Однажды, когда отец работал на стройке в форте Снеллинг, майор Дирборн одолжил ему «Мармиона» Вальтера Скотта и новую, лишь несколько лет назад изданную «Историю французской революции» Карлейля. Двух этих книг хватило им на всю зиму, а «Мармиона» они перечитывали не меньше трех раз — от начала до конца.
Часто им случалось находиться в дороге четыре-пять дней, обычно пешком, и Харди вел с отцом мужские разговоры.
«Почти все, что человек может оставить сыну, — говорил отец, — это то немногое, чему он сам научился в жизни, и еще, может быть, свои мысли и чувства. А как ты ими распорядишься — зависит уже только от тебя.
Когда станешь постарше мы побываем в больших городах и ты сам увидишь, что существуют и другие законы — помимо тех, по которым живешь ты. Но рано или поздно ты все равно поймешь, что лучшие принципы — это именно те, что ты установил для себя сам, которым ты сам решил следовать… А к себе человек должен быть очень строг. И все же тебе придется подчиняться законам городов. Люди не смогли бы жить вместе, не испытывай они уважения друг к другу и к правам других. Если вдуматься, все законы основаны на уважении прав других людей.
Теперь смотри: мы тратим почти все время лишь на то, чтобы выжить. Мы охотимся, строим и жнем, заготовляем на зиму дрова и стараемся засолить побольше мяса и заложить в погреб побольше овощей. Когда люди живут в городе, у них больше времени; есть время посидеть вместе и поговорить, послушать музыку и потанцевать. Но этого не получилось бы, не существуй разделения труда, и в городе каждый выполняет свою работу. Один строит, другой работает в кузнице, третий учит, четвертый проповедует, а кто-то торгует. Когда человек может так устроиться, чтобы заниматься лишь тем, что умеет лучше всего, он и сам счастливее, и дела у него идут лучше. Наверное, так и появилась цивилизация — люди собрались вместе, поделили обязанности и получили возможность общаться.
Ты молод, и потому, находясь в обществе, молчи и слушай. Говорят, дети любят подслушивать, — но они и должны это делать. Ведь это тоже способ чему-то научиться. Ты услышишь кучу глупостей, но вместе с тем — и кое-что мудрое; и ты должен научиться никого не презирать. Даже дурак способен научить тебя уберечься от глупостей, и ты никогда не знаешь, где и от кого услышишь то, что поможет тебе в работе или даже спасет жизнь».
Когда отец говорил такие вещи, Харди помалкивал и запоминал.
Ему вдруг вспомнился разговор миссис Энди и отца. «Ваш мальчик слишком серьезен, — говорила она с сомнением. — Бывает ли у него хоть когда-нибудь время поиграть?» — «У него достаточно времени, — раздраженно отвечал отец, — и я от души радуюсь, что Харди серьезный мальчик. Мы пережили здесь тяжелые времена, и он был мне товарищем и помощником. И в нем нет ни единой ленивой клеточки».
«Не стоило отцу тогда так расстраиваться, — подумал Харди. — у меня хватало времени для игр. На милю вокруг не нашлось бы дерева, на которое я не взобрался бы, и такого места, где бы я не играл в индейцев. Правда, выслеживать в лесу дичь или пытаться понять, что делали птицы или животные, изучая их следы, было еще интереснее…»
Когда отец плотничал в офицерских домах, в фортах Снеллинг или Аткинсон, Харди всегда был с ним. Он играл там с другими ребятами, но куда интереснее ему было путешествовать с отцом по лесам, питаясь подножным кормом. Харди больше всего хотелось, чтобы отец оказался здесь — сейчас, с ними, у этого очага.
Но, по крайней мере, они находились сейчас в тепле и сравнительной безопасности. Харди хорошо запомнил расположение бурелома, где набирал сушняк, и теперь смог бы найти топливо даже под снегом. Он встал, взял накидку и сказал Бетти Сью:
— Пойду посмотрю на Биг Реда, прежде чем мы уляжемся спать.
Он порылся в мешке, достал сухарь и вышел.
Начиналась метель. Однако добраться до конюшни, как называл про себя это место Харди, было нетрудно, потому что пройти надо было лишь вдоль скальной стены — до того места, где она поворачивала к навесу. Частично скрытая деревьями и кустами, конюшня была не хуже, чем многие сараи, в которых держали скотину и не в такой мороз. Харди поговорил с Биг Редом и по кусочкам скормил ему сухарь.
— Ты должен помочь мне, Ред, — шептал мальчик. — Я вроде как побаиваюсь, но никогда не признаюсь в этом Бетти Сью, потому что она надеется на меня. Мы прошли уже половину пути. Ты только будь с нами, Ред, и мы дойдем. Обязательно дойдем.
Внезапно жеребец вскинул голову. Харди прислушался. Это был волк. Где-то неподалеку. Мальчик удлинил привязь так, чтобы жеребец мог лечь, если ему захочется, и дать отпор волку, если будет необходимо. И снова до них донесся одинокий волчий вой… Потом, намного дальше, ему ответил другой.
А вдруг эти волки напали на их след? А что, если они учуяли лошадь и детей?
— Все в порядке, Ред. — Харди скормил ему последний кусочек сухаря. Оглянувшись вокруг и убедившись, что под навес снег не попадает, Харди вышел наружу. Кружащийся снег слепил глаза, но мальчик ощупью пробрался вдоль скалы к двери и вошел в землянку, надежно закрыв дверь на засов.
Он подбросил дров в огонь и устроился рядом с Бетти Сью. Где-то в ночи продолжали завывать волки, и Бетти Сью тесно прижалась к нему.
— Не беспокойся, — ласково сказал ей Харди, — ни один волк сюда не попадет.
— Скорее бы твой папа нашел нас, — задумчиво проговорила Бетти Сью.
— Он найдет нас, — уверенно ответил Харди. — Я знаю, что найдет. Да что там! Могу поспорить, что он ищет нас в эту самую минуту!
Глава 11
Скотт Коллинз остановился, дожидаясь остальных. На его осунувшемся лице появились морщины; читалась тревога и в глазах Дэрроу. Билл Сквайрс, подъехав, вытащил табак и, откусив добрый кусок, засунул пачку обратно в карман рубашки.
— Снег, — с горечью проговорил Дэрроу. — Только его нам и не хватало.
— А ты что думаешь, Билл? — поинтересовался Коллинз. — Ты знаешь эти места лучше нас.
— Идет буран. Настоящая сильная метель. А это значит, что нам надо где-то укрыться и переждать три-четыре дня.
Тем временем снегопад становился все сильнее, а усиливавшийся ветер швырял снег в лицо и хлопал полями шляп.
— Сколько мы еще сможем пройти? — спросил Коллинз. — Я имею в виду, если поедем быстро.
— Час, может быть, и меньше. Сам посуди, Скотт: если мы не найдем места, где спрятаться, то замерзнем насмерть. И кто тогда будет искать детей?
— Ладно. Но давайте пройдем еще немного вперед — пока видны следы. А потом поищем укрытие.
Сквайрс тронул своего пони, мельком взглянув на следы. Отпечатки копыт жеребца различались отчетливо, но не менее отчетливы были и следы преследователей.
Внимание всадников было слишком поглощено следами детей и двух их преследователей, и потому они даже не подумали разъехаться и внимательно изучить все вокруг. В результате незамеченными остались следы, находившиеся совсем неподалеку. Ашаваки не отказался от прекрасного гнедого жеребца, хотя и знал о Кэле и Джуде. Он надеялся вернуться не только с конем, но и с их скальпами — и будет о чем вспоминать в вигваме зимой.
Трое всадников ехали быстро, однако не забывали запоминать окружающую местность.
— Человек должен быть осторожным, — упрямо сказал Дэрроу. — Конечно, для индейцев уже поздно, но кто может залезть в шкуру краснокожего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33