Народу не хвата-ат...
С берега откликаются:
- Где он?
- В кабаке, гляди-и...
Голоса плывут в сыром воздухе тяжело, растекаются над широкой рекою уныло.
Работают торопливо, горячо, но плохо, кое-как; всех тянет в город, в баню и в церковь, особенно беспокоился Сашок Дятлов, такой же, как брат, белобрысый, точно в щелоке вареный, но - кудрявый, складный и ловкий. То и дело поглядывая вверх по течению, он тихонько говорит брату:
- Чу, будто трешшит?
Ночью была "подвижка" льда, речная полиция уже со вчерашнего утра не пускает на реку лошадей, по линейкам мостков, точно бусы, катятся редкие пешеходы, и слышно, как доски, прогибаясь, смачно шлепают по воде.
- Потрескивает,- говорит Мишук, мигая белыми ресницами.
Осип, глядя из-под ладони на реку, обрывает его:
- Это стружка в башке у тебя сохнет-скрипит! Работай, знай, ведьмин сын! Наблюдающий - погоняй их, что ты в книжку воткнулся?
Работы оставалось часа на два, уже весь горб ледореза обшит желтым, как масло, тесом, осталось только наложить толстые железные связи. Боев и Санявин вырезали гнезда для них, но - не угодили, вышло узко - полосы не входили в дерево.
- Мордва слепокурая,- кричал Осип, постукивая себя ладонью по шапке.Али это работа?
Вдруг, откуда-то с берега, невидимый голос радостно завыл:
- По-оше-ол... о-го-го-о!
И, как бы сопровождая этот вой, над рекою потек неторопливый шорох, тихий хруст; лапы сосновых вешек затрепетали, словно хватаясь за что-то в воздухе, и матросы, босяки, взмахивая баграми, шумно полезли по веревочным трапам на борта барж.
Было странно видеть, как много явилось на реке людей: они точно выпрыгнули из-подо льда и теперь метались взад-вперед, как галки, вспугнутые выстрелом, прыгали, бежали, тащили доски и шесты, бросали их и снова хватали.
- Собирай струмент! - крикнул Осип.- Живо, так вашу... на берег.
- Вот те и светло Христово воскресенье! - горестно воскликнул Сашок.
Казалось, что река неподвижна, а город вздрогнул, покачнулся и вместе с горою под ним тихо всплывает вверх по реке. Серые песчаные осыпи, в десятке сажен перед нами, тоже зашевелились и потекли, отдаляясь от нас.
- Беги,- крикнул Осип, толкнув меня,- чего разинул рот?
Жуткое ощущение опасности ударило в сердце; ноги, почувствовав, что лед уходит из-под них, как-то сами собою вскинулись, понесли тело на песок, где торчали голые прутья ивняка, обломанные зимними вьюгами,- там уже валялись Боев, солдат, Будырин и оба Дятловы. Мордвин бежал рядом со мною и сердито ругался, а Осип - шагал сзади, покрикивая:
- Не лай, Народец...
- Да ведь как же, дядя Осип...
- Так же всё, как было.
- Застряли мы тут суток на двое...
- И посидишь.
- А праздник?
- Без тебя отпразднуют в сем году...
Солдат, сидя на песке, раскуривал трубку и хрипел:
- Струсили... три пятка сажен места до берегу, а вы - бежать сломя голову...
- Ты первый побег,- сказал Мокей.
Но солдат продолжал:
- А чего испугались? Христос-батюшко и то помер...
- Чать, он воскрес опосля того,- обиженно пробормотал мордвин, а Боев заорал на него:
- Ты - молчи, щенок! Твое дело рассуждать про то? Воскрес! Седни пятница, а не воскресенье!
В голубой пропасти между облаков вспыхнуло мартовское солнце, лед засверкал, смеясь над нами. Осип поглядел из-под ладони на опустевшую реку и сказал:
- Встала... Только это - ненадолго...
- Отрезало нас от праздника,- угрюмо проговорил Сашок.
Безбородое, безусое лицо мо-рдвина, темное и угловатое, как неочищенная картофелина, сердито сморщилось, он часто мигал и ворчал:
- Сиди тут... Ни хлеба, ни денег... У людей - радость, а мы... Жадностям служим, как собаки всё одно...
Осип, не отводя глаз от реки и, видимо, думая о чем-то другом, говорит, словно сквозь сон:
- Тут вовсе не жадности, а - надобности! Быки-ледорезы - .для чего? Охранять ото льда баржи и все такое. Лед - глупый, он навалится на караван, и - прощай имущество...
- А - наплевать... наше оно, что ли?
- Толкуй с дураком...
- Чинили бы раньше...
Солдат скорчил лицо в страшную гримасу и крикнул:
- Цыц, мордва народская!
- Встала,- повторил Осип.- М-да...
На караване орали матросы, а с реки веяло холодом и злою, подстерегающей тишиной. Узор вешек, раскинутый по льду, изменился, и всё казалось измененным, полным напряженного ожидания.
Кто-то из молодых парней спросил, тихонько и робко:
- Дядя Осип - как же?
- Чего? - дремотно отозвался он.
- Так нам и сидеть тут?
Боев, явно издеваясь, гнусаво заговорил:
- Отлучил господь вас, ёрников, от святого праздника своего, что-о?
Солдат поддержал товарища - вытянул руку с трубкой к реке и, посмеиваясь, бормотал:
- Охота в город? Идите! И лед пойдет. Авось утоп-нете, а то - в полицию возьмут... на праздник-то - хорошо!..
- Это совсем верно,- сказал Мокей.
Солнце спряталось, река потемнела, а город стало видно ясней молодежь уставилась на него сердитыми и грустными глазами и замолчала, замерла.
Мне было скучно и тяжко, как всегда бывает, когда видишь, что все вокруг тебя думают разно и нет единого желания, которое могло бы связать людей в целостную, упрямую силу. Хотелось уйти от них и шагать по льду одному.
Осип, точно вдруг проснувшись, встал на ноги, снял шапку и, перекрестясь на город, сказал очень просто, спокойно и властно:
- Ну-кось, ребята, айда с богом...
- В город? - воскликнул Сашок, вскакивая.
Солдат, не двигаясь, уверенно заявил:
- Потонем!
- Тогда - оставайся.
И, оглянув всех, Осип крикнул:
- Ну, шевелись, живо!
Все поднялись, сбились в кучу; Боев, поправляя инструменты в пещере, заныл:
- Сказано - иди, стало быть - надо идти! Кем приказано - того и ответ...
Осип словно помолодел, окреп: хитровато-ласковое выражение его розового лица слиняло, глаза потемнели, глядя строго, деловито; ленивая, развалистая походка тоже исчезла - он шагал твердо, уверенно.
- Каждый бери по доске и держи ее поперек себя - в случае - не дай бог - провалится кто,- концы доски на лед лягут - поддержка! И трещины переходить... Веревка - есть? Народец, дай-кось мне ватерпас... Готовы? Ну - я вперед, а за мной - кто всех тяжеле? Ты, солдат! Потом - Мокей, мордвин, Боев, Мишук, Сашок,- Максимыч всех легче, он позади... Сымай шапки, молись богородице! Вот и солнышко-батюшко встречу нам...
Дружно обнажились лохматые, седые и русые головы, солнце глянуло на них сквозь тонкое белое облачко и спряталось, точно не желая возбуждать надежд.
- Айда! - сухо, новым голосом сказал Осип.- С богом! Глядите на ноги мне. Не напирай в спину, держись друг ко другу не ближе сажня, а чем дале то и лучше! Пошел, детки!
Сунув шапку за пазуху, держа в руке ватерпас, Осип, как-то осторожно и ласково шаркая ногами, сошел на лед и тотчас, за спиной у него, на берегу, раздался отчаянный крик:
- Ку-уда, бараны, ма-а...
- Шагай, не оглядывайсь! - звонко командовал вожатый.
- Наза-ад, дьяво-олы...
- Айда, ребята, бога помня! В гости на праздник он нас не позовет...
Свистел полицейский свисток, а солдат громко ворчал:
- Во-от, ерои, так вашу... Затеяли дело! Теперь депеша будет дана тому берегу в полицию... Коли не утоп-нем - в часть, клопам нас... Я на себя ответ не беру...
Бодрый голос Осипа вел людей за собою, точно на веревке:
- Гляди под ноги зорче!..
Шли наискось, против течения, и мне, заднему, хорошо видно было, как маленький аккуратный Осип, с белой, точно у зайца, головою, ловко скользит по льду, почти не поднимая ног.
1 2 3 4 5 6
С берега откликаются:
- Где он?
- В кабаке, гляди-и...
Голоса плывут в сыром воздухе тяжело, растекаются над широкой рекою уныло.
Работают торопливо, горячо, но плохо, кое-как; всех тянет в город, в баню и в церковь, особенно беспокоился Сашок Дятлов, такой же, как брат, белобрысый, точно в щелоке вареный, но - кудрявый, складный и ловкий. То и дело поглядывая вверх по течению, он тихонько говорит брату:
- Чу, будто трешшит?
Ночью была "подвижка" льда, речная полиция уже со вчерашнего утра не пускает на реку лошадей, по линейкам мостков, точно бусы, катятся редкие пешеходы, и слышно, как доски, прогибаясь, смачно шлепают по воде.
- Потрескивает,- говорит Мишук, мигая белыми ресницами.
Осип, глядя из-под ладони на реку, обрывает его:
- Это стружка в башке у тебя сохнет-скрипит! Работай, знай, ведьмин сын! Наблюдающий - погоняй их, что ты в книжку воткнулся?
Работы оставалось часа на два, уже весь горб ледореза обшит желтым, как масло, тесом, осталось только наложить толстые железные связи. Боев и Санявин вырезали гнезда для них, но - не угодили, вышло узко - полосы не входили в дерево.
- Мордва слепокурая,- кричал Осип, постукивая себя ладонью по шапке.Али это работа?
Вдруг, откуда-то с берега, невидимый голос радостно завыл:
- По-оше-ол... о-го-го-о!
И, как бы сопровождая этот вой, над рекою потек неторопливый шорох, тихий хруст; лапы сосновых вешек затрепетали, словно хватаясь за что-то в воздухе, и матросы, босяки, взмахивая баграми, шумно полезли по веревочным трапам на борта барж.
Было странно видеть, как много явилось на реке людей: они точно выпрыгнули из-подо льда и теперь метались взад-вперед, как галки, вспугнутые выстрелом, прыгали, бежали, тащили доски и шесты, бросали их и снова хватали.
- Собирай струмент! - крикнул Осип.- Живо, так вашу... на берег.
- Вот те и светло Христово воскресенье! - горестно воскликнул Сашок.
Казалось, что река неподвижна, а город вздрогнул, покачнулся и вместе с горою под ним тихо всплывает вверх по реке. Серые песчаные осыпи, в десятке сажен перед нами, тоже зашевелились и потекли, отдаляясь от нас.
- Беги,- крикнул Осип, толкнув меня,- чего разинул рот?
Жуткое ощущение опасности ударило в сердце; ноги, почувствовав, что лед уходит из-под них, как-то сами собою вскинулись, понесли тело на песок, где торчали голые прутья ивняка, обломанные зимними вьюгами,- там уже валялись Боев, солдат, Будырин и оба Дятловы. Мордвин бежал рядом со мною и сердито ругался, а Осип - шагал сзади, покрикивая:
- Не лай, Народец...
- Да ведь как же, дядя Осип...
- Так же всё, как было.
- Застряли мы тут суток на двое...
- И посидишь.
- А праздник?
- Без тебя отпразднуют в сем году...
Солдат, сидя на песке, раскуривал трубку и хрипел:
- Струсили... три пятка сажен места до берегу, а вы - бежать сломя голову...
- Ты первый побег,- сказал Мокей.
Но солдат продолжал:
- А чего испугались? Христос-батюшко и то помер...
- Чать, он воскрес опосля того,- обиженно пробормотал мордвин, а Боев заорал на него:
- Ты - молчи, щенок! Твое дело рассуждать про то? Воскрес! Седни пятница, а не воскресенье!
В голубой пропасти между облаков вспыхнуло мартовское солнце, лед засверкал, смеясь над нами. Осип поглядел из-под ладони на опустевшую реку и сказал:
- Встала... Только это - ненадолго...
- Отрезало нас от праздника,- угрюмо проговорил Сашок.
Безбородое, безусое лицо мо-рдвина, темное и угловатое, как неочищенная картофелина, сердито сморщилось, он часто мигал и ворчал:
- Сиди тут... Ни хлеба, ни денег... У людей - радость, а мы... Жадностям служим, как собаки всё одно...
Осип, не отводя глаз от реки и, видимо, думая о чем-то другом, говорит, словно сквозь сон:
- Тут вовсе не жадности, а - надобности! Быки-ледорезы - .для чего? Охранять ото льда баржи и все такое. Лед - глупый, он навалится на караван, и - прощай имущество...
- А - наплевать... наше оно, что ли?
- Толкуй с дураком...
- Чинили бы раньше...
Солдат скорчил лицо в страшную гримасу и крикнул:
- Цыц, мордва народская!
- Встала,- повторил Осип.- М-да...
На караване орали матросы, а с реки веяло холодом и злою, подстерегающей тишиной. Узор вешек, раскинутый по льду, изменился, и всё казалось измененным, полным напряженного ожидания.
Кто-то из молодых парней спросил, тихонько и робко:
- Дядя Осип - как же?
- Чего? - дремотно отозвался он.
- Так нам и сидеть тут?
Боев, явно издеваясь, гнусаво заговорил:
- Отлучил господь вас, ёрников, от святого праздника своего, что-о?
Солдат поддержал товарища - вытянул руку с трубкой к реке и, посмеиваясь, бормотал:
- Охота в город? Идите! И лед пойдет. Авось утоп-нете, а то - в полицию возьмут... на праздник-то - хорошо!..
- Это совсем верно,- сказал Мокей.
Солнце спряталось, река потемнела, а город стало видно ясней молодежь уставилась на него сердитыми и грустными глазами и замолчала, замерла.
Мне было скучно и тяжко, как всегда бывает, когда видишь, что все вокруг тебя думают разно и нет единого желания, которое могло бы связать людей в целостную, упрямую силу. Хотелось уйти от них и шагать по льду одному.
Осип, точно вдруг проснувшись, встал на ноги, снял шапку и, перекрестясь на город, сказал очень просто, спокойно и властно:
- Ну-кось, ребята, айда с богом...
- В город? - воскликнул Сашок, вскакивая.
Солдат, не двигаясь, уверенно заявил:
- Потонем!
- Тогда - оставайся.
И, оглянув всех, Осип крикнул:
- Ну, шевелись, живо!
Все поднялись, сбились в кучу; Боев, поправляя инструменты в пещере, заныл:
- Сказано - иди, стало быть - надо идти! Кем приказано - того и ответ...
Осип словно помолодел, окреп: хитровато-ласковое выражение его розового лица слиняло, глаза потемнели, глядя строго, деловито; ленивая, развалистая походка тоже исчезла - он шагал твердо, уверенно.
- Каждый бери по доске и держи ее поперек себя - в случае - не дай бог - провалится кто,- концы доски на лед лягут - поддержка! И трещины переходить... Веревка - есть? Народец, дай-кось мне ватерпас... Готовы? Ну - я вперед, а за мной - кто всех тяжеле? Ты, солдат! Потом - Мокей, мордвин, Боев, Мишук, Сашок,- Максимыч всех легче, он позади... Сымай шапки, молись богородице! Вот и солнышко-батюшко встречу нам...
Дружно обнажились лохматые, седые и русые головы, солнце глянуло на них сквозь тонкое белое облачко и спряталось, точно не желая возбуждать надежд.
- Айда! - сухо, новым голосом сказал Осип.- С богом! Глядите на ноги мне. Не напирай в спину, держись друг ко другу не ближе сажня, а чем дале то и лучше! Пошел, детки!
Сунув шапку за пазуху, держа в руке ватерпас, Осип, как-то осторожно и ласково шаркая ногами, сошел на лед и тотчас, за спиной у него, на берегу, раздался отчаянный крик:
- Ку-уда, бараны, ма-а...
- Шагай, не оглядывайсь! - звонко командовал вожатый.
- Наза-ад, дьяво-олы...
- Айда, ребята, бога помня! В гости на праздник он нас не позовет...
Свистел полицейский свисток, а солдат громко ворчал:
- Во-от, ерои, так вашу... Затеяли дело! Теперь депеша будет дана тому берегу в полицию... Коли не утоп-нем - в часть, клопам нас... Я на себя ответ не беру...
Бодрый голос Осипа вел людей за собою, точно на веревке:
- Гляди под ноги зорче!..
Шли наискось, против течения, и мне, заднему, хорошо видно было, как маленький аккуратный Осип, с белой, точно у зайца, головою, ловко скользит по льду, почти не поднимая ног.
1 2 3 4 5 6