Гельмут, Сепп и я безуспешно пытались помирить спорящие стороны. Мишра потребовал (он, пожалуй, был прав), чтобы Пазанг принес ему публичное извинение. Пазанг находил это требование неприемлемым. Несколько солдат с винтовками в руках пришли из армейского поста. Они и шерпы все теснее окружали обоих спорящих.
Вдруг все вылилось в общее побоище. Мы, трое европейцев, бросились, как бескрылые запуганные ангелы мира, в середину дерущихся и пытались утихомирить то солдат, то шерпов. Я должен сказать, что обе стороны обошлись с нами очень вежливо. Они отнеслись к нам, как к назойливым, но безвредным существам, от которых следует нежно избавиться. Они были, безусловно, убеждены, что нам здесь абсолютно нечего делать и будет лучше, если мы уйдем, пока они договорятся.
Я страшно испугался. Обычно вежливые и спокойные, шерпы переменились. Они выглядели, как хищники, и желание мести так и сверкало в их глазах. В руках они держали большие поленья, палки и камни. Даже нежного Анг Ньима нельзя было узнать.
Солдаты выглядели не менее воинственно. Они безусловно жаждали момента, когда можно будет применить оружие. Несколько камней пролетело по воздуху, поленья ударились о твердые головы, а мы трое, оттесненные обоими воюющими сторонами в сторону, чтобы не мешали «обмену мнениями», боялись, что не сможем повлиять на мирное разрешение спора.
Возможно, это была просто воскресная драка в городской пивной, перенесенная в Гималаи, но мне она казалась очень страшной. Неужели наша экспедиция бесславно закончит свою работу здесь, в крови дерущихся.
И вдруг также неожиданно, как началось, сражение кончилось. Камни упали на землю, палки и винтовки остались в руках уже только из чисто моральных соображений.
Судя по повреждениям, обе воюющие стороны были равны по силам. Только Аджиба получил удар палкой по голове и стонал. Почти такое же ранение имел один пожилой солдат. Других пострадавших не было.
Мишра настоял, чтобы противная сторона попросила прощения у старого солдата. Я был готов сразу это сделать, но меня не допустили: ведь я был всего только зрителем и, естественно, не мог восстановить пошатнувшуюся честь солдата. Тогда несколько шерпов поклонились ему в ноги и извинились. У всех сразу наступило трогательное настроение примирения, всем очень понравившееся, за исключением Аджибы, голова которого сильно болела. Потом я обнял старого рыцаря, прижал его волосатую щеку к своей щеке и дал ему несколько пачек сигарет. Мы оба почти плакали.
Солдат был очень великодушен и простил за полученную им рану, тем более, что для него она не означала, как для Аджибы, только боль, а сильно усложнила ему исполнение предстоящего религиозного обряда.
Дело в том, что через два дня исполнялась годовщина смерти его матери, и чтобы выполнить весь церемониал поминок, он должен был обрить голову, что при наличии раны, видимо, очень болезненно. Во всяком случае ему посчастливилось, что драка состоялась не после поминок, ибо удар поленом по бритой голове был бы чреват более серьезными последствиями.
На следующее утро воинственное настроение улеглось. Подавленный Пазанг отправился на армейскую заставу извиняться. Аджиба, за которым ухаживал его друг из родного селения Тхами, жалко стонал. Мишра со своими коллегами пришел к нам, мы бесконечно жали друг другу руки, и каждый был готов принять на себя вину за вчерашнее происшествие. Пазанг и Мишра обнимались и называли друг друга «брат». Мы приняли на работу того почтальона, которого рекомендовал Мишра.
Сейчас, как после грозы, господствовало настроение хорошей искренней дружбы, которая несколько недель спустя, во время нашего возвращения с Чо-Ойю, поднялось на недосягаемую высоту.
Никто из нас никогда не забудет сердечности и заботы, которыми окружили нас офицеры армейской заставы.
Глава VI
ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ НАНГПА-ЛА
Из Намче-Базара мы вышли в дальнейший путь 23 сентября. Несмотря на большие связи Пазанга с местным населением, возникли трудности с наймом носильщиков. Ни один из носильщиков, пришедших с нами из Катманду, не захотел сопровождать нас дальше, потому что договором предусматривалось, что они идут только до Намче-Базара.
Нехватка местных носильщиков нас особенно удивила, так как Э. Шиптон, рассказывая об экспедиции 1952 года утверждал, что тогда здесь было очень много шерпов, желающих пойти носильщиками в экспедицию, и что они буквально дрались за право нести груз. Сейчас все выглядело иначе.
Причину создавшегося положения не следует искать в том, что мы пользовались меньшим доверием у местного населения, чем англичане. Дело в том, что шерпы, ведущие в основном полукочевой образ жизни, живут не только в деревнях, а в зависимости от условий выпаса яков и времени полевых работ часто уходят высоко в горы. Некоторые населенные пункты в определенное время года почти безлюдны. Все жители переселяются на высокогорные пастбища. В центральных Гималаях многие бутиа имеют «зимние» и «летние» деревни, где они живут в зависимости от времени года.
Мы пришли в Намче-Базар как раз в такое время, когда большинство мужчин находилось на пастбищах и в пути. Из-за этого Пазанг был вынужден нанимать носильщиков без особого отбора. Даже пожилые женщины и молоденькие девушки нашли в строгих глазах сирдара помилование и были приняты на работу. Несмотря на это, когда мы собрались выходить, выяснилось, что носильщиков не хватает. На наше счастье дом, где мы остановились, находился на караванной дороге, идущей с севера от перевала Нангпа-Ла в Намче-Базар, т. е. от цели нашего путешествия. Иногда по этой дороге спускались небольшие группы тяжело груженных шерпов, возвращавшихся с товарами из Тибета. Потребовалось только несколько слов, и они оставили свой груз в доме, в котором мы жили, выпили чашечку чая и были готовы следовать с нами.
Благодаря этому мы смогли в середине дня выйти в путь со всем грузом. В начале марша много хлопот доставили женщины из Намче-Базара, нанятые Пазангом в первой половине дня. Они устроили праздник по поводу своего ухода и, когда мы обгоняли нашу «гордую» колонну, то увидели несколько шерпани до того хмельных, что их коллегам пришлось нести не только двойной груз, но еще и поддерживать подвыпивших женщин. Все это сопровождалось добродушным смехом и хорошим настроением. Единственными, кто высказывал по этому поводу некоторое недовольство, были мы трое, но в конечном счете мы были чужестранцами, которым не следует устанавливать свои порядки в стране, где они в гостях.
Чрезмерно приподнятое настроение шерпов и подвыпивших шерпани не повлияли на марш, так как в этот день мы должны были совершить небольшой переход до селения Тхами. До вечера наверняка все дойдут до Тхами, где начинаются трудности – переход в высокогорной зоне до перевала Нангпа-Ла.
Тропа, ведущая в Тхами, была изумительно красива. Она проходила по склону, мимо небольших отдельно расположенных полей и маленьких селений. Далеко внизу под нами бурлила река Боте-Коси, вдоль которой мы намеревались пройти до Нангпа-Ла, пограничного перевала между Непалом и Тибетом. Река текла по крутому руслу, поднимаясь вверх по течению. Нам пришлось переходить ее по высоко натянутому мосту, не спускаясь вниз. Вскоре после перехода через мост мы пришли в Тхами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53