Румменигге: в одиночку против «мафии»
Роскошные апартаменты в «Ла Мансьон Галинда», безукоризненно четкая организация всего и в дополнение к этому глава делегации Эгидиус Браун, который сумел стать каждому из нас другом или отцом, – в зависимости от потребности.
Поутру перед завтраком получасовая пробежка в лесу. Час тренировки с половины одиннадцатого до обеда. Послеобеденный сон. Потом вновь часовая тренировка. Вечером мы могли слушать музыку или читать. Настроение было курортное, его омрачали лишь мелкие раздоры…
На тренировках меня выводил из себя Петер Бригель, звезда «Вероны». Мы делились на две команды А и Б. Петер играл вяло, словно сицилианец, которого оторвали от его сиесты. С ним мы постоянно проигрывали команде Б.
– Откуда вдруг у Петера эта медлительность? – спросил я у Магата.
– Он обнаглел! – Феликс тоже заметил это. – Ты присмотрись к нему. Его мысли направлены на все что угодно, кроме соперников. Как будто его тут и вовсе нет. Из него словно выпустили воздух.
Этот бедолага слишком привык к Италии, к определенным нагрузкам и тренировкам. Правда, затем в критических ситуациях он выкладывался, слава богу, полностью. Досталось ему крепко.
В сравнении с первенством мира 1982 года в Испании чемпионат-86 в Мексике был для нас правильно и четко спланированным предприятием. Прояви одна из ключевых фигур, а именно Франц Беккенбауэр, свое суверенное превосходство в большей степени, все было бы просто отлично.
В его основательных профессиональных знаниях, тонком чутье и интуиции я убежден точно так же, как и Герман Нойбергер, президент НФС. Бесспорна заслуга Беккенбауэра в том, что падению престижа нашего футбола был положен конец, начался снова его рост, но в Мексике огромный груз ответственности почти задавил Франца. Быть может, поэтому он был таким раздражительным, легко взрывался и сеял обиды вокруг себя. Во время одной из пресс-конференций его попросили прокомментировать уход Литтбарски и Фёрстера во французские клубы. И тут у него вырвалось весьма бестактное утверждение: «В бундеслиге остается только хлам». Другой дипломатический промах: «С этой командой мы никогда не станем чемпионами мира».
После этих оплеух команде он собирал всех игроков, чтобы храбро извиниться. Я всматривался в него, понимал, что он не хотел говорить таких сердитых вещей, и не мог не смеяться.
«Что ты так глупо вытаращился на меня! – злился он. – Мы друг друга уже поняли».
Он знал, что со времени сборов в тренировочном лагере Кайзерау я критически отношусь к его методам руководства. Франц отобрал 26 игроков, для сборной нужны были 22. Конечно, появилась почва для трений. Опытный руководитель должен был бы обсудить возможные психологические последствия такой ситуации с ветеранами команды, такими как Феликс Магат или Карл-Хайнц Румменигге. Может быть, достаточно было вспомнить о своем игровом опыте.
Ясный, умный, подсказанный опытом ответ был бы очевиден: почти невозможно, по крайней мере, безумно трудно проработать 14 дней с 26 игроками и после этого краткого курса отсеять четырех человек… Разумеется, настроение в тренировочном лагере неизбежно было скверным. В само сознание проник яд: было ясно, что из 26 человек на сто процентов могут быть уверены в своих позициях 15, остальные 11 ждали, страдая от неопределенности и нетерпения, испытывая взаимное недоверие. Меня это затронуло тоже. В тренировочной игре с Голландией в Дортмунде вместо меня должен был играть Ули Штайн.
У нас произошел спор с Францем.
– С моей точки зрения, в Мексику должна ехать непременно хорошо сыгранная команда.
– Это верно. И тем не менее я должен попробовать новых игроков. Проверить их, – упорствовал Франц.
– А не поздно ли это делать? Ты должен был думать раньше.
– У меня не было выбора, Тони. Думаю, что все еще возможно. Каждый из выбранных получит шанс. И Ули Штайн, твой дублер. Ничего страшного для тебя, если ты посидишь на скамейке запасных. Один раз. Переживешь.
– Скажи мне честно, Франц, он оказывает на тебя нажим? – допытывался я.
– Нет. Считаю, что обсуждать больше нечего. Кроме того, решения тут принимаю я.
– Это правильно, Франц. И все-таки, я думаю, нужно бы дать основному составу притереться друг к другу. Я должен четко взаимодействовать со свободным защитником. В интересах команды и также в моих интересах обязательно сыграть минимум один тайм с новым либеро в Дортмунде.
– Ты упрям, – разозлился Франц. – Штайн получит свой шанс, чтобы подтвердить, что он – надежный второй номер, и хватит об этом. Решения принимаю я, а не ты. А команда сыграется. До сих пор так и делалось.
Через несколько недель в Мексике он вовсю расхваливал отлично сыгранную французскую команду. Словом, мои аргументы были не такими уж бессмысленными. Но возможность осуществить его решение предоставил ему я сам. Моя маленькая дочь оказалась с воспалением легких в больнице, и второй тренер Кёппель отпустил меня со сборов. Франц резко критиковал мою отлучку. Более того, он попытался использовать болезнь дочери и мои хлопоты как повод, чтобы «освободить» меня от игры с Голландией и поставить Штайна. Неуклюжая и пустая отговорка. Дискуссия о решающем, на мой взгляд, значении сыгранной команды и ее подготовке вспыхнула вновь.
Об этом я весьма «легкомысленно» поведал прессе, что дало Францу повод прочесть мне позднее перед всей командой нотацию: «Если здесь тебе не нравится, отправляйся домой». В конце концов мне именно это и захотелось сделать.
После этого Герман Нойбергер связался с Рюдигером Шмитцем. Рюдигер приехал повидаться со мной. Он смог убедить меня, что мой уход был бы глупостью – и для меня и для команды. О моем решении первым узнал Беккенбауэр.
– Я еду, – сказал я.
– Куда же? – был его вопрос.
– В Мексику, на чемпионат.
– Да, но скажи, куда же ты мог поехать еще?
– Домой, ты прекрасно знаешь…
– Ты с ума сошел! – засмеялся он, явно стараясь разрядить напряженность. – Я никогда не хотел избавиться от тебя, Тони. У меня и в мыслях этого не могло быть.
Эти виляния были неприятны. Мне недоставало определенности и постоянства. Если бы Беккенбауэр и в Мексике оставался таким же строгим, каким он был со мною в Кайзерау! Мы избежали бы многих срывов. До сегодняшнего дня ему все еще не удалось полное превращение из игрока в тренера.
«Франц может завязать мне глаза, поставить перед стометровой пропастью и потребовать шаг за шагом идти к краю обрыва. И я рискну. Насколько я ему доверяю. Я пойду за ним в огонь и в воду», – так я говорил в одном из прежних интервью.
Я и дальше буду слепо доверять Беккенбауэру, но при этом возьму с собой маленький радиоприемник, на который в последний момент кто-нибудь сможет передать мне «Стоп!»…
Нет, в действительности я совсем так, не думаю. Я только желаю, чтобы пропасть была глубиною не сто, а, скажем, полметра.
Вторым, с кем в команде было связано множество проблем, был тот, на кого мы возлагали наибольшие надежды, – Карл-Хайнц Румменигге. В Мексике он хотел доказать всей мировой прессе, что он спортсмен экстра-класса, что, несмотря ни на что, он все еще может рассчитывать на свои ноги, что его 30 лет не в счет (хотя зачастую это критический возраст для футболиста).
Как было уже и в 1982-м, и в 1984-м, Румменигге снова был травмирован.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41