Тот, кому приходится заранее заказывать столик в шикарном ресторане, проигрывает в сравнении с тем, кто просто улыбается главному официанту и его тотчас же проводят к лучшему столику во всем зале. Через несколько дней после премьеры «Жижи» репортеры заметили, что фотография Джеймса Хэнсона в серебряной рамке исчезла из артистической уборной Одри. Актриса давала весьма неубедительные объяснения. «Слишком многие задают мне вопрос, кто это и как его зовут… Моя личная жизнь должна принадлежать только мне. Но я не могу отмахнуться от подобных вопросов, не показавшись грубиянкой». Похоже, лучшие дни этой любви уже миновали. И все же…
4 декабря 1951 года лондонская «Тайме» опубликовала долгожданное объявление о помолвке «Джеймса, сына мистера и миссис Роберт Хэнсон из Норвуд Грейндж, Хаддерсфилд, Йокшир, и Одри Хепберн, дочери баронессы Эллы ван Хеемстра, Сауc-Одли-стрит, 65, Лондон, W».
Казалось, что давно намеченное свершилось. Официально - да; но за кулисами происходило совсем иное, а точнее, совсем ничего не происходило. Кто же тогда поместил в «Тайме» объявление о помолвке? Обычно это делает семья жениха, но согласовали ли такой шаг Хэнсоны с матерью Одри? Некоторые биографы Хепберн считали, что Элла была против или, по меньшей мере, не одобряла брак Одри и Хэнсона, так как полагала, что Джимми еще не остепенился. Баронесса боялась, что ее дочь повторит ту ошибку, которую она сама совершила дважды. Но есть и другая точка зрения. Друзья Эллы говорят, что она всей душой была за союз Хэнсонов с ван Хеемстра. Джеймс, бесспорно, был превосходной парой для Одри, богатый и со всеми данными для того, чтобы стать еще богаче. Для женщины, неравнодушной к красивым мужчинам, какой всегда была Элла, Джеймс представлял собою привлекательного зятя. Короче говоря, мать Одри скорее всего и была тем самым человеком, чьими стараниями появилось в «Тайме» поспешное объявление о помолвке. Конечно, Джеймс Хэнсон не возражал против публичного оглашения. А как Одри?
В ее настроении в то время преобладала, видимо, нерешительность. И это понятно. «Я на полпути к тому, чтобы стать балериной и актрисой, - сказала она в интервью одному журналу вскоре после премьеры „Жижи“. - Мне нужно учиться». Она не забросила и балет. Она продолжала посещать уроки сценической пластики, движения и хореографии в академии танца на Манхэттене. Но теперь суровые ограничения на нее накладывала студия «Парамаунт Пикчерс», где шла подготовка к съемкам «Римских каникул». Там смотрели на Одри как на одно из самых дорогих своих сокровищ, словно она и впрямь была принцессой. Одри послушно выполняла все советы студии по диете и сохранению своей привлекательности. Эти письменные наставления почтой регулярно поступали из Калифорнии. За соблюдением их зорко следил чиновник «Парамаунта» в Нью-Йорке. Прославленная фигура Хепберн с плоской грудью, сверхтонкой талией - много лет ее ширина составляла всего каких-то 20 дюймов (50 см), - изящными бедрами, сильными, подвижными, длинными ногами, заряжавшими ее энергией, подобно батареям, определилась в это время и сохранялась почти всю ее жизнь.
В пору, когда шла «Жижи», Одри встретилась с Эдит Хед, одной из ведущих художниц по костюмам в Голливуде. Надо было решить, как должна быть одета принцесса Анна. Выбор пал на роскошное бальное платье для самой первой сцены, где принцесса нервничает по поводу многочисленных протокольных ограничений, но в конце концов смиряется с ними и принимает приглашение на танец от пожилого придворного. Этим танцем она открывает бал. Еще она выбрала дневное платье для пресс-конференции, где взгляды публики, бросаемые то на принцессу, то на газетчика, подчеркивают романтическую пропасть между любовью и долгом, между девушкой королевской крови и простолюдином. Это придает концовке «Римских каникул» то особое эмоциональное напряжение, которое всегда возникает при столкновении утраты и исполнения желаний.
Тяжелая парча, лента тиары и белые перчатки - обычный королевский наряд - контрастировали с молодостью и невинной свежестью Одри. Все эти регалии станут превосходной «оберткой» для того комичного, но при этом вполне понятного рефлекса, который заставит юную принцессу сбросить со своей усталой ножки туфлю на высоком каблуке, а затем искать ногой эту ускользающую туфельку под широкими складками бального платья. Это своеобразно «перевернутый» мотив «Золушки». Одри согласилась, что все это убранство - неизбежная составная часть ее роли, но не преминула заметить Эдит Хед, что вряд ли будет чувствовать себя удобно в таком одеянии. «В этом же и суть, дорогая», - ответила модельер, которую рассмешила наивность молодой актрисы.
Повседневную одежду самой Одри нельзя было назвать модной. Лучше всего она чувствовала себя в мужской рубашке. «Рубашки так великолепны, - признавалась она в одном из своих первых голливудских интервью, - все, что вам нужно с ними делать, сводится к стирке и глажению». «Вы стираете и гладите их сами?» - спросил журналист. «Сама», - ответила Одри.
Для городских сцен Эдит Хед выбрала для принцессы Анны небрежный стиль, добавив широкую рубашку того типа, который в то время можно было найти в любом студенческом городке, белые носочки поверх чулок, что также было вполне характерно для молодежи по всей Америке, и туфли без каблуков. «Простая» одежда принцессы сослужила двойную службу. Она определила не только стиль персонажа Одри, но и ее собственный, а кроме того, положила начало моде, которой легко могла следовать любая девушка. Одри дополнила это широким кожаным ремнем, которым туго затянула свою и без того узкую талию. Это создало представление о поистине фантастических пропорциях ее фигуры, выдуманных диснеевскими мультипликаторами, пропорциях, благодаря которым она начала казаться почти сказочной героиней. (Это, конечно, было уже гораздо труднее повторить ее поклонницам.) Но именно на этих трудноуловимых особенностях фигуры, лица и личности в целом и строится слава кинозвезды. Эдит Хед определила стиль для принцессы Анны, но интуиция Одри преобразила его.
В общей сложности «Жижи» выдержала 217 представлений и завершилась спектаклем 31 мая 1952 года. Но если бы не договоренность Джильберта Миллера с «Парамаунтом» о том, что он освободит Одри, как только студия будет готова приступить к съемкам «Римских каникул», пьеса могла бы идти до бесконечности.
У Одри между театром и фильмом не было времени для отдыха - всего несколько часов в отеле между моментом, когда опустился занавес, и запланированным отлетом в Рим. Она прилетела в итальянскую столицу, чувствуя душевное напряжение от того, что здесь ее ожидало. В аэропорту состоялась пресс-конференция, и Одри впервые ощутила, какими наглыми могут быть репортеры (бродвейские журналисты были интеллигентны по сравнению с римскими хищниками). «Вам двадцать три года, не так ли? (Да.) В таком случае почему же вы не замужем? (Я собираюсь.) Собираетесь ли вы и синьор Хэнсон пожениться до фильма или после него? (После него, как я и сообщила мистеру Хэнсону.) Но почему же вы откладываете брак? (Никакого ответа.) Неужели вы недостаточно любите друг друга? (Никакого ответа)».
На самом же деле Одри предложила своему жениху отложить бракосочетание до окончания съемок и до начала гастрольного турне с «Жижи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
4 декабря 1951 года лондонская «Тайме» опубликовала долгожданное объявление о помолвке «Джеймса, сына мистера и миссис Роберт Хэнсон из Норвуд Грейндж, Хаддерсфилд, Йокшир, и Одри Хепберн, дочери баронессы Эллы ван Хеемстра, Сауc-Одли-стрит, 65, Лондон, W».
Казалось, что давно намеченное свершилось. Официально - да; но за кулисами происходило совсем иное, а точнее, совсем ничего не происходило. Кто же тогда поместил в «Тайме» объявление о помолвке? Обычно это делает семья жениха, но согласовали ли такой шаг Хэнсоны с матерью Одри? Некоторые биографы Хепберн считали, что Элла была против или, по меньшей мере, не одобряла брак Одри и Хэнсона, так как полагала, что Джимми еще не остепенился. Баронесса боялась, что ее дочь повторит ту ошибку, которую она сама совершила дважды. Но есть и другая точка зрения. Друзья Эллы говорят, что она всей душой была за союз Хэнсонов с ван Хеемстра. Джеймс, бесспорно, был превосходной парой для Одри, богатый и со всеми данными для того, чтобы стать еще богаче. Для женщины, неравнодушной к красивым мужчинам, какой всегда была Элла, Джеймс представлял собою привлекательного зятя. Короче говоря, мать Одри скорее всего и была тем самым человеком, чьими стараниями появилось в «Тайме» поспешное объявление о помолвке. Конечно, Джеймс Хэнсон не возражал против публичного оглашения. А как Одри?
В ее настроении в то время преобладала, видимо, нерешительность. И это понятно. «Я на полпути к тому, чтобы стать балериной и актрисой, - сказала она в интервью одному журналу вскоре после премьеры „Жижи“. - Мне нужно учиться». Она не забросила и балет. Она продолжала посещать уроки сценической пластики, движения и хореографии в академии танца на Манхэттене. Но теперь суровые ограничения на нее накладывала студия «Парамаунт Пикчерс», где шла подготовка к съемкам «Римских каникул». Там смотрели на Одри как на одно из самых дорогих своих сокровищ, словно она и впрямь была принцессой. Одри послушно выполняла все советы студии по диете и сохранению своей привлекательности. Эти письменные наставления почтой регулярно поступали из Калифорнии. За соблюдением их зорко следил чиновник «Парамаунта» в Нью-Йорке. Прославленная фигура Хепберн с плоской грудью, сверхтонкой талией - много лет ее ширина составляла всего каких-то 20 дюймов (50 см), - изящными бедрами, сильными, подвижными, длинными ногами, заряжавшими ее энергией, подобно батареям, определилась в это время и сохранялась почти всю ее жизнь.
В пору, когда шла «Жижи», Одри встретилась с Эдит Хед, одной из ведущих художниц по костюмам в Голливуде. Надо было решить, как должна быть одета принцесса Анна. Выбор пал на роскошное бальное платье для самой первой сцены, где принцесса нервничает по поводу многочисленных протокольных ограничений, но в конце концов смиряется с ними и принимает приглашение на танец от пожилого придворного. Этим танцем она открывает бал. Еще она выбрала дневное платье для пресс-конференции, где взгляды публики, бросаемые то на принцессу, то на газетчика, подчеркивают романтическую пропасть между любовью и долгом, между девушкой королевской крови и простолюдином. Это придает концовке «Римских каникул» то особое эмоциональное напряжение, которое всегда возникает при столкновении утраты и исполнения желаний.
Тяжелая парча, лента тиары и белые перчатки - обычный королевский наряд - контрастировали с молодостью и невинной свежестью Одри. Все эти регалии станут превосходной «оберткой» для того комичного, но при этом вполне понятного рефлекса, который заставит юную принцессу сбросить со своей усталой ножки туфлю на высоком каблуке, а затем искать ногой эту ускользающую туфельку под широкими складками бального платья. Это своеобразно «перевернутый» мотив «Золушки». Одри согласилась, что все это убранство - неизбежная составная часть ее роли, но не преминула заметить Эдит Хед, что вряд ли будет чувствовать себя удобно в таком одеянии. «В этом же и суть, дорогая», - ответила модельер, которую рассмешила наивность молодой актрисы.
Повседневную одежду самой Одри нельзя было назвать модной. Лучше всего она чувствовала себя в мужской рубашке. «Рубашки так великолепны, - признавалась она в одном из своих первых голливудских интервью, - все, что вам нужно с ними делать, сводится к стирке и глажению». «Вы стираете и гладите их сами?» - спросил журналист. «Сама», - ответила Одри.
Для городских сцен Эдит Хед выбрала для принцессы Анны небрежный стиль, добавив широкую рубашку того типа, который в то время можно было найти в любом студенческом городке, белые носочки поверх чулок, что также было вполне характерно для молодежи по всей Америке, и туфли без каблуков. «Простая» одежда принцессы сослужила двойную службу. Она определила не только стиль персонажа Одри, но и ее собственный, а кроме того, положила начало моде, которой легко могла следовать любая девушка. Одри дополнила это широким кожаным ремнем, которым туго затянула свою и без того узкую талию. Это создало представление о поистине фантастических пропорциях ее фигуры, выдуманных диснеевскими мультипликаторами, пропорциях, благодаря которым она начала казаться почти сказочной героиней. (Это, конечно, было уже гораздо труднее повторить ее поклонницам.) Но именно на этих трудноуловимых особенностях фигуры, лица и личности в целом и строится слава кинозвезды. Эдит Хед определила стиль для принцессы Анны, но интуиция Одри преобразила его.
В общей сложности «Жижи» выдержала 217 представлений и завершилась спектаклем 31 мая 1952 года. Но если бы не договоренность Джильберта Миллера с «Парамаунтом» о том, что он освободит Одри, как только студия будет готова приступить к съемкам «Римских каникул», пьеса могла бы идти до бесконечности.
У Одри между театром и фильмом не было времени для отдыха - всего несколько часов в отеле между моментом, когда опустился занавес, и запланированным отлетом в Рим. Она прилетела в итальянскую столицу, чувствуя душевное напряжение от того, что здесь ее ожидало. В аэропорту состоялась пресс-конференция, и Одри впервые ощутила, какими наглыми могут быть репортеры (бродвейские журналисты были интеллигентны по сравнению с римскими хищниками). «Вам двадцать три года, не так ли? (Да.) В таком случае почему же вы не замужем? (Я собираюсь.) Собираетесь ли вы и синьор Хэнсон пожениться до фильма или после него? (После него, как я и сообщила мистеру Хэнсону.) Но почему же вы откладываете брак? (Никакого ответа.) Неужели вы недостаточно любите друг друга? (Никакого ответа)».
На самом же деле Одри предложила своему жениху отложить бракосочетание до окончания съемок и до начала гастрольного турне с «Жижи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87