Она боролась со сном. Устала ничуть не меньше, чем он.
И тут сон в одну секунду как рукой сняло. Беринг и думать о нем забыл, когда впереди тенью разверзлась яма, не помеченная предупреждающим знаком, — разверзлась до того неожиданно, что он чуть было не посадил в нее машину. Он резко затормозил, так что Лили только чудом не врезалась лбом в ветровое стекло. Что произошло с Амбрасом и догом, Беринг не видел, но слышал, как хозяин сердито воскликнул:
— ...что такое? Что с тобой?
— Яма.
— Где? — спросила Лили.
Внезапно Беринг прямо обмер, дыхание перехватило, в голове пустота: он оторвал взгляд от дороги и перевел его на Лили, а эта тень, эта яма двинулась за его взглядом , выскользнула из луча фар, взлетела вверх и черным пятном затемнила лицо Лили. Тень двигалась вместе с его глазами. Яма зияла не на грейдере, а в его взгляде! Если он снова оборачивался к дороге, эта дыра повторяла движение его зрачков; если неотрывно смотрел в конус света фар, тень снова замирала на дороге — овальное пятно, не столь резко очерченное и не столь черное, как настоящие западни и выбоины, однако ж почти от них неотличимое. Его взгляд, его мир был продырявлен.
— Где? — повторила Лили. — Где тут яма?
— У тебя галлюцинации? — спросил Амбрас. — В чем дело?
— Ни в чем, — ответил Беринг. — Так, пустяки. — И поехал дальше, прямо на эту дыру в своем мире, которая отступала перед ним и с каждым движением его глаз, точно блуждающий огонек, плясала то по дороге, то по темным скальным кручам, то над бездной, а все же постоянно была в поле его зрения, словно указывала путь обратно к озеру. И он следовал за этим знаком, невидимым для других, следовал за ним в ночь, безмолвно и растерянно.
ГЛАВА 18
Песье логово
Ночь была короткая. На востоке гребни и вершины Каменного Моря уже купались в лучах зари, когда «Ворона» наконец-то свернула на набережную и покачиваясь направилась к черным от копоти стенам водолечебницы.
Ветер, уже не порывистый, а ровный и теплый, рвал и разгонял тучи над озером. Над отвесными скалами Слепого берега вставал ясный, наполненный птичьим гомоном день раннего лета. Но дыра, сквозь которую в мир Беринга вторгался мрак, не сомкнулась и при свете дня.
Дог так и не убрал башку с колен Амбраса, который молча сидел на заднем сиденье, а в водительское зеркальце Беринг не мог разобрать, бодрствует Собачий Король или спит. Беринг зябко ежился, хотя и чувствовал тепло Лили, спавшей у него на плече. Он мертвой хваткой вцепился в баранку, словно это была единственная и последняя опора в громыхающем мимо ландшафте, который убегал назад, в Ничто, по обе стороны дороги.
Лили проснулась, когда «Ворона» затормозила перед метеобашней. Белый Лабрадор — ее собака — с лаем метался по прибрежному лугу. Амбрас вынужден был придержать дога за цепь. Сквозь оглушительный лай он крикнул Лили доброе утро . Потом ладонью закрыл своему псу глаза и тихонько сказал: Всё, хватит . В ту же секунду дог замолчал. А Лабрадор, шалея от радости, по-прежнему скакал вокруг машины.
Кофе? Может, Лили все-таки прокатится с ними до виллы «Флора»? Лили не хотела есть, она только устала. И больше никуда не поедет. Лабрадор щелкал зубами, пытаясь куснуть шины.
Злющие псы не дали им толком попрощаться. Лили пальцем провела Берингу по щеке, нарисовала незримую волнистую линию, знак, которого он не понял, вылезла из машины и поспешно захлопнула за собой дверцу, чтобы не провоцировать дога к нападению на ее стража. Амбрас отпустил цепь и рассмеялся. Лабрадор вихрем налетел на хозяйку, и не успела она оглянуться, как он вскинул передние лапы ей на плечи и вмиг облизал лицо.
— Чего ты ждешь? — спросил Амбрас, похлопав Беринга по плечу.
Лили отперла висячий замок, сняла цепь с обитой железом двери и вошла в башню; на них она больше не оглянулась, только, уже невидимая в темноте, кликнула собаку.
Беринг подал «Ворону» назад, примял заросли жгучей крапивы и одной рукой попытался оттолкнуть на заднее сиденье дога, который яростно кидался на ветровое стекло, пытаясь достать Лабрадора. А тот, без ошейника и без цепи, напился илистой воды из лужи и наконец устремился в дом, следом за хозяйкой. Место! — сказал Амбрас, и Беринг ощутил, как стынут у него на руке собачьи слюни.
Когда «Ворона» уже катила по сосновой аллее к вилле, солнце поднялось над горами. В последние дни Беринг постарался заровнять выбоины на подъездной дороге — горы песку и щебня лопатой перетаскал; поэтому ехать можно было совершенно спокойно, без нервотрепки, и он в самом деле успокоился. Теперь, если он на секунду-другую зажмуривал левый глаз, из поля зрения, конечно, многое исчезало, но исчезало и пятно. Стало быть, второй глаз был цел и невредим. Невредим .
Собачья стая тесным кольцом окружила вернувшихся; молчком, виляя хвостами и вывесив языки, псы проследовали за ними по коридорам виллы на кухню. Там, еще до того, как Амбрас велел затопить плиту и сварить кофе, Берингу предстояло приготовить корм для собак, и от усталости он порезал руку. Кровь капала на свиные желудки и обрезки мяса, капала на овсянку, которую он собирался смешать с мясом, забрызгала каменные плиты кухонного пола. Самые голодные из стаи обнюхали кровь, но сперва, чтобы не дотронуться до нее, втянули язык в пасть.
Амбрас появился на кухне как раз в ту минуту, когда Телохранитель тряпкой и холодной водой пробовал унять кровотечение. Грязную тряпку Собачий Король велел немедленно снять, после чего обработал порез йодом, забинтовал и закрепил повязку лейкопластырем из армейской аптечки. Потом он разложил по мискам собачий корм, опорожнил печной зольник, помог Берингу затопить плиту и сам сварил кофе.
Амбрас, который в теплое время года много ночей напролет проводил на веранде, в плетеном кресле, окруженный своими псами, видно, и после этой бессонной ночи ни капельки не устал. Беринга он на весь день отправил отдыхать, а сам в сопровождении одного только пепельного дога пошел к лодочному сараю и там запустил сигнальную ракету: так он иногда вызывал паром к вилле, а после прямо с гнилых мостков прыгал на борт. Паромщик по обыкновению дожидался управляющего возле моорской пристани и ответил на его сигнал протяжным гудком сирены, который разнесся над бухтой, проник в коридоры виллы «Флора» и в глубины Беринговой усталости. Затем понтон отчалил от пирса и взял курс на лодочный сарай в зарослях камыша.
Беринг одетый лежал в бильярдной на своей постели и с открытыми глазами грезил под музыку проигрывателя — о концерте Паттона и объятиях Лили. Темное пятно в глазу казалось теперь пустяковым изъяном, который наверняка бесследно исчезнет — стоит лишь хорошенько выспаться. Про глубокий порез на руке он уже успел забыть. Даже когда он закрыл глаза, а темное пятно так никуда и не делось, продолжало плясать в том пульсирующем туманном багрянце, каким становится под веками утренний свет, ему уже не было страшно. Усталость глушила любой страх.
Под бешеную барабанную дробь из пыльных динамиков в изножье постели Беринг уснул, и снился ему вихрь, летящий в какое-то отверстие, снился сток, дыра, где, крутясь, исчезала небесная лазурь. Оставалась только кромешная чернота. Он не проснулся, когда пластинка кончилась и игла адаптера, выскочив из спирали бороздок, стала выписывать беспорядочные круги, сопровождаемые ритмичными щелчками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
И тут сон в одну секунду как рукой сняло. Беринг и думать о нем забыл, когда впереди тенью разверзлась яма, не помеченная предупреждающим знаком, — разверзлась до того неожиданно, что он чуть было не посадил в нее машину. Он резко затормозил, так что Лили только чудом не врезалась лбом в ветровое стекло. Что произошло с Амбрасом и догом, Беринг не видел, но слышал, как хозяин сердито воскликнул:
— ...что такое? Что с тобой?
— Яма.
— Где? — спросила Лили.
Внезапно Беринг прямо обмер, дыхание перехватило, в голове пустота: он оторвал взгляд от дороги и перевел его на Лили, а эта тень, эта яма двинулась за его взглядом , выскользнула из луча фар, взлетела вверх и черным пятном затемнила лицо Лили. Тень двигалась вместе с его глазами. Яма зияла не на грейдере, а в его взгляде! Если он снова оборачивался к дороге, эта дыра повторяла движение его зрачков; если неотрывно смотрел в конус света фар, тень снова замирала на дороге — овальное пятно, не столь резко очерченное и не столь черное, как настоящие западни и выбоины, однако ж почти от них неотличимое. Его взгляд, его мир был продырявлен.
— Где? — повторила Лили. — Где тут яма?
— У тебя галлюцинации? — спросил Амбрас. — В чем дело?
— Ни в чем, — ответил Беринг. — Так, пустяки. — И поехал дальше, прямо на эту дыру в своем мире, которая отступала перед ним и с каждым движением его глаз, точно блуждающий огонек, плясала то по дороге, то по темным скальным кручам, то над бездной, а все же постоянно была в поле его зрения, словно указывала путь обратно к озеру. И он следовал за этим знаком, невидимым для других, следовал за ним в ночь, безмолвно и растерянно.
ГЛАВА 18
Песье логово
Ночь была короткая. На востоке гребни и вершины Каменного Моря уже купались в лучах зари, когда «Ворона» наконец-то свернула на набережную и покачиваясь направилась к черным от копоти стенам водолечебницы.
Ветер, уже не порывистый, а ровный и теплый, рвал и разгонял тучи над озером. Над отвесными скалами Слепого берега вставал ясный, наполненный птичьим гомоном день раннего лета. Но дыра, сквозь которую в мир Беринга вторгался мрак, не сомкнулась и при свете дня.
Дог так и не убрал башку с колен Амбраса, который молча сидел на заднем сиденье, а в водительское зеркальце Беринг не мог разобрать, бодрствует Собачий Король или спит. Беринг зябко ежился, хотя и чувствовал тепло Лили, спавшей у него на плече. Он мертвой хваткой вцепился в баранку, словно это была единственная и последняя опора в громыхающем мимо ландшафте, который убегал назад, в Ничто, по обе стороны дороги.
Лили проснулась, когда «Ворона» затормозила перед метеобашней. Белый Лабрадор — ее собака — с лаем метался по прибрежному лугу. Амбрас вынужден был придержать дога за цепь. Сквозь оглушительный лай он крикнул Лили доброе утро . Потом ладонью закрыл своему псу глаза и тихонько сказал: Всё, хватит . В ту же секунду дог замолчал. А Лабрадор, шалея от радости, по-прежнему скакал вокруг машины.
Кофе? Может, Лили все-таки прокатится с ними до виллы «Флора»? Лили не хотела есть, она только устала. И больше никуда не поедет. Лабрадор щелкал зубами, пытаясь куснуть шины.
Злющие псы не дали им толком попрощаться. Лили пальцем провела Берингу по щеке, нарисовала незримую волнистую линию, знак, которого он не понял, вылезла из машины и поспешно захлопнула за собой дверцу, чтобы не провоцировать дога к нападению на ее стража. Амбрас отпустил цепь и рассмеялся. Лабрадор вихрем налетел на хозяйку, и не успела она оглянуться, как он вскинул передние лапы ей на плечи и вмиг облизал лицо.
— Чего ты ждешь? — спросил Амбрас, похлопав Беринга по плечу.
Лили отперла висячий замок, сняла цепь с обитой железом двери и вошла в башню; на них она больше не оглянулась, только, уже невидимая в темноте, кликнула собаку.
Беринг подал «Ворону» назад, примял заросли жгучей крапивы и одной рукой попытался оттолкнуть на заднее сиденье дога, который яростно кидался на ветровое стекло, пытаясь достать Лабрадора. А тот, без ошейника и без цепи, напился илистой воды из лужи и наконец устремился в дом, следом за хозяйкой. Место! — сказал Амбрас, и Беринг ощутил, как стынут у него на руке собачьи слюни.
Когда «Ворона» уже катила по сосновой аллее к вилле, солнце поднялось над горами. В последние дни Беринг постарался заровнять выбоины на подъездной дороге — горы песку и щебня лопатой перетаскал; поэтому ехать можно было совершенно спокойно, без нервотрепки, и он в самом деле успокоился. Теперь, если он на секунду-другую зажмуривал левый глаз, из поля зрения, конечно, многое исчезало, но исчезало и пятно. Стало быть, второй глаз был цел и невредим. Невредим .
Собачья стая тесным кольцом окружила вернувшихся; молчком, виляя хвостами и вывесив языки, псы проследовали за ними по коридорам виллы на кухню. Там, еще до того, как Амбрас велел затопить плиту и сварить кофе, Берингу предстояло приготовить корм для собак, и от усталости он порезал руку. Кровь капала на свиные желудки и обрезки мяса, капала на овсянку, которую он собирался смешать с мясом, забрызгала каменные плиты кухонного пола. Самые голодные из стаи обнюхали кровь, но сперва, чтобы не дотронуться до нее, втянули язык в пасть.
Амбрас появился на кухне как раз в ту минуту, когда Телохранитель тряпкой и холодной водой пробовал унять кровотечение. Грязную тряпку Собачий Король велел немедленно снять, после чего обработал порез йодом, забинтовал и закрепил повязку лейкопластырем из армейской аптечки. Потом он разложил по мискам собачий корм, опорожнил печной зольник, помог Берингу затопить плиту и сам сварил кофе.
Амбрас, который в теплое время года много ночей напролет проводил на веранде, в плетеном кресле, окруженный своими псами, видно, и после этой бессонной ночи ни капельки не устал. Беринга он на весь день отправил отдыхать, а сам в сопровождении одного только пепельного дога пошел к лодочному сараю и там запустил сигнальную ракету: так он иногда вызывал паром к вилле, а после прямо с гнилых мостков прыгал на борт. Паромщик по обыкновению дожидался управляющего возле моорской пристани и ответил на его сигнал протяжным гудком сирены, который разнесся над бухтой, проник в коридоры виллы «Флора» и в глубины Беринговой усталости. Затем понтон отчалил от пирса и взял курс на лодочный сарай в зарослях камыша.
Беринг одетый лежал в бильярдной на своей постели и с открытыми глазами грезил под музыку проигрывателя — о концерте Паттона и объятиях Лили. Темное пятно в глазу казалось теперь пустяковым изъяном, который наверняка бесследно исчезнет — стоит лишь хорошенько выспаться. Про глубокий порез на руке он уже успел забыть. Даже когда он закрыл глаза, а темное пятно так никуда и не делось, продолжало плясать в том пульсирующем туманном багрянце, каким становится под веками утренний свет, ему уже не было страшно. Усталость глушила любой страх.
Под бешеную барабанную дробь из пыльных динамиков в изножье постели Беринг уснул, и снился ему вихрь, летящий в какое-то отверстие, снился сток, дыра, где, крутясь, исчезала небесная лазурь. Оставалась только кромешная чернота. Он не проснулся, когда пластинка кончилась и игла адаптера, выскочив из спирали бороздок, стала выписывать беспорядочные круги, сопровождаемые ритмичными щелчками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86