— Принцесса Эрина в лапах рыжебородого пирата, а ты торгуешься, как сакс.
— Человече, ведь мне тоже жить хочется! — с неменьшим возмущением воскликнул рыбак. — Ты заберешь у меня лодку, и я подохну с голода. Где я найду другую такую?
Турлоф потянулся за поблескивавшим на руке браслетом.
— Я тебе заплачу. Этот золотой обруч король Брин собственноручно надел мне на руку перед битвой на равнине Клонтарф. Возьми, ты купишь за него сотню лодок. Я берег этот браслет пуще ока, но теперь...
Рыбак покачал головой. В его глазах загорелись огоньки.
— Нет. Моя хижина — не место для браслета, которого касалась рука короля Брина. Оставь его себе... и забирай лодку... во имя всех святых, если они что-то для тебя значат.
— Ты получишь ее обратно, когда я вернусь, — пообещал Турлоф. — И, быть может, еще золотую цепь вдобавок, ту что свисает сейчас с бычьей шеи какого-нибудь пирата.
День стоял серый и мрачный. Выл ветер, и неустанный монотонный шум прибоя рождал тоску в людских сердцах. Рыбак сидел на отвесной скале и с тоской смотрел вниз на маленькую хрупкую лодку. Она плыла, лавируя среди камней, и вот ее ударило всей своей мощью открытое море, подбросив на волне, словно перышко. Порыв ветра расправил парус, лодка рванулась, покачнулась, выпрямилась и стрелой помчалась вперед. Она уменьшалась и уменьшалась, превращаясь в маленькую точку, затем налетел снежный заряд и скрыл ее от глаз рыбака.
Турлоф отдавал себе отчет в исключительной опасности того, что ему предстояло сделать. Но он рос и мужал в борьбе с опасностями. Холод и пронизывающий до костей ветер с мокрым снегом, которые отправили бы в мир иной любого другого на его месте, лишь быстрее гнали кровь в его жилах. Словно волк, сильный и гибкий, он удивлял своей выносливостью даже привычных ко всему викингов.
Еще ребенком Турлоф доказал свое право на жизнь, выбравшись невредимым из сильнейшей пурги. Его детство и отрочество прошли на побережье. Он плавал как рыба, мог насмерть загнать коня, мчась рядом с ним наперегонки. Теперь, когда интриги родичей вынудили его покинуть клан, он настолько закалился, что цивилизованный человек в это просто не смог бы поверить.
Снегопад прекратился, небо прояснилось, но ветер дул по-прежнему. Турлофу ничего не оставалось, как держаться ближе к берегу, лавируя среди рифов, о которые, казалось, вот-вот разобьется его утлое суденышко. Он неустанно работал веслом, манипулировал парусом и килем, изредка на ходу подкрепляясь нехитрой пищей, найденной в лодке. Море, когда он подплывал к мысу Малин Хед, успокоилось, ветер утих, и только сильный бриз толкал теперь лодку вперед. Дни и ночи сливались в единое целое — Турлоф плыл на восток. Лишь однажды он пристал к берегу, чтобы пополнить запас пресной воды и поспать хоть несколько часов. Сидя за рулем, он вспоминал последние слова рыбака: «Охота тебе рисковать жизнью ради клана, который назначил награду за твою голову». Он пожал плечами. Кровь — не вода. Народ, отвергший его и изгнавший, из-за этого не перестал быть его народом. И чем перед ним провинилась юная Мойра, дочь Мартега. Он хорошо ее знал — они часто играли вместе, когда он был подростком, а она — совсем еще ребенком. Он помнил ее темно-серые глаза, блестящие черные волосы, чистую кожу. Уже тогда, в детстве, она была необыкновенно хороша... И вот теперь ее увозили на север, чтобы превратить в наложницу норвежского пирата. Торфель Красивый... Турлоф проклял его именем богов, не знавших знака креста. Перед его глазами всколыхнулась алая мгла, море окрасилось в багровый цвет. Ирландская девушка в лапах разбойника... Резко рванув руль, Турлоф направил лодку в открытое море. В его глазах загорелось пламя безумия.
Путь, который он избрал, направляясь в Хелни, был долгим и сложным. Его конечным пунктом был
маленький островок — один из целой россыпи похожих друг на друга островков, лежащих между Мулл и Гебридами. Даже современный моряк, вооруженный компасом и картами, немало потрудился бы, разыскивая его. Турлофа проблемы навигации волновали мало — он плыл, руководствуясь инстинктом и опытом. Он знал эти воды как свои пять пальцев — плавал здесь и как пират, и как мститель, и даже, однажды, — как пленник, привязанный к носу драккара.
След, которым он шел, был совсем свежим. Дым пожарищ на побережье, дрейфующая по воле волн мелкая домашняя утварь, кусочки полуобуглившегося дерева в воде — все это свидетельствовало о том, что Торфель Красивый не гнушался грабежом рыбацких поселений по дороге. Турлоф хмыкнул с мрачным удовлетворением — он догонял пиратов, хотя те гораздо раньше, чем он, вышли в море.
Он был уже где-то на половине пути к своей цели, когда увидел небольшой остров несколько в стороне от своего курса. Он знал его — остров был необитаем, но на нем можно было набрать пресной воды. Турлоф направил лодку к острову. Приблизившись к берегу, он увидел две вытянутые на песок лодки: одна, неказистая, грубой работы, походила на ту, в которой плыл он сам, хотя была большей по размерам; вторая — длинная и узкая несомненно принадлежала викингам. Обе лодки были пустыми. Турлоф прислушался, ловя настороженным ухом звон оружия и крики сражающихся, но вокруг царила девственная тишина. «Рыбаки с шотландских островов, — думал он. — Пиратская шайка заметила их и погналась следом. Гнались дольше, чем намеревались вначале, впрочем, эти негодяи, почуяв кровь, могут сутками преследовать жертву...»
Турлоф подплыл к берегу, бросил за борт камень, служивший рыбаку якорем, и выскочил на песок, держа топор наготове. Впереди маячили несколько подозрительных на вид холмиков. Турлоф в несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее его от них и... лицом к лицу столкнулся с загадкой.
Перед ним неровным кругом лежали в лужах собственной крови пятнадцать рыжебородых датчан. Все они были мертвы. Внутри этого круга, вперемежку с телами пиратов, лежали трупы людей, принадлежавших к расе, дотоле ему неизвестной. Чужаки были невысокими, с очень смуглой кожей, их остекленевшие глаза казались иссиня-черными, бездонными, они были чернее любых других глаз, в которые приходилось смотреть Турлофу. Вооружены они были неважно: их мертвые, окостеневшие уже руки сжимали выщербленные мечи и кинжалы, тут и там в траве валялись поломанные о кольчуги викингов стрелы, и Турлоф с удивлением заметил на многих из них кремневые наконечники.
— Да, тут была отчаянная драка, — пробормотал он. — Не часто такое увидишь. Что же это за люди? На здешних островах я таких не встречал. Семеро... и все? А где те, что помогли им расправиться с пиратами? Хилые на вид, оружие ненадежное, но...
Тут ему в голову пришла иная мысль. Почему эти странные люди не разбежались и не попытались поодиночке уйти от преследователей? Приглядевшись, он нашел ответ на свой вопрос: в самом центре круга из трупов лежала статуя, вырубленная из какого-то черного материала. Высотой всего футов в пять, она настолько напоминала живого человека, что Турлоф изумленно выругался. Рядом со статуей лежал труп старика, иссеченный в такой степени, что в нем не осталось ничего человеческого. Одна из окровавленных рук старца обнимала изваяние, вторая еще сжимала кинжал, вбитый по рукоять в грудь датчанина. Турлоф осмотрел страшные раны, обезобразившие тело.
1 2 3 4 5 6 7 8
— Человече, ведь мне тоже жить хочется! — с неменьшим возмущением воскликнул рыбак. — Ты заберешь у меня лодку, и я подохну с голода. Где я найду другую такую?
Турлоф потянулся за поблескивавшим на руке браслетом.
— Я тебе заплачу. Этот золотой обруч король Брин собственноручно надел мне на руку перед битвой на равнине Клонтарф. Возьми, ты купишь за него сотню лодок. Я берег этот браслет пуще ока, но теперь...
Рыбак покачал головой. В его глазах загорелись огоньки.
— Нет. Моя хижина — не место для браслета, которого касалась рука короля Брина. Оставь его себе... и забирай лодку... во имя всех святых, если они что-то для тебя значат.
— Ты получишь ее обратно, когда я вернусь, — пообещал Турлоф. — И, быть может, еще золотую цепь вдобавок, ту что свисает сейчас с бычьей шеи какого-нибудь пирата.
День стоял серый и мрачный. Выл ветер, и неустанный монотонный шум прибоя рождал тоску в людских сердцах. Рыбак сидел на отвесной скале и с тоской смотрел вниз на маленькую хрупкую лодку. Она плыла, лавируя среди камней, и вот ее ударило всей своей мощью открытое море, подбросив на волне, словно перышко. Порыв ветра расправил парус, лодка рванулась, покачнулась, выпрямилась и стрелой помчалась вперед. Она уменьшалась и уменьшалась, превращаясь в маленькую точку, затем налетел снежный заряд и скрыл ее от глаз рыбака.
Турлоф отдавал себе отчет в исключительной опасности того, что ему предстояло сделать. Но он рос и мужал в борьбе с опасностями. Холод и пронизывающий до костей ветер с мокрым снегом, которые отправили бы в мир иной любого другого на его месте, лишь быстрее гнали кровь в его жилах. Словно волк, сильный и гибкий, он удивлял своей выносливостью даже привычных ко всему викингов.
Еще ребенком Турлоф доказал свое право на жизнь, выбравшись невредимым из сильнейшей пурги. Его детство и отрочество прошли на побережье. Он плавал как рыба, мог насмерть загнать коня, мчась рядом с ним наперегонки. Теперь, когда интриги родичей вынудили его покинуть клан, он настолько закалился, что цивилизованный человек в это просто не смог бы поверить.
Снегопад прекратился, небо прояснилось, но ветер дул по-прежнему. Турлофу ничего не оставалось, как держаться ближе к берегу, лавируя среди рифов, о которые, казалось, вот-вот разобьется его утлое суденышко. Он неустанно работал веслом, манипулировал парусом и килем, изредка на ходу подкрепляясь нехитрой пищей, найденной в лодке. Море, когда он подплывал к мысу Малин Хед, успокоилось, ветер утих, и только сильный бриз толкал теперь лодку вперед. Дни и ночи сливались в единое целое — Турлоф плыл на восток. Лишь однажды он пристал к берегу, чтобы пополнить запас пресной воды и поспать хоть несколько часов. Сидя за рулем, он вспоминал последние слова рыбака: «Охота тебе рисковать жизнью ради клана, который назначил награду за твою голову». Он пожал плечами. Кровь — не вода. Народ, отвергший его и изгнавший, из-за этого не перестал быть его народом. И чем перед ним провинилась юная Мойра, дочь Мартега. Он хорошо ее знал — они часто играли вместе, когда он был подростком, а она — совсем еще ребенком. Он помнил ее темно-серые глаза, блестящие черные волосы, чистую кожу. Уже тогда, в детстве, она была необыкновенно хороша... И вот теперь ее увозили на север, чтобы превратить в наложницу норвежского пирата. Торфель Красивый... Турлоф проклял его именем богов, не знавших знака креста. Перед его глазами всколыхнулась алая мгла, море окрасилось в багровый цвет. Ирландская девушка в лапах разбойника... Резко рванув руль, Турлоф направил лодку в открытое море. В его глазах загорелось пламя безумия.
Путь, который он избрал, направляясь в Хелни, был долгим и сложным. Его конечным пунктом был
маленький островок — один из целой россыпи похожих друг на друга островков, лежащих между Мулл и Гебридами. Даже современный моряк, вооруженный компасом и картами, немало потрудился бы, разыскивая его. Турлофа проблемы навигации волновали мало — он плыл, руководствуясь инстинктом и опытом. Он знал эти воды как свои пять пальцев — плавал здесь и как пират, и как мститель, и даже, однажды, — как пленник, привязанный к носу драккара.
След, которым он шел, был совсем свежим. Дым пожарищ на побережье, дрейфующая по воле волн мелкая домашняя утварь, кусочки полуобуглившегося дерева в воде — все это свидетельствовало о том, что Торфель Красивый не гнушался грабежом рыбацких поселений по дороге. Турлоф хмыкнул с мрачным удовлетворением — он догонял пиратов, хотя те гораздо раньше, чем он, вышли в море.
Он был уже где-то на половине пути к своей цели, когда увидел небольшой остров несколько в стороне от своего курса. Он знал его — остров был необитаем, но на нем можно было набрать пресной воды. Турлоф направил лодку к острову. Приблизившись к берегу, он увидел две вытянутые на песок лодки: одна, неказистая, грубой работы, походила на ту, в которой плыл он сам, хотя была большей по размерам; вторая — длинная и узкая несомненно принадлежала викингам. Обе лодки были пустыми. Турлоф прислушался, ловя настороженным ухом звон оружия и крики сражающихся, но вокруг царила девственная тишина. «Рыбаки с шотландских островов, — думал он. — Пиратская шайка заметила их и погналась следом. Гнались дольше, чем намеревались вначале, впрочем, эти негодяи, почуяв кровь, могут сутками преследовать жертву...»
Турлоф подплыл к берегу, бросил за борт камень, служивший рыбаку якорем, и выскочил на песок, держа топор наготове. Впереди маячили несколько подозрительных на вид холмиков. Турлоф в несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее его от них и... лицом к лицу столкнулся с загадкой.
Перед ним неровным кругом лежали в лужах собственной крови пятнадцать рыжебородых датчан. Все они были мертвы. Внутри этого круга, вперемежку с телами пиратов, лежали трупы людей, принадлежавших к расе, дотоле ему неизвестной. Чужаки были невысокими, с очень смуглой кожей, их остекленевшие глаза казались иссиня-черными, бездонными, они были чернее любых других глаз, в которые приходилось смотреть Турлофу. Вооружены они были неважно: их мертвые, окостеневшие уже руки сжимали выщербленные мечи и кинжалы, тут и там в траве валялись поломанные о кольчуги викингов стрелы, и Турлоф с удивлением заметил на многих из них кремневые наконечники.
— Да, тут была отчаянная драка, — пробормотал он. — Не часто такое увидишь. Что же это за люди? На здешних островах я таких не встречал. Семеро... и все? А где те, что помогли им расправиться с пиратами? Хилые на вид, оружие ненадежное, но...
Тут ему в голову пришла иная мысль. Почему эти странные люди не разбежались и не попытались поодиночке уйти от преследователей? Приглядевшись, он нашел ответ на свой вопрос: в самом центре круга из трупов лежала статуя, вырубленная из какого-то черного материала. Высотой всего футов в пять, она настолько напоминала живого человека, что Турлоф изумленно выругался. Рядом со статуей лежал труп старика, иссеченный в такой степени, что в нем не осталось ничего человеческого. Одна из окровавленных рук старца обнимала изваяние, вторая еще сжимала кинжал, вбитый по рукоять в грудь датчанина. Турлоф осмотрел страшные раны, обезобразившие тело.
1 2 3 4 5 6 7 8