Однако, Гольц, который и без того не мог
больше выносить сидения в Кибриче, почувствовав эту кожу, стал
погружаться во что-то черное и липкое, осознавая, что теряет
сознание.
Когда он пришел в себя, в новую конуру Кибрича с паркетным
полом, с шикарным столом-троном, вошел неприметный человечек, в
очках и в надвинутой набекрень маске. Он показывал Кибричу
какую-то коробочку, которая издавала жалобные вопли и
повизгивания. Тот склонил к коробочке свою голову со страшной
гримассой и с восхищенной свирепостью, как будто во
внутренности того, что ему показывали, находились тысячи
истязаемых людей. Какая-то сделка происходила между хозяином
кабинета и человечечком в очках и в маске, но Гольц, содрогаясь
от того, что снова увидит какую-нибудь гадость, зажмурился и
умело провалился в какую-то теплую черную яму, как только двое
в кабинете собрались приподнять крышку.
Открыв глаза, Гольц увидел коробочку за стеклом, а над
коробочкой привидение окровавленной женщины в ночной рубашке.
То ли испарения, исходившие от привидения, то ли жаркий
летний день за окном явились причиной: только вокруг все
поплыло, воздух заколебался, и Кибрич, став еще более
отвратительным, вместе со своим кабинетом переместился на гору
костей, где восседал теперь с видом хищной птицы. Видно, новое
яйцо, из которого вылупился сам его и высидевший новый Кибрич,
было волосатым, бугристым и издавало невыносимый для
обыкновеннаго носа запах.

6
Отныне Кибрич стал относиться к разряду раетеркесов,
которые, как свиньи, копались в грязи и, бывало, съедали вместе
с отбросами и кого-нибудь из своих, а, если повезет, то и из
посторонних. Кибрич стал вторым боровом в ратеркесном доме, и
особенно он любил питаться профессорскими мозгами. Наверное,
поэтому со временем его потянуло также и на писателей и,
вообще, на разных нетрадиционных врачевателей, которых он
съедал сотнями. Самые дружеские отношения установились у
Кибрича с главной свиньей, с тем, кто шел в списке под номером
"один": обе свиньи понимали, что не могут пока съесть друг
друга, но чувствовали друг к другу особый апетит, поэтому и
дружба их была особенно крепкой. Позже, когда главную свинью
все-таки съели свои, Валентин Францевич часто приезжал на ее
дачную могилу и там плакал в оборванный платочек.
Кибричу открылась дорога прямо на свинячий Олимп, сразу на
второе место в списке после Его Списочного Высочества, но, как
известно в списочном Зазеркалье, Кибричам показан только
кружной путь, и в мире, который поставлен с ног на голову, нет
прямых превращений.
Просидев ровно положенный срок на куче дерьма и отбросов,
тот, с кем чья-то злая воля объединила Гольца, высидел новое
яйцо, из которого вылетел обросший густым мехом и с крыльями.
На голове его сидели большие роговые очки, он был награжден
мощным хищным клювом, предназначенным для раздирания отнюдь не
вегетарианской пищи, под одним из его крыльев был - также
вылупившийся из яйца - свеженький потертый пятнистый портфель.
Кибрич был назначен на место Председателя Гас-Хаоса, и
справлялся со своей задачей блестяще и не прилигая никаких
усилий. И это понятно: ведь он должен был дать отдых своим
заплывшим жиром от употребления такой питательной пищи, как
профессорские мозги, извилинам. Пока он отдыхал, неразлучный с
ним Косточкин и другие трудились в поте лица, строча отчеты об
усилении хаоса и о том, как в ним - с этим хаосом - жить
дальше. Над головой Кибрича хаотично кружились снегопады из
купюр, которые исчезали в черной бездне под ногами Хозяина. Из
карманов Кибрича, расположенных под его мощными крыльями,
вылетали другие купюры, которые с железным стуком опадали в
заморских пещерах и в железных ящиках под заморскими озерами, с
деревянным стуком наполняли карманы приживалок, любовниц,
холуев и чистильщиц, с цоканьем откупориваемой бутылки
наполняли желудки списочных величеств и со звоном пустоты
мерещились в карманах простых налогоплательщиков. Холмы и горы
костей, слез и крови множились у подножия временного Олимпа
Хозяина, десятки и сотни его бывших недругов, антипатий,
предметов мести падали, сраженные, как бесплотные куклы,
огненными стрелами Его никогда не засыпающей мстительности.
Бывших Его коллег и соратников одного за другим хватали
удары, его давние любовшицы по ошибке вместо успокоительных
капель выпивали баночки с серной кислотой, каждый, кто отирался
близ Него в ратеркесном свннарнике, получал свою порцлю
отравленного дерьма.
7
И вот заискрилось всеми цветами радуги, засверкало кровью
и бриллиантами слез, засветило прекрасное, как солнечный свет
на крыльях бабочки, и отвратительное, как бабочкины же мохнатые
крылья или как крысиная улыбка, великолепное, как сияющая
высота могущества, и зловонное, как гниющее заживо тело, новое
мощное яйцо. Оно покатилось по списочному Зазеркалью и
остановилось у самого последнего предела, у невидимой грани,
отделяющей ту сторону зеркала от этой. Оно - это яйцо -
появилось на свет для того, чтобы занять две позиции: с одной и
с другой стороны невидимой грани; только из таких яиц выходят
хозяева страны. Оно застыло между двух миров и остановилось в
абсолютнейшей тишине, как будто все мироздание затаило дыхание,
как будто все вокруг застыло в ожидании чего-то. Оно
остановилось между движением и покоем, удерживаемое в таком
положении невероятной, неведомой силой, потом вдруг с
отвратительным скрежетом-грохотом разломилось, распалось, и из
него, потягиваясь и совершая невероятные, неожиданные
конвульсивные движения, появилось чудовище. Это чудовище было
точь-в-точь такое же, как то, что сидело в своей дерьмовой
бездне под первым кабинетом Кибрича и управляло обеими
сторонами зеркала. Оно зевнуло, снова потянулось - и тут же
сожрало проходившего мимо вислоухого барана.
"Я предлагаю на утверждение кандидатуру Косточкина, -
проговорил Кибрич на сей раз обыкновенным человеческим голосом,
уже в роли Председателя Тевоса Вортсиним (как известно,
списочное яйцо содержит зародыш, в себе заключающий и место, и
того, кто его занимает, в готовом виде; не важно, что -
формально - для противоположной стороны зеркала - состоялось
как бы голосование по кандидатуре Кибрича на пост
Председателя). Валентин Францевич, представляющий теперь уже
собой огромную статую-чудовище, с лапами, уходящими в бездну
дерьма, с головой, вылезающей из Зазеркалья, и уже ощущающий
иную бездну, уготованную ему, где заправляют маленькие
рогато-хвостатые существа, помешивающие смолу, где
поджариваются Кибричи, во всем своем чудовищном величии занимал
теперь все пространство, на месте первого, что увидели глаза
Гольца - нескольких деревянных домиков, на месте кабинетов и
куч с дерьмом, на месте тысяч сожранных им людей и на месте
заглоченного им воздуха, он был теперь воплощелием самого
зазеркалья, самого списочного, числительного, номенклатурного,
мира, он стал его плотью, а мир Зазеркалья, мир кошмаров
Гольца, воплотился в Кибрича.
1 2 3 4 5