Секундант англичанина пытался спрятаться под лавку, и еще кто-то орал так, словно его живьем резали. Оказалось, орет антрепренер, к тому же он все время подпрыгивал как кот на раскаленной сковородке.
– Что ты наделал? – выл он. – Что ты натворил, чтоб тебя! Зал набит до отказа. Они орут и требуют зрелища. Один финалист ждет на ринге, а другой валяется в луже крови! Боже мой! Хорошенькое дельце!
– Вы хотите сказать, что этот болван должен выступать в финале? – тупо поинтересовался я, в голове у меня по-прежнему была какая-то смурь.
– А где же еще? – снова заныл хозяин заведения. – Ты меня убил! Что теперь делать?
– Да-а, у вас, англичан, кишка тонка, – констатировал я.
И тут меня осенило! У меня даже челюсть отвисла от, если можно так выразиться, грандиозности посетившей меня идеи. Я вцепился в Бизли с такой силой, что он заскулил, решив, что сейчас его будут бить.
– Сколько ты собирался заплатить этому гаду? – рявкнул я и встряхнул его дли приведения в чувство.
– Пятьдесят долларов за бой. Победитель получает все! – простонал он.
– Тогда я – тот, кто тебе нужен! – радостно заорал я и выпустил его из своих объятий, да так энергично, что он во весь рост растянулся на полу. – Ты отказался выпустить меня на ринг своего вшивого клуба из-за гнусного предубеждения против американцев, но сейчас у тебя нет выбора! Толпа жаждет крови, и если она ее не увидит, то разнесет твое заведение ко всем чертям! Слышишь, как они орут?
Он прислушался и содрогнулся: от диких криков тряслись стены. Публика устала ждать и требовала зрелища с неистовством древних римлян, призывавших отправить новую партию гладиаторов на съедение львам!
– Может, ты хочешь выйти к ним и объявить, что финальный поединок отменяется? – поинтересовался я.
– Нет, нет! – поспешно ответил он, трясущейся рукой смахивая пот со лба. – У тебя есть форма и секунданты?
– Найду! – успокоил его я. – Беги скорей на ринг и объяви этим уродам, что финальный бой начнется через минуту!
Итак, он отправился к публике торопливой походкой человека, спешащего на свидание с палачом, а я повернулся к тому парню, что пытался втиснуться под скамейку. Этого остолопа клуб нанял, чтоб он драил полы и служил секундантом тем бойцам, у которых своих помощников не было. Я шлепнул парня по заду и внушительно попросил:
– Иди сюда и помоги мне сдвинуть это бревно!
Дрожа от страха, он выполнил приказание. Мы затащили англичанина в раздевалку и уложили на стол. Он начал проявлять робкие признаки жизни. Я стащил с него халат и трусы и напялил на себя. Секундант молча наблюдал за мной как завороженный.
– Хватай ведра и полотенца! – скомандовал я. – Не нравится мне твой видок, но ничего не поделаешь. Уж лучше такой секундант, чем вообще никакого. Идеальных не бывает. Пошли!
* * *
С таким вот секундантом я поспешил на арену, и уже в проходе зрители встретили меня яростными приветствиями. Бизли толкал им какую-то речь, но я услышал только самый конец. Он закончил примерно так:
– ...Таким образом, если вы, джентльмены, проявите немного терпения, то через минуту-другую Драчун Пемброук будет готов к выступлению... хотя вот он и сам направляется на ринг!
Сказав это, Бизли быстренько смылся. У него не хватило духу сообщить толпе, что произошла замена. На меня взглянули, потом злобно уставились, недоумевая, а затем, когда я уже подошел к рингу, здоровенный детина вскочил со своего места и заорал:
– Да никакой ты не Драчун Пемброук! Бей его, ребята...
Я успокоил его ударом в подбородок, от которого он рыбкой перелетел через первый ряд. Потом я повернулся лицом к ревущей толпе и, выпятив широченную грудь, свирепо взглянул на зрителей из-под многократно рассеченных бровей.
– Кто еще думает, что я не Драчун Пемброук?
Толпа надвигалась на меня, издавая гортанное рычание, но, увидев мою первую жертву, остановилась. Презрительно хмыкнув, я повернулся к ней спиной и взобрался на ринг. Помощничек поднялся следом и начал неуклюже массировать мне ноги. Это был один из тех медлительных болванов, для которых жизнь проходит так быстро, что они не успевают сообразить, что к чему.
– Который час? – спросил я.
Он вытащил часы, долго шевелил губами и в конце концов вымолвил:
– Пять минут одиннадцатого.
– У меня в запасе больше часа, – пробормотал я и взглянул на своего соперника в противоположном углу ринга.
То, что он – личность популярная, я понял по размеру призового фонда. Большинство выступающих на ринге "Тихого часа" получали по десятке баксов за поединок независимо от исхода. Даже эти крохи приходилось чуть ли не силой выбивать у антрепренера. Мой противник был прекрасно сложен, правда слишком бледен, а лицо его было совершенно бесстрастным, как у тунца. Мне показалось, что я его знаю, но я никак не мог сообразить, кто же он такой.
Толпа недовольно роптала, но малый, представлявший нас публике, был настолько флегматичен, что, видимо по дурости, никого не боялся, даже посетителей "Тихого часа". В целях экономии времени он представлял нас, пока рефери отдавал нам положенные указания.
Вот что говорил ведущий:
– В этом углу ринга – Моряк Костиган, вес...
– А где Пемброук? – заорали зрители. – Это не Пемброук! Это чертов янки, подлый сукин сын!
– Тем не менее, – глазом не моргнув продолжал ведущий, – он весит сто девяносто фунтов. Его соперник – Задира Джексон из Кардифа. Вес – сто восемьдесят девять фунтов.
У взбесившихся зрителей аж пена выступила на губах, на ринг полетели всякие гадости, но тут прозвучал гонг, и они мигом притихли. Всем не терпелось насладиться зрелищем. Ведь, в конце концов, они пришли сюда ради хорошей схватки.
* * *
С ударом гонга я вылетел из своего угла с серьезным намерением закончить поединок первым же ударом. Правой я нацелился ему прямо в челюсть и не скрывал этого. Презираю всяческий обман. Пригнись он на долю секунды позже – бой был бы тут же закончен.
Я не стал долго размышлять и вслед за ударом правой нанес еще один левой. Джексон застонал, когда мой кулак вонзился ему под сердце. Затем его правая метнулась к моей челюсти, и по тому, как кулак просвистел мимо, я понял, что он начинен динамитом. Не давая противнику времени опомниться и собраться с мыслями, я серией ударов загнал его на другую сторону ринга и прижал к канатам. Публика пришла в неистовство, полагая, что я вот-вот его прикончу. На самом же деле я не причинил ему вреда, на который рассчитывал. Дело в том, что он умело прикрывался руками и к тому же откатывался назад вместе с ударом. А когда сам наносил удары, то особо не церемонился. Один раз заехал мне в живот, а потом в глаз и вдобавок вдоволь потоптался по моим ногам.
Однако на подобные мелочи в "Тихом часе" никто не обращает внимания. Публика считает, что они придают остроту зрелищу, а рефери их попросту не замечает.
Но я был раздражен и, стремясь свернуть Джексону шею боковым, раскрылся и подставился под его удар справа. Его рука мгновенно метнулась вперед, словно разозленная кобра. Я еле успел уклониться, и кулак Джексона только скользнул по моему подбородку. В ответ я вывел его из равновесия резким прямым левой в зубы, а сам все продолжал думать об этом его коронном ударе. Он мне явно кого-то напоминал, но сейчас не было времени соображать, кого именно.
Теперь Джексон задействовал левую, нанося ей то молниеносные прямые, то быстрые и резкие хуки.
1 2 3 4 5