- Не имею дурной привычки начинать ссоры, - доброжелательно ответил я. - Наоборот, всегда стремлюсь как можно скорее их заканчивать. И вообще, в чем дело? Я зашел в салун, чтобы тихо-мирно пропустить глоток-другой, а тут вы, койоты, врываетесь с безумными воплями. Чисто детишки, которым первый раз в жизни удалось кеглю сшибить!
- Никак ты сомневаешься в моем таланте?! - взвизгнул парень так, будто его оса в задницу ужалила. - Небось, думаешь, что сможешь у меня выиграть?
- Пока что я еще не встречал такого игрока, который мне хотя бы в подметки годился, - с присущей мне скромностью не стал спорить я.
- Ну хорошо же! - заорал он, скрежеща зубами. - Идем в кегельбан, и я покажу тебе, что такое настоящая игра! Слышишь ты, грязный горный гризли!
- Слышу, слышу, - успокоил я его, поднимаясь с табурета.
- Эй, постойте! - вдруг пискнул Маккей, чуть высунув голову из-за пивных бочек. - Поосторожнее, Джефф! Кажется, я узнал этого парня!..
- А мне плевать, кто он такой! - продолжал бушевать Миддлтон. - Он нанес мне смертельное оскорбление! Так ты идешь, чучело, или уже в штаны наложил?!
- Эй ты! Полегче с оскорблениями! - грозно заревел я, решительно направляясь к кегельбану. - Я не из тех, у кого можно долго размахивать под носом красной тряпкой!
Произнося эти слова на ходу, я обернулся, поэтому дверь, ведущую в кегельбан, толкнул не глядя. До сих пор не могу понять: либо она оказалась совсем хлипкая, либо я случайно толкнул ее чуть сильнее, чем надо.
Короче говоря, дверь почему-то с треском слетела с петель. Парни тоже немного удивились, а Маккей отчаянно заверещал что-то неразборчивое. Но я уже вошел в кегельбан, выбрал себе шар и пару раз пренебрежительно подбросил его на ладони.
- Так. Здесь - пятьдесят баксов, - заявил я, выудив из кармана свои зелененькие и помахав ими в воздухе. - Ставим по полсотни каждый, по пятерке на игру. Идет?
Что он там ответил, я не понял. Похоже, он просто издал звук, похожий на рычание голодного волка, стащившего бифштекс. Но поскольку парень сперва взвел курок револьвера, а затем отслюнявил десять пятидолларовых банкнот, я решил, что он согласен.
Малый оказался ужасно азартным; чем дольше мы играли, тем сильнее он нервничал. Когда я выиграл пять игр всухую и забрал себе четвертак из полусотни Миддлтона, жилы у него на шее вздулись так, что я даже начал за него беспокоиться.
- Теперь опять твоя очередь, - сказал я, а он вдруг отшвырнул шар в сторону и заявил:
- Мне не нравится твои манеры! Я выхожу из игры и снимаю свою ставку. Хватит! Ты больше не получишь от меня ни доллара, будь ты проклят!
- Это еще что такое, ты, дешевка! - в гневе взревел я. - А мне-то сперва показалось, что ты - истинный спортсмен, хотя и конокрад!
- Я не ослышался?! - завопил он. - Ты назвал меня конокрадом?!
- Ладно, ладно, только успокойся, - поспешно извинился я. - Я оговорился. Прости. Не конокрад, а коровий вор, если уж ты так чертовски чувствителен к словам.
Тут парень почему-то напрочь потерял голову - взял и навскидку выпалил в меня из своего револьвера. Он бы подстрелил меня как куропатку, не сомневаюсь, если б за мгновение до того, как он спустил курок, ему в голову не угодил мой кегельный шар. Пуля снайпера ушла в потолок, а его друзья принялись довольно шумно демонстрировать мне свое неодобрение, швыряя в меня кегли и беспорядочно паля из пистолетов. Это так взбудоражило мои нервы, что я почти утратил над собой контроль. Однако колоссальным усилием воли я сумел-таки сдержаться, взял двоих самых оголтелых забияк за шиворот и начал легонько постукивать их головами друг об друга, пока парни слегка не расслабились. Тем бы дело и кончилось, без всякого лишнего насилия, но оставшиеся трое почему-то все время настаивали, чтобы я принял их ужимки всерьез. Хотел бы я увидеть человека, который мог бы остаться совершенно невозмутимым, когда три осатаневших конокрада колотят его по голове кеглями да вдобавок то и дело тычут в него своими здоровенными охотничьими ножиками!
Но, клянусь, у меня и в мыслях не было разбивать ту огромную люстру! Я просто случайно задел ее креслом, когда мне пришлось утихомирить одного из забияк. И уж вовсе никакой моей вины нету в том, что какой-то из этих дурней залил кровью весь кегельбан. Аккуратней надо быть, аккуратней! Ведь я всего лишь сломал ему нос да вышиб кулаком штук семь зубов. А что до той рухнувшей стены, то здесь вообще остается только развести руками. Что же это, черт побери, за стена такая, которая рушится, когда сквозь нее пролетает совсем малюсенький, плюгавый человечишко! И вообще, сперва мне казалось, что я выбросил того парня в окно, а потом я случайно подошел поближе и заметил, что это вовсе не окно, а дырка, которую он пробил в той ужасно хлипкой стенке. Кроме того, эта дурацкая пальба! Что же я мог поделать, если эти варвары палили не переставая, пока не превратили крышу кегельбана в решето? Я-то ведь даже ни разу курка не взвел! В общем, никакой особой вины я до сих пор за собой не чувствую.
Когда поднятая пыль слегка осела, я огляделся, чтобы проверить, все ли наконец в порядке, и сделал это как раз вовремя. А иначе я бы никак не успел схватить за дуло тот здоровенный дробовик, из которого старина Маккей собирался выпалить в меня через дверной проем.
- Стыдись! - укоризненно сказал я. - В твоем-то возрасте! Вон уж и бакенбарды совсем седые, а собрался выстрелить в спину беззащитному мирному страннику!
- Скотина! - рыдал Маккей, обильно поливая слезами вышеупомянутые бакенбарды. - Во что ты превратил мой чудесный кегельбан! Теперь я - конченый человек! Я вложил в этот храм спорта все свои сбережения, а что с ним стало?! Нет, ты только посмотри!
- Вот черт! - сказал я. - Хотя я тут совершенно ни при чем, но ты надрываешь мне сердце! Не могу спокойно смотреть, как страдает такой честный старик! Вот семьдесят пять баксов, больше у меня просто нету. Держи!
- Этого мало, - заскулил он, однако сцапал наличные тем же неуловимым движением, каким зимородок ныряет за мелкой рыбешкой. - Этого совсем мало!
- Ладно тебе, - проворчал я. - Сейчас пойду соберу остальное с тех койотов.
- Не вздумай! - Старик задрожал. - Тогда они меня прикончат, как только ты уедешь отсюда!
- Ну, не знаю, - сказал я. - Люблю, чтобы все было честь по чести. Хочешь, отработаю? Если смогу.
Он взглянул на меня довольно-таки пристально и сказал:
- Раз так, проходи в бар.
Но тут я заметил, что трое парней почти очухались. Я строго прикрикнул на них и велел им перетащить всех остальных к поилке для лошадей и там поливать водой, пока они тоже не придут в себя. Слегка пошатываясь, парни принялись выполнять мое указание. Они двигались так, словно у них все еще немного кружилась голова. Маккей вскользь заметил, что Миддлтон, похоже, вообще вышел из строя на день-другой. Не вижу ничего странного, ответил ему я. Самое обычное дело для человека, об голову которого только что раскололся надвое пятнадцатифунтовый шар из кегельбана.
Затем я вслед за Маккеем прошел в бар.
- Всерьез ли ты говорил, что намерен отработать должок? - приступил к разговору старик, наливая нам обоим по стаканчику.
- А как же, - ответил я. - Я всегда плачу свои долги. Как за хорошее, так и за плохое.
- Ведь ты - Брекенридж Элкинс, так?
- Так, - не стал спорить я.
- Я тебя признал, еще когда те олухи только начали к тебе приставать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9