Константин же, лишь в глубокой старости получив долгожданный престол, не только не ходил походами и не приумножал добытых братом богатств, но даже не подумал сберечь того, что у него уже было. Напротив, он предался наслаждениям, решил все истратить и разорить, и, если бы вскоре не был похищен смертью, один умудрился бы погубить всю державу.
LIII. Он-то и начал впервые безобразить и вздувать тело государства. Одних подданных он раскормил деньгами, других по горло набил чинами и сделал их жизнь нездоровой и пагубной. Когда Константин умер, на престол взошел его зять Роман. Считая, что он царствовать будет первым, поскольку у порфирородной семьи больше не было отпрысков, он надеялся заложить крепкую основу для нового рода. А чтобы гражданское сословие и воины радостно и с готовностью приняли его единокровных наследников, поспешил заранее щедро одарить тех и других – этим он помог развитию недуга и способствовал разбуханию больного тела, которое раскормил до непомерной тучности. Однако как в том, так и в другом Роман промахнулся: он не основал рода и не оставил после себя порядка в государстве.
LIV. После его кончины власть перешла к Михаилу, который уничтожил немало источников болезни, но так и не отважился вовсе перестать пичкать едой тело, приученное поглощать пагубные соки и раздаваться от нездоровой пищи; хоть и немного, но он тоже способствовал его ожирению. Да и не смог бы Михаил остаться в живых, если бы совсем отступил от обычая прежних самодержцев. Но если бы он оставался у власти дольше, может быть, его подданные и обучились бы любомудрой жизни, хотя их донельзя разжиревшие тела в конце концов все равно лопнули бы от благополучия.
LV. Вскоре ушел из жизни и этот император, и – я умолчу о несчастном царствовании и еще более несчастной кончине его племянника – на вершину власти взошел Константин Благодетель (так многие называют Мономаха). Он застал государство, напоминавшее груженный до последней полосы корабль, едва поднимающийся над волнами. Мономах нагрузил его до самых краев и потопил, или, говоря яснее и возвращаясь к моему первому сравнению, добавил к давно уже больному телу множество новых частей и членов, влил в его нутро еще более пагубные соки, лишил его естественного состояния, отвратил от благообразной и гражданской жизни, ожесточил и чуть не превратил в дикого зверя, а большинство подданных обратил в сторуких и многоглавых чудищ. Воцарившаяся после него Феодора имела больше прав на престол и вроде бы не очень ожесточила этого новоявленного зверя, но и она незаметно добавила ему рук и ног.
LVI. Наступила развязка и для Феодоры, и бразды правления взял в свои руки Михаил Старик, но не справился он со стремительным бегом царской колесницы, сразу увлекли его за собой кони, и император, обезумевший от криков, испортил все зрелище, – покинул строй конников и встал в ряды пеших. Ему надо было бы покрепче держать поводья и не отпускать их из рук, а он вроде бы отрекался от власти и возвращался к прежней своей жизни.
LVII. Таково было это первое время, превратившее большинство людей в животных, столь разжиревших, что нельзя уже было обойтись без всякого рода очищающих средств. Оно требовало другого лечения – я имею в виду вмешательство ножом, прижигание и очистительные напитки, и такое время действительно наступило, когда на императорскую колесницу взошел в царском венце Исаак. Рассказывая о нем, я тоже прибегну к прозрачному иносказанию, а для этого и представлю его возницей, и сопричислю к сынам Асклепия.
LVIII. Исаак предпочитал любомудрую жизнь и чувствовал отвращение к жизни нездоровой и пагубной, встретиться же ему пришлось с совсем иным: повальной болезнью и гниением. Царские кони, не чувствуя узды и не повинуясь вожжам, с места рванули вскачь, и Исааку надо было бы повременить с вырезанием и прижиганием и не прикладывать сразу раскаленное железо к больным органам, но, пользуясь уздой, постепенно замедлить бег колесницы, как это делают опытные возничий, поменять коней, похлопать их по бокам, причмокнуть языком, а потом вскочить на колесницу, отпустить поводья и действовать при этом с таким же искусством, с каким в свое время укрощал Буцефала сын Филиппа. Но Исаак желал сразу направить царскую колесницу на прямой путь и обратить к естественной жизни тело, естество которого извращено, поэтому тут же пустил в ход каленое железо и нож, натянутыми поводьями стал сдерживать беспорядочный бег коней, но, прежде чем привел все в порядок, незаметно для себя сам подвергся порче. Я не осуждаю этого мужа за его старания, я ставлю ему в упрек только время, которое он выбрал для своих бесплодных попыток. Подождем, однако, рассказывать о третьем периоде времени, подробней остановимся на втором.
LIX. Как я уже не раз говорил, прежние императоры расточали царские сокровища на свои прихоти, а поступления в казну употребляли не на нужды войска, а на благодеяния лицам гражданским и на торжества. Мало того, желая, чтобы им после смерти устраивали роскошные и торжественные похороны, они сооружали из фригийского и италийского камня и приконисских плит[48а] гробницы, вокруг которых строили дома, воздвигали для большей торжественности церкви, сажали рощи и окружали всю территорию кольцом садов и лугов. А поскольку нужно было снабжать обители аскетов – аскитирии (такое название придумали они для этих сооружений) – деньгами и имуществом, они опустошали царскую сокровищницу и истощали средства, поступающие в казну. Эти цари не только делали изрядные вклады в аскитирии (так и будем их называть), но расточали царские богатства, во-первых, на удовольствия, во-вторых, на украшения новых зданий, и в-третьих, на потребу людей ленивых и долга государству платить не должных, позволяя им жить в неге и праздности и марать имя и существо добродетели. Войско же в это время уменьшалось и приходило в упадок. Но этот царь – первый человек в воинских списках – по многим признакам догадывался, почему пришла в упадок Ромейская держава, почему мощь соседних народов растет, а наша уменьшается и почему никто не может положить конец варварским набегам и грабежам. Поэтому, когда царская власть оказалась в его руках, он немедленно стал искоренять источники зла. Само по себе это, конечно, достойно царской души, но вот его стараний сделать все сразу я не могу одобрить. Расскажу, однако, о его делах.
LX. Не успел Исаак овладеть властью, одеть на голову царский венец и из мятежника превратиться в императора, как принялся отменять все распоряжения Михаила Старика, отобрал назад дарения и уничтожил все его благодеяния. Постепенно заходя все дальше и дальше, он перемахнул и через это время и немало всего поломал и порушил, а многое и вовсе уничтожил. Этим он возбудил к себе ненависть народа и большой части военных людей, которых он лишил состояния. Однако и совершив такое, он ни в чем не отступился от своих замыслов, но как те, кто от сложного движутся к простому, пошел дальше, сопряг пределы царства, непрерывно на все нападал и все попортил. Идя по этому пути, он добавил к числу своих жертв жрецов, отнял у храмов почти всю их собственность, передал ее в казну, а им самим определил только самое необходимое и, таким образом, оправдал название аскитирий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
LIII. Он-то и начал впервые безобразить и вздувать тело государства. Одних подданных он раскормил деньгами, других по горло набил чинами и сделал их жизнь нездоровой и пагубной. Когда Константин умер, на престол взошел его зять Роман. Считая, что он царствовать будет первым, поскольку у порфирородной семьи больше не было отпрысков, он надеялся заложить крепкую основу для нового рода. А чтобы гражданское сословие и воины радостно и с готовностью приняли его единокровных наследников, поспешил заранее щедро одарить тех и других – этим он помог развитию недуга и способствовал разбуханию больного тела, которое раскормил до непомерной тучности. Однако как в том, так и в другом Роман промахнулся: он не основал рода и не оставил после себя порядка в государстве.
LIV. После его кончины власть перешла к Михаилу, который уничтожил немало источников болезни, но так и не отважился вовсе перестать пичкать едой тело, приученное поглощать пагубные соки и раздаваться от нездоровой пищи; хоть и немного, но он тоже способствовал его ожирению. Да и не смог бы Михаил остаться в живых, если бы совсем отступил от обычая прежних самодержцев. Но если бы он оставался у власти дольше, может быть, его подданные и обучились бы любомудрой жизни, хотя их донельзя разжиревшие тела в конце концов все равно лопнули бы от благополучия.
LV. Вскоре ушел из жизни и этот император, и – я умолчу о несчастном царствовании и еще более несчастной кончине его племянника – на вершину власти взошел Константин Благодетель (так многие называют Мономаха). Он застал государство, напоминавшее груженный до последней полосы корабль, едва поднимающийся над волнами. Мономах нагрузил его до самых краев и потопил, или, говоря яснее и возвращаясь к моему первому сравнению, добавил к давно уже больному телу множество новых частей и членов, влил в его нутро еще более пагубные соки, лишил его естественного состояния, отвратил от благообразной и гражданской жизни, ожесточил и чуть не превратил в дикого зверя, а большинство подданных обратил в сторуких и многоглавых чудищ. Воцарившаяся после него Феодора имела больше прав на престол и вроде бы не очень ожесточила этого новоявленного зверя, но и она незаметно добавила ему рук и ног.
LVI. Наступила развязка и для Феодоры, и бразды правления взял в свои руки Михаил Старик, но не справился он со стремительным бегом царской колесницы, сразу увлекли его за собой кони, и император, обезумевший от криков, испортил все зрелище, – покинул строй конников и встал в ряды пеших. Ему надо было бы покрепче держать поводья и не отпускать их из рук, а он вроде бы отрекался от власти и возвращался к прежней своей жизни.
LVII. Таково было это первое время, превратившее большинство людей в животных, столь разжиревших, что нельзя уже было обойтись без всякого рода очищающих средств. Оно требовало другого лечения – я имею в виду вмешательство ножом, прижигание и очистительные напитки, и такое время действительно наступило, когда на императорскую колесницу взошел в царском венце Исаак. Рассказывая о нем, я тоже прибегну к прозрачному иносказанию, а для этого и представлю его возницей, и сопричислю к сынам Асклепия.
LVIII. Исаак предпочитал любомудрую жизнь и чувствовал отвращение к жизни нездоровой и пагубной, встретиться же ему пришлось с совсем иным: повальной болезнью и гниением. Царские кони, не чувствуя узды и не повинуясь вожжам, с места рванули вскачь, и Исааку надо было бы повременить с вырезанием и прижиганием и не прикладывать сразу раскаленное железо к больным органам, но, пользуясь уздой, постепенно замедлить бег колесницы, как это делают опытные возничий, поменять коней, похлопать их по бокам, причмокнуть языком, а потом вскочить на колесницу, отпустить поводья и действовать при этом с таким же искусством, с каким в свое время укрощал Буцефала сын Филиппа. Но Исаак желал сразу направить царскую колесницу на прямой путь и обратить к естественной жизни тело, естество которого извращено, поэтому тут же пустил в ход каленое железо и нож, натянутыми поводьями стал сдерживать беспорядочный бег коней, но, прежде чем привел все в порядок, незаметно для себя сам подвергся порче. Я не осуждаю этого мужа за его старания, я ставлю ему в упрек только время, которое он выбрал для своих бесплодных попыток. Подождем, однако, рассказывать о третьем периоде времени, подробней остановимся на втором.
LIX. Как я уже не раз говорил, прежние императоры расточали царские сокровища на свои прихоти, а поступления в казну употребляли не на нужды войска, а на благодеяния лицам гражданским и на торжества. Мало того, желая, чтобы им после смерти устраивали роскошные и торжественные похороны, они сооружали из фригийского и италийского камня и приконисских плит[48а] гробницы, вокруг которых строили дома, воздвигали для большей торжественности церкви, сажали рощи и окружали всю территорию кольцом садов и лугов. А поскольку нужно было снабжать обители аскетов – аскитирии (такое название придумали они для этих сооружений) – деньгами и имуществом, они опустошали царскую сокровищницу и истощали средства, поступающие в казну. Эти цари не только делали изрядные вклады в аскитирии (так и будем их называть), но расточали царские богатства, во-первых, на удовольствия, во-вторых, на украшения новых зданий, и в-третьих, на потребу людей ленивых и долга государству платить не должных, позволяя им жить в неге и праздности и марать имя и существо добродетели. Войско же в это время уменьшалось и приходило в упадок. Но этот царь – первый человек в воинских списках – по многим признакам догадывался, почему пришла в упадок Ромейская держава, почему мощь соседних народов растет, а наша уменьшается и почему никто не может положить конец варварским набегам и грабежам. Поэтому, когда царская власть оказалась в его руках, он немедленно стал искоренять источники зла. Само по себе это, конечно, достойно царской души, но вот его стараний сделать все сразу я не могу одобрить. Расскажу, однако, о его делах.
LX. Не успел Исаак овладеть властью, одеть на голову царский венец и из мятежника превратиться в императора, как принялся отменять все распоряжения Михаила Старика, отобрал назад дарения и уничтожил все его благодеяния. Постепенно заходя все дальше и дальше, он перемахнул и через это время и немало всего поломал и порушил, а многое и вовсе уничтожил. Этим он возбудил к себе ненависть народа и большой части военных людей, которых он лишил состояния. Однако и совершив такое, он ни в чем не отступился от своих замыслов, но как те, кто от сложного движутся к простому, пошел дальше, сопряг пределы царства, непрерывно на все нападал и все попортил. Идя по этому пути, он добавил к числу своих жертв жрецов, отнял у храмов почти всю их собственность, передал ее в казну, а им самим определил только самое необходимое и, таким образом, оправдал название аскитирий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66