— Интересно, кто в него стрелял?
Майло глянул на меня.
— Мне тоже интересно. Могу спорить, что он полз с запада.
Мы нагрели воды, промыли раны и обмыли мексиканца. Пулевое ранение и содранная кожа местами загноились, следы волчьих зубов были свежими.
Пуля прошла насквозь и застряла под кожей на спине. Майло сделал надрез охотничьим ножом и вынул пулю. Затем наложил припарку из маисовой муки на входное отверстие.
К тому времени, как мы его перевязали, уже совсем рассвело, и к нам подъехал один из фургонов.
Мы последними покинули лагерь. Стадо давно снялось, все фургоны, кроме этого, уехали, в него и погрузили мексиканца, уложив на матрас.
День был ясный и солнечный. Я подождал, пока скроется из вида стадо, потом поднялся на самый высокий холм и оглядел местность. Вокруг колыхалась трава, вдали появилась одна черная точка, другая — шли бизоны.
Разглядывая равнину, я нашел след, оставленный мексиканцем. Он не исчез, потому что влажная, покрытая ночной росой трава распрямляется не сразу. Я переложил «паттерсон» в правую руку, спустился с холма и осмотрел след. На траве кое-где осталась кровь.
Кем бы ни был этот парень, прежде всего он был мужественным человеком, и чем дальше я шел по следу, тем больше уважал его. О мужестве и храбрости говорят слишком часто, но думают слишком редко. Одно дело болтать об этих качествах, другое дело — жить по их законам. Нелегко терпеть трудности, страдания и боль. Всегда легче сдаться, умереть, чтобы тебя покинули мучения. Стараться выжить — значит оставить боль в себе и даже усилить ее, вот на это требуется мужество, которым можно только восхищаться.
Что двигало этим человеком? Просто желание жить несмотря ни на что? Или какая-то другая причина? Ненависть к тем, кто стрелял в него? Жажда мести?
Когда я догнал своих, отец ехал позади стада вместе с Зебом.
— Майло говорит, что мексиканец очень плох, — сказал отец. — Ты что-нибудь видел?
— Только то, что ночью он долго полз, — ответил я.
Стадо вытянулось в колонну длиной с полмили. Мы с отцом стали подгонять отставших, собирая коров поплотнее. Прежде всего надо было как можно дальше уйти от Каухауса, к тому же чем скорее мы войдем в засушливые районы, тем лучше для нас.
Стадо постепенно втягивалось в ритм перегона, и все меньше коров пыталось вернуться домой. Нам везло и в том, что пока мы не повстречали никого из банды Холтов или им подобных подонков. К вечеру, проделав пятнадцать миль, стадо расположилось на ночевку под прикрытием утесов недалеко от Колорадо.
Мы неуклонно шли на запад. Ночью скот пасся на покрытых травой равнинах и пил воду из реки Колорадо, что протекает в штате Техас. Восход солнца мы встречали в седле и шли вперед, пока на землю не спускались сумерки.
Влаги было мало. Короткие моросящие дожди лишь прибивали пыль, но не собирали воду в низинах. Река убывала, и лицо Тэпа вытянулось от беспокойства, но он не говорил ни слова. Отец тоже.
Однако мы вложили в этот перегон все, что имели. Мы знали, что стаду предстоит пересечь восемьдесят миль пустыни.
Это была тяжкая, страшная работа. Щелочная пыль выбелила лица, руки, толстым слоем покрыла одежду и лошадей. Пот, стекая, превращал лица в жуткие маски. Весь день дети шли рядом с фургонами и собирали бизоний кизяк для ночных костров.
Наш путь пролегал севернее, чем мы рассчитывали вначале, так как мы надеялись найти знакомую тропу, на которой предстоящие трудности уже известны и можно решать заранее, как их избежать.
Мы вышли на эту тропу чуть ниже Форт-Фантом-Хилла и повернули на юго-запад.
У нас появились преследователи. Мы видели пыль, которую они поднимали днем, чувствовали беспокойство лошадей ночью и знали, что они рядом, но не знали, кто — команчи, готовящиеся украсть лошадей и снять с нас скальпы, или бандиты с берегов Бразоса и Каухауса.
Чем дальше мы шли, тем суровей становилась местность. Мы держали путь к Хорсхед-Кроссинг — переправе на реке Пекос, через которую индейцы гнали украденных в Мексике лошадей. Многие животные не выдерживали бешеной гонки и оставались лежать на берегу, превратившись в скелеты. Говорят, отсюда и пошло название Хорсхед — Лошадиная Голова.
Иногда мы находили следы. Расхожее мнение, что индейцы ездят на неподкованных конях, а белые — на подкованных, не совсем верно, потому что индейцы часто крали лошадей с ранчо, а белые так же часто не подковывали своих.
Потрескавшаяся грязь на дне высохших луж и водоемов беспокоила меня. Река сильно обмелела — дождей почти не было. Сейчас весна, а что будет летом, когда жаркое солнце -иссушит землю?
Тэп ехал впереди, обычно вместе с отцом, прокладывая путь. Ночью мы слышали, как завывают волки. Днем видели, как они крадутся за стадом, надеясь поймать и зарезать теленка.
Оружие всегда держали наготове на случай какой-нибудь неприятности. Люди стали раздраженными и избегали друг друга.
Карен перестала замечать меня. До возвращения Тэпа мы вместе гуляли, танцевали. Ездили верхом. Теперь же я ее почти не видел: каждую свободную минуту она проводила с Тэпом.
В тот день она правила фургоном Фоули, и я, оставив коров, подъехал к ней. Она даже не посмотрела в мою сторону.
— Я тебя последнее время почти не вижу, — сказал я.
Она упрямо вздернула подбородок.
— Я занята.
— Это заметно.
— Я тебе не принадлежу и не обязана отвечать на твои вопросы.
— Конечно нет. А Тэп — хороший парень. Лучше не бывает.
Она повернулась и посмотрела прямо на меня.
— Я собираюсь за него замуж.
Замуж за Тэпа? Я не представлял, что такое возможно. Ведь Тэп — бродяга… или казался мне таковым.
— Быстро же ты все решаешь, — произнес я. — Ты знаешь его всего неделю.
— Ну и что с того? — неожиданно вспылила она. — Он мужчина! Настоящий мужчина! Он совсем не такой, как все, и в нем мужского гораздо больше, чем когда-нибудь будет в тебе!
Не стоило с ней спорить. Она ждала, что я начну критиковать Тэпа, и приготовилась к этому.
— Может быть, — согласился я. — Тэп — стоящий парень, это точно. Конечно, все зависит от того, что ты имеешь в виду под словом «мужчина». Тэп сильный, опытный, работящий.
— Ну и что?
— Он похож на остальных мужчин в одном: не любит быть стреноженным. Не думаю, чтобы он изменился.
— Поживем — увидим. — Но Карен произнесла это уже не так уверенно, и мне показалось, она над этим еще подумает. Часто девушка влюбляется так, что у нее нет времени поразмыслить над будущим. Она живет розовыми мечтами, пока не обнаружит, что суженого хорошо любить, но жить с ним — сущий ад.
Я отъехал от фургона, чувствуя какую-то боль в душе и одновременно сердясь на себя за это. Мы с Карен вместе гуляли, и люди считали, что она — моя девушка, хотя мы были всего лишь хорошими друзьями. И только теперь, потеряв ее, я почувствовал печаль.
Вернувшись в конец стада, я хлестнул свернутым лассо ленивого бычка и молча глотнул пыль с настроением обозленного на больной зуб гризли.
Подъехал Майло Додж.
— Я разговаривал с мексиканцем. Он хочет тебя видеть.
— Меня?
— Ты его нашел и спас.
— Откуда он?
— Не говорит. Только все время спрашивает о большом смуглом человеке со вмятиной на щеке и расходящимися от нее, как паучьи лапы, тонкими шрамами.
Мы разбили лагерь на берегу ручья Антелоуп. Там росли могучие дубы и ореховые деревья, вода была вкусной и чистой, а рядом раскинулся большой луг акров тридцати или сорока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25