.
Маргрет. Ты останешься?
Костас. Не знаю.
Маргрет. Ты останешься.
Костас. Я завтра дам ответ Уолтеру.
Маргрет. А мне?
Костас. Сегодня ночью. (Оглядывается и уходит.)
Из-за угла выходит Стивен.
Маргрет. А, Стивен… Доброе утро!
Стивен. Я бы не сказал, что слишком доброе.
Маргрет. У тебя плохое настроение.
Стивен. Уже пятнадцать лет.
Маргрет. Почему?
Стивен. Не догадываешься.
Маргрет. Опять о том же?… Я уже сто раз говорила тебе – между нами не может быть ничего общего.
Стивен. Оттого, что ты чересчур любишь мужа?
Mapгрет. Хотя бы. И вообще – как ты можешь об этом? Вы ведь с Уолтером родственники.
Стивен. Примерно такие же, как японский император с алабамским негром.
Маргрет. Что тебе нужно от меня?
Стивен. Меня влечет к тебе, как подкову к магниту.
Маргрет. Ох, и стертая же это подкова, слишком стертая!
Стивен. Выдержанное вино крепче.
Map грет. Пусть пьет кто-нибудь другой. Мне оно не по вкусу.
Стивен. Напрасно упрямишься. Так до конца жизни и не узнаешь, что такое объятья настоящего мужчины. (Пытается обнять Маргрет.)
Mapгрет (отстраняется). Не прикасайся ко мне.
Стивен. Бережешь себя? Для кого? Кроме меня, никто не оценит.
Маргрет. Ты уже многих оценил. Учительницу помнишь? Банковскую служащую. Дочку врача. Жену судьи.
Стивен. Довольно!
Маргрет. Нашу служанку. Секретаршу соседа. Уборщицу-негритянку.
Стивен. Да, да, было. Ты еще многих не назвала. Они появлялись только потому, что ты пренебрегала мной.
Маргрет. Ты мне противен… Противен…
Стивен. Я не могу больше… (Приближается к Маргрет.)
Маргрет. Я буду кричать… Еще шаг…
Стивен (останавливается, озирается). Значит, не подхожу?
Маргрет. Уйди.
Стивен. Костас, значит, подходит, а я нет? Учти – ему ты не достанешься тоже.
Маргрет, вспыхнув, уходит с веранды.
(Оставшись один.) Ну и орешек! Зубы можно обломать… (Ходит взад и вперед по веранде.) И все-таки она будет моей. Будет.
Входит Уолтер.
Уолтер. Стивен, у меня тут возник один план. Знаешь, кто будет президентом картинной галереи? Костас.
Стивен. Костас? Но вы обещали это место Джону.
Уолтер. Мне нужны работники иного склада. Энергичные, деловые, умеющие скрывать свои чувства.
Стивен. О да, чувства Костас, безусловно, умеет скрывать.
Уолтер (настороженно). Что ты имеешь в виду?
Стивен. Просто подтверждаю вашу правоту.
Уолтер. Возможно, я несколько субъективен к Костасу.
Стивен. У вас нет никаких оснований быть субъективным. И Костас, и Джон для вас одинаково чужие люди.
Уолтер. Что ты мелешь? Костас – мой сын.
Стивен. Увы, он не ваш сын.
Уолтер. Кто же он?
Стивен. Мельхиор Медекша.
Уолтер. Ты что плетешь?… Перепил?
Стивен. Нет, конечно. Но если бы я даже выпил, Мельхиора Медекшу я бы ни с кем не спутал.
Уолтер. Ты знал его?
Стивен. В последний раз я встретил его в сорок четвертом. Мельхиор Медекша ехал на мотоцикле вместе с вашим сыном. На моих глазах их остановил отряд тотальной мобилизации. Хромой немецкий офицер отнял у них мотоцикл, умчался на восток. Мы пошли пешком все втроем. А потом рядом с нами разорвалась бомба. Медекша успел спрятаться в рытвину. А Костас… Осколком ранило в грудь. Я был чуть дальше, мне только пробило руку. Медекша вскочил, бросился к Костасу, вытащил у него из кармана документы и убежал.
Уолтер (взволнованный). И ты спокойно смотрел на это?
Стивен. Что я мог сделать? У меня не двигалась рука.
Уолтер. Почему ты не сказал об этом раньше?
Стивен. Зачем? Вы бы все равно не поверили мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11