— Постойте, вы правда не из префектуры?
— Из префектуры?.. Да нет, вы обознались.
«Ну хватит», — решил он и протянул навязчивому старику визитрую карточку. Шевеля губами, тот долго читал ее.
— А, вы учитель…
— Видите я совсем не связан с префектурой.
— Угу, значит, вы учитель…
Наконец-то он, кажется, уразумел; сощурившись и держа карточку в вытянутой руке, старик вернулся к остальным. Визитная карточка как будто и их успокоила. Они поднялись и ушли.
Однако старик снова вовратился.
— Ну а теперь что вы собираетесь делать?
— Да вот искать насекомых буду.
— Но ведь вы опоздали на последний автобус.
— А здесь я нигде не мог бы переночевать?
— Переночевать? В этой деревне? — В лице старика что-то дрогнуло.
— Ну, если здесь нельзя, пойду в соседнюю.
— Пойдете?..
— А я, в общем, никуда особенно не тороплюсь…
— Нет, нет, ну зачем же вам затрудняться… — Старик стал вдруг услужливым и продолжал словоохотливо: — Сами видите, деревня бедная, ни одного приличного дома нет, но, если вы не против, я помогу, замолвлю за вас словечко.
Не похоже, что он замышляет дурное. Они, наверное, чего-то опасаются, — может быть, ждут чиновника из префектуры, который должен приехать с проверкой. Теперь страхи их рассеялись, и они снова простые, приветливые рыбаки.
— Буду чрезвычайно признателен. Конечно, отблагодарю вас. Я вообще очень люблю останавливаться в таких вот крестьянских домах.
Солне село, ветер немного утих. Мужчина бродил по дюне до тех пор, пока были различимы узоры, прочерченные на песке ветром.
Улов, в общем, небогатый.
Сверчок и белоусая уховертка из отряда прямокрылых.
Солдатики и еще одно насекомое — он точно не помнил названия, но тоже разновидность солдатиков.
Из жесткокрылыъх, которых искал, — только долгоносики.
И не попалось ни одного экземпляра из семейства мух, которые, собственно, и были целью поездки. может быть, завтрашние трофеи принесут радость…
От усталости перед глазами у него плавали какие-то тусклые блики света. Вдруг он непроизвольно остановился и стал всматриваться в поверхность темной дюны. Тут уж ничего не поделаешь: все, что двигалось, казалось ему шпанской мушкой.
Старик, как и обещал, ждал его около правления артели.
— Прошу прощения…
— Да ну что вы. Только бы вам понравилось…
В правлении, по-видимому, о чем-то совещались. Четверо или пятеро мужчин сидели кружком, слышался смех. Над крыльцом висело большое полотнище с надписью:
Будь верен духу любви к родине
Старик буркнул что-то — смех сразу прекратился. Как бы нехотя он пошел вперед, мужчина — за ним. Покрытая ракушками дорога ярко белела в сгущающихся сумерках.
Наконец подошли к одной из ям, расположенных у самого гребня дюны. Здесь деревня кончалась.
Они свернули вправо на узкую тропинку, ведущую от гребня вниз, через некоторое время старик нырнул в темноту, хлопнул в ладоши и громко крикнул:
— Эй, бабка, где ты?
Внизу, прямо под ногами, в кромешной тьме появился фонарь и послышалось:
— Здесь, здесь… Лестница возле мешков.
Действительно, эту кручу без лестницы не одолеешь. Три дома, как тот, внизу, можно, пожалуй, поставить один на другой; даже с лестницей нелегко туда добраться, склон почти отвесный, а ведь днем, он это ясно помнит, казался почти пологим. Лестница ненадежна, связана из разных веревок, и, если потеряешь равновесие, она запутается где-нибудь посередине. Все равно что жить в естественной крепости.
— Не беспокойтесь ни о чем, отдыхайте…
Старик не стал спускаться вниз, постоял немного и ушел.
Мужчина с ног до головы был обсыпан песком, и ему вдруг почудилось, что он вернулся в свое детство. Женщину, которая встретила его с фонарем, назвали бабкой, и он уже успел представить себе старуху, но она оказалась приятной, совсем еще молодой, лет тридцати, невысокого роста. Она, видимо, пудрилась — для женщины, живущей у моря, лицо ее было слишком белым. В общем он был благодарен ей за то, что она встретила его приветливо, с непритворной радостью.
Но если бы не радушный прием, он не смог бы заставить себя переступить порог этой лачуги. Он бы, наверное, сразу же сбежал, решив, что его дурачат. Стены облупились, вместо фусума висели циновки, опоры, поддерживавшие крышку, покосились, все окна забиты досками, соломенные маты, устилающие пол, готовы рассыпаться и, когда на них ступаешь, хлюпают, будто мокрая губка. И ко всему этому — отвратительный, какой-то прелый запах спекшегося песка.
Но ведь все зависит от настроения. Он был обезоружен приветливостью женщины. Ничего, говорил он себе, такое случается раз в жизни. А вдруг повезет, и какое-нибудь интересное насекомое удастся встретить… Во всяком случае, в такой среде насекомые живут и радуются.
Предчувствие не обмануло его. Не успел он сесть на предложенное ему место о очага, вырытого прямо в земляном полу, как послышался шорох, будто дождь пошел. Это было скопище блох. Но его этим не запугаешь. Энтомолог всегда подготовлен к подобным неожидоннастям. Нужно только изнанку одежды засыпать ДДТ, а открытые части тела перед сном натереть мазью от насекомых.
— Я приготовлю поесть, и поэтому пока… — женщина нагнулась и взяла лампу, — потерпите немножечко в темноте.
— А у вас что, всего одна лампа?
— Да, к сожалению…
Она улыбнулась виновато — на левой щеке появилась ямочка. У нее очень привлекательное лицо, подумал он. Только выражение глаз какое-то странное. Но, может быть, они у нее больные. Воспаленные веки не могла скрыть даже пудра. Не забыть бы перед сном закапать в глаза капли…
— Но до еды мне хотелось бы выкупаться.
— Выкупаться?
— А что, это невозможно?
— Очень жаль, но придется подождать до послезавтра.
— До послезавтра? Но ведь послезавтра меня уже здесь не будет, — засмеялся он непроизвольно громко.
— Разве?..
Женщина отвернулась, плечи ее задрожали. Расстроилась, наверное. Эти деревенские жители даже не пытаются притворяться. Чувствуя неловкость он смущенно пожевал губами.
— Ну, если негде выкупаться, достаточно будет просто облиться водой. А то я весь в песке…
— Воды, вы уж простите, осталось одно ведерко… До колодца ведь очень далеко…
Какая-то она забитая. Ладно, ничего больше не буду говорить. Но вскоре он убедился, что купание здесь совершенно бессмысленно.
Женщина принесла вареную рыбу и суп из моллюсков. В общем, пища морского побережья, и это было неплохо. Как только он принялся за еду, она раскрыла над ним большой бумажный зонт.
— Зачем это?
(Наверное, какой-то местный обычай).
— Иначе песок попадет в еду.
— Почему? — Он посмотрел на потолок и, к своему удивлению, не обнаружил там ни одной щели.
— Песок, понимаете… — Женщина тоже взгляднула на потолок. — Он летит отовсюду… Не метешь день, его собирается на три пальца.
— Может быть, крыша прохудилась?
— Да нет, когда она совсем новой была, песок все равно сюда попадал… И вправду нет ничего страшнее этого песка. Он похуже точильщика.
— Точильщика?
— Это такие жучки, которые точат дерево.
— Наверное, термиты?
— Нет, такие, знаете, тверденькие.
— А-а, тогда это жуки-дровосеки.
— Дровосеки?
— Красноватые, с длинными усами. Они?
— Нет, нет, эти как зернышки риса и цветом коричневые.
— Вот оно что! В таком случае это радужный жук.
— Если не следить, то он такую вон балку в два счета сгноит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40