- Это папа так бездарно шутит, Евгений Анатольевич. Не обращайте внимания, -говорит Настя. - Неудавшийся вундеркинд, вечная запуганность, три класса церковно-приходского хедера…
- Что же вы так о папе, Настенька, - огорчается Евгений Анатольевич.
Но Александр Наумович весело смеется, удивленно и гордо разглядывая Настю, и говорит:
- Девочки, распатроньте сумку до конца. Я там ухватил какой-то продуктовый заказик в нашем театре. Ничего особенного. Вы же знаете, оркестру, как всегда, в последнюю очередь и что останется. Но все-таки… Вдруг вам пригодится.
Но тут раздается второй звонок. Он совершенно не похож на звонок Александра Наумовича - долгий, требовательный и, кажется, даже в другой тональности.
- А это - твой, - говорит Лиде Нина Елизаровна.
Появление Виктора Витальевича категорически отличается от прихода Александра Наумовича.
Никакой суетливости, никакого смущения. Каждое движение его крупного тела, облаченного в дорогой костюм, исполнено самоуважения и достоинства.
- Здравствуй, Лида, - он подает дочери горшочек с цикламенами и небольшой электрический самовар, расписанный хохломскими узорами. - Это бабушке. Как она?
- Спасибо, папа.
- Как жизнь, Настя? - и, не ожидая ответа, протягивает Нине Елизаровне бутылку дорогого коньяка: - Здравствуй, Нина. Поставь на стол, пожалуйста.
- Здравствуй, Витя, раздевайся.
Виктор Витальевич еле кивает Александру Наумовичу и вопросительно поднимает брови, глядя на Евгения Анатольевича.
- Это мой близкий друг Евгений Анатольевич, - с легким вызовом говорит Нина Елизаровна. - Познакомьтесь, Женя. Виктор Витальевич - мой первый муж. Отец Лидочки.
- Очень приятно, - радушно улыбается Евгений Анатольевич.
Но Виктор Витальевич сразу же делает попытку определить разницу положений:
- М-да… Забавно. Ну что ж. Вы знаете, я только что с заседания президиума коллегии…
- Это наверняка безумно интересно, - безжалостно прерывает его Нина Елизаровна. - Но если ты поможешь расставить стулья…
Сильно хмельной Мишка сидит в детском «Кафе-мороженом».
А вокруг - мамы с маленькими ребятишками, бабушки с внуками, за угловым столиком - здоровый парняга с двухлетним сынишкой на руках, с женой и детенышем в складном креслице на колесиках.
Допивает Мишка шампанское, отыскивает мутным глазом официантку:
- Еще фужер!..
- Уже четвертый, - говорит официантка и кладет Мишке счет.
- Не считай. Неси! - Мишка бросает двадцать пять рублей на стол и неожиданно для самого себя говорит: - Я за вас кровь в Афгане проливал!
Официантка приписывает к счету, дает сдачу и приносит Мишке шампанское.
Отхлебывает Мишка полфужера, обводит соловым взглядом столики, и начинает ему казаться, что за каждым столом сидит Настя!..
За одним - Настя кормит с ложечки годовалого…
За другим - Настя с двумя близнецами!.. За третьим - Настя с грудным младенцем на руках!..
За четвертым, в углу, - Настя с малышом в складном креслице, а рядом с Настей - молодой, здоровый парняга с двухлетним сынишкой на руках…
Мишка залпом допивает фужер и кричит истошно на все кафе:
- Настя!!! Настя!.. - и роняет голову на стол.
В испуге начинают плакать дети.
Молодой, здоровенный парень передает жене сына и…
…выезжает из-за стола в инвалидной коляске. Он подкатывает к Мишке и трогает его за плечо:
- Не шуми, браток. Дети пугаются.
Мишка поднимает тяжелую голову, тупо смотрит на парня:
- А ты кто такой?
- Да никто я. Не шуми.
- Я Афганистан прошел! - кричит Мишка и начинает сам верить в то, что воевал в Афганистане.
- Один? - спрашивает парень.
- Чего «один»?..
- Один прошел что ли?
- Я душу свою там оставил!
- А я - ноги. Чего же теперь, детей пугать? Уходи отсюда.
- Извини… Извини, корешок, - лепечет Мишка.
В большой комнате за накрытым столом все сидят полукругом, лицом к распахнутой двери бабушкиной комнаты, а Виктор Витальевич стоя произносит тост:
- «…коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!..» - настоящая русская женщина, прошедшая вместе со своей страной, своей Родиной, тяжелый и славный путь, сумевшая сохранить и твердость характера, и нравственную чистоту своей души. Да, да! Души!.. «Души прекрасные порывы» старейшины этой семьи в трудные годы стагнации дали возможность ее дочери, моей бывшей жене, закончить исторический факультет университета имени Михайлы Васильевича Ломоносова, а нашей дочери Лидии получить диплом института Плеханова! Смею надеяться, что и младшая ее внучка - Анастасия, если сумеет избежать нынешнего тлетворного и разлагающего влияния некоторых, «родства не помнящих» сил, пытающихся сегодня ошельмовать и принизить весь пройденный нами более чем семидесятилетний путь, тоже станет полезным членом общества. И перефразируя строки одного из лучших поэтов нашей эпохи, так и хочется пожелать вам, уважаемая виновница сегодняшнего торжества: лет до ста расти Вам без старости! Год от года цвести Вашей бодрости!..
Виктор Витальевич заглядывает в бабушкину комнату и приветственно поднимает рюмку:
- Стоя! Стоя! За бабушку все пьем стоя!
Все послушно встают. Лида бросает взгляд на отца и даже глаза прикрывает от стыда и злости…
Евгений Анатольевич, ошарашенный тостом Виктора Витальевича, смотрит на Нину Елизаровну. Та успокоительно берет его за руку и говорит прямо в маленькую комнату:
- С днем рождения тебя, мамочка! Поправляйся!
- Привет, бабуля! - кричит Настя и толкает отца коленом.
С трудом сдерживая смех, Александр Наумович подмигивает Насте и залпом выпивает рюмку водки.
Все, стоящие у стола, тянутся бокалами в сторону бабушкиной комнаты…
…а Бабушка неподвижно лежит в своей старинной кровати красного дерева и очень смахивает сейчас на покойницу: глаза закрыты, количество и расположение поздравительных цветов, окружающих ее сухонькое, бездыханное тельце, совершенно соответствует погребальному.
Так как это приходит в голову одновременно всем - то и оцепенение тоже становится всеобщим и жутковатым…
Длится оно, к счастью, всего несколько секунд, потому что Бабушка вдруг приоткрывает один глаз и чуть подрагивает пальцами правой руки.
Все облегченно вздыхают, шумно садятся за стол и начинают быстро закусывать…
- Неужели это настоящий язык?! - в восторге восклицает Александр Наумович. -Откуда?! Я уже забыл, как он выглядит!
В вагоне метро пьяный Мишка нависает над сидящим молоденьким сержантом милиции. У сержанта слипаются глаза от усталости:
- Слушай, друг… Я с дежурства. Сутки не присел. Понял? Отвяжись ты от меня, ради Христа!
- А если она скажет, что мы… это самое… Вернее, она… Так сказать, добровольно? - спрашивает Мишка.
- Все едино - сидеть тебе как кролику.
- А если я люблю ее?
- Вот и люби. Сидя. И тебя там, в колонии… любить будут.
- Как это?
- Как, как! Через задницу - вот как! Там, кто за малолетку попал - сразу оприходуют!
- Так я и дался!
- Спрашивать тебя будут. Ножик к глотке и… Как ее звали?
- Настя.
- Вот и ты у них весь свой срок будешь - «Настя»!
Поезд замедляет ход. Милиционер видит название станции, вскакивает, продирается к выходу. Мишка придерживает его за рукав:
- Погоди… Я еще спросить хотел…
- Пошел ты! - вырывается от него сержант. - Из-за тебя остановку свою проехал! Нашкодят, сволочи, а потом…
И выскакивает из вагона. А поезд увозит Мишку далеко.
На кухне Нина Елизаровна держит поднос с чайной посудой и спрашивает Евгения Анатольевича:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16