Матч с нами был первым его международным выступлением в составе сборной Бразилии. Но о том, что есть в команде семнадцатилетний вундеркинд по прозвищу «Пеле», мы были наслышаны. Уже в следующих играх все убедились, что в устных и письменных рассказах о его удивительном таланте нет преувеличений, а вот в матче со сборной СССР Пеле так и не удалось ничем себя проявить.
Тут надо учитывать, что этот международный матч был для него первым, но, мне сдается, есть и другая причина: Качалин поручил Пеле заботам Виктора Царева.
Футболист этот в нашем футболе — фигура необычная, стоящая несколько особняком. Любой игрок сборной — человек, заметный чем-то своим, только ему одному свойственным. Тот славился быстрым бегом, этот — тонким пониманием игры, третий — длинными рывками, четвертый — неотразимыми ударами, пятый — дриблингом. Ни изяществом в обращении с мячом, ни быстроногостью, ни ростом, ни статью, Царев ничем среди прочих не выделялся. Даже и внимательный зритель после матча московского «Динамо» или сборной мог бы не запомнить, участвовал ли в матче Царев. Если же и запомнил, то на вопрос, хорошо ли он играл, ответить бы затруднился. Между тем Царева не один год приглашали в сборную и включали в состав на ответственные игры, И были правы, потому что одним, и притом редчайшим, качеством этот футболист владел в полной мере. Это качество — исполнительность. Качалину не надо было разжевывать Цареву его игровую задачу. Достаточно было сказать лишь: «Виктор, вам поручается играть с Пеле», — и тренер мог быть уверен, что Царев сделает все возможное и невозможное, чтобы самый опасный форвард был обезврежен или, как мы говорим, «остался без мяча».
И при этом Царев не совершал никаких внешне героических поступков, не разрывался на части, не носился метеором по полю. Он, как пластырь, приклеивался к «своему» игроку и неотступно сопровождал его, куда бы тот ни пытался от него скрыться. Тот делал стремительные рывки, мчался с фланга на фланг с такой скоростью, что, казалось, и ветер его не догонит, а Царев трусил рядом своей неторопливой рысцой, и как только противник готовился принять мяч, оказывался тут, как тут, и отвязаться от него было невозможно. Чаще всего к концу игры соперник выглядел физически и нервно вымотанным, причем его усталость особенно бросалась в глаза, поскольку рядом был свежий, спокойный и невозмутимый Царев.
Нет, Царев не относился к числу этаких унылых, безынициативных, добровольно лишивших себя права думать исполнителей чужой воли. Если позволяла обстановка, он мог, оставив вдруг порученного его опеке соперника, пойти вперед, помочь в атаке, сам выйти на позицию для удара по воротам (кстати, удар у него прекрасный). Но это — если позволяла обстановка. Как говорится, сперва — долг, а потом — удовольствие. Долг был для него превыше всего на свете. И именно высоко развитое чувство долга позволило ему стать нужным, а иногда и просто незаменимым игроком сборной.
Вот он-то, Виктор Царев, многое сделал для того, чтобы не в первом своем, а только во втором международном матче удалось Пеле обратить на себя всеобщее внимание.
Матчи СССР — Бразилия и Англия — Австрия шли одновременно. Тот, второй, закончился вничью — 2:2. Значит, мы набрали столько же очков, сколько англичане. Значит, переигровка. Значит, пока соперник победителя этой переигровки — сборная Швеции — будет отдыхать, и набираться сил, мы должны потратить все оставшиеся в дополнительном матче с англичанами. Вот когда мы в полной мере ощутили силу удара, нанесенного нам судьей Жолтом. И сила этого удара удваивалась отсутствием трех проштрафившихся — Стрельцова, Огонькова, Татушина. Пусть им на смену пришли футболисты, вполне достойные и хорошо проявившие себя в гетеборгских играх, но их-то, усталых, изрядно побитых во время игр с Англией, Австрией и Бразилией, заменить было уже некому.
Сыграй мы дополнительный матч с англичанами вничью, участника четвертьфинала определила бы монетка, брошенная судьей на траву в центральном круге. Однако счастье — первый и единственный раз на этом чемпионате — улыбнулось нам, и «орлянка» не состоялась. Игра, где две донельзя изнуренные команды соревновались не столько в мастерстве, сколько в терпеливости и способности трудиться «через не могу», закончилась со счетом 1:0 в нашу пользу. Справедливость восторжествовала. Но какой ценой добыто было это торжество!
Однако и на этом наши шведские злоключения не закончились. Четвертьфинальный матч был назначен в Стокгольме. Швеция — страна небольшая, и ее можно за день проехать поездом или автомобилем из конца в конец. Но для нас почему-то выбрали воздушный путь. Самолет улетал около двух часов ночи, и несколько часов нас продержали в крошечном аэровокзале, где и сидеть мы могли только по очереди. В Стокгольм мы попали засветло, а спать улеглись, когда трудовой день уже начался. И тут выяснилось, что отель, куда нас поместили, находится едва ли не на самом бойком месте в городе. Одна его сторона выходила на железную дорогу, другая — на стройку, где вовсю стучали отбойные молотки.
Поднялись мы измученные, невыспавшиеся и в таком состоянии вечером вышли на матч со шведами.
Не знаю, чем была вызвана вся цепь неудобств, но выглядело все это совсем непонятно в стране, которая славится своим умением создавать комфорт приезжим, в городе, который знаменит на весь мир своим туристским сервисом...
Первый тайм матча со шведами мы еще держались, но на второй нас уже не хватило. Ноги плохо слушались игроков. Мяч отказывался им подчиняться. Шведы полностью завладели положением и победили — 2:0. Нам оставалось утешаться лишь тем, что если бы не потеря трех игроков, не пенальти в матче с англичанами, не этот ужасный переезд из Гетеборга в Стокгольм, все могло бы быть иначе. Но то были слабые утешения. Встречали нас дома более чем прохладно. Да и мы были удручены своей неудачей. Доказывать что-то кому-то было бесполезно — Москва слезам не верит, да и унизительное это занятие плакаться. Каждый из нас знал: корить ему себя не в чем. Мы сделали все, что могли, а может, даже немного больше. Теперь, с дистанции времени, тот чемпионат видится яснее в сопоставлении с последующими турнирами мирового и европейского масштаба. И сейчас мне ясно, что, если не учитывать те удары, которые обрушила на нас судьба, на первом своем чемпионате советская сборная показала себя командой хорошего международного класса и сумела завоевать плацдарм, с которого можно было начать наступление к вершинам мирового футбола. Так оно, кстати, и было. Два года спустя мы выиграли первый в истории футбола Кубок Европы, спустя еще шесть получили бронзовые медали мирового первенства.
Видимые и невидимые миру слезы
Это была жуткая сцена. Не верилось, что все происходит не на экране, а в жизни. Казалось, вот-вот вспыхнут юпитеры, застрекочут кинокамеры и начнется съемка эпизода под названием «Истерика».
По узкому бетонированному туннелю брел человек. Он издавал какие-то нечленораздельные вопли — смесь проклятий, рыданий и стонов. И каждый свой шаг он отмечал страшным ударом кулака о шершавую поверхность стены, оставляя на ней кровавые отметины.
Но нет, то было не в кино, и придумал эту сцену не драматург, а сама жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Тут надо учитывать, что этот международный матч был для него первым, но, мне сдается, есть и другая причина: Качалин поручил Пеле заботам Виктора Царева.
Футболист этот в нашем футболе — фигура необычная, стоящая несколько особняком. Любой игрок сборной — человек, заметный чем-то своим, только ему одному свойственным. Тот славился быстрым бегом, этот — тонким пониманием игры, третий — длинными рывками, четвертый — неотразимыми ударами, пятый — дриблингом. Ни изяществом в обращении с мячом, ни быстроногостью, ни ростом, ни статью, Царев ничем среди прочих не выделялся. Даже и внимательный зритель после матча московского «Динамо» или сборной мог бы не запомнить, участвовал ли в матче Царев. Если же и запомнил, то на вопрос, хорошо ли он играл, ответить бы затруднился. Между тем Царева не один год приглашали в сборную и включали в состав на ответственные игры, И были правы, потому что одним, и притом редчайшим, качеством этот футболист владел в полной мере. Это качество — исполнительность. Качалину не надо было разжевывать Цареву его игровую задачу. Достаточно было сказать лишь: «Виктор, вам поручается играть с Пеле», — и тренер мог быть уверен, что Царев сделает все возможное и невозможное, чтобы самый опасный форвард был обезврежен или, как мы говорим, «остался без мяча».
И при этом Царев не совершал никаких внешне героических поступков, не разрывался на части, не носился метеором по полю. Он, как пластырь, приклеивался к «своему» игроку и неотступно сопровождал его, куда бы тот ни пытался от него скрыться. Тот делал стремительные рывки, мчался с фланга на фланг с такой скоростью, что, казалось, и ветер его не догонит, а Царев трусил рядом своей неторопливой рысцой, и как только противник готовился принять мяч, оказывался тут, как тут, и отвязаться от него было невозможно. Чаще всего к концу игры соперник выглядел физически и нервно вымотанным, причем его усталость особенно бросалась в глаза, поскольку рядом был свежий, спокойный и невозмутимый Царев.
Нет, Царев не относился к числу этаких унылых, безынициативных, добровольно лишивших себя права думать исполнителей чужой воли. Если позволяла обстановка, он мог, оставив вдруг порученного его опеке соперника, пойти вперед, помочь в атаке, сам выйти на позицию для удара по воротам (кстати, удар у него прекрасный). Но это — если позволяла обстановка. Как говорится, сперва — долг, а потом — удовольствие. Долг был для него превыше всего на свете. И именно высоко развитое чувство долга позволило ему стать нужным, а иногда и просто незаменимым игроком сборной.
Вот он-то, Виктор Царев, многое сделал для того, чтобы не в первом своем, а только во втором международном матче удалось Пеле обратить на себя всеобщее внимание.
Матчи СССР — Бразилия и Англия — Австрия шли одновременно. Тот, второй, закончился вничью — 2:2. Значит, мы набрали столько же очков, сколько англичане. Значит, переигровка. Значит, пока соперник победителя этой переигровки — сборная Швеции — будет отдыхать, и набираться сил, мы должны потратить все оставшиеся в дополнительном матче с англичанами. Вот когда мы в полной мере ощутили силу удара, нанесенного нам судьей Жолтом. И сила этого удара удваивалась отсутствием трех проштрафившихся — Стрельцова, Огонькова, Татушина. Пусть им на смену пришли футболисты, вполне достойные и хорошо проявившие себя в гетеборгских играх, но их-то, усталых, изрядно побитых во время игр с Англией, Австрией и Бразилией, заменить было уже некому.
Сыграй мы дополнительный матч с англичанами вничью, участника четвертьфинала определила бы монетка, брошенная судьей на траву в центральном круге. Однако счастье — первый и единственный раз на этом чемпионате — улыбнулось нам, и «орлянка» не состоялась. Игра, где две донельзя изнуренные команды соревновались не столько в мастерстве, сколько в терпеливости и способности трудиться «через не могу», закончилась со счетом 1:0 в нашу пользу. Справедливость восторжествовала. Но какой ценой добыто было это торжество!
Однако и на этом наши шведские злоключения не закончились. Четвертьфинальный матч был назначен в Стокгольме. Швеция — страна небольшая, и ее можно за день проехать поездом или автомобилем из конца в конец. Но для нас почему-то выбрали воздушный путь. Самолет улетал около двух часов ночи, и несколько часов нас продержали в крошечном аэровокзале, где и сидеть мы могли только по очереди. В Стокгольм мы попали засветло, а спать улеглись, когда трудовой день уже начался. И тут выяснилось, что отель, куда нас поместили, находится едва ли не на самом бойком месте в городе. Одна его сторона выходила на железную дорогу, другая — на стройку, где вовсю стучали отбойные молотки.
Поднялись мы измученные, невыспавшиеся и в таком состоянии вечером вышли на матч со шведами.
Не знаю, чем была вызвана вся цепь неудобств, но выглядело все это совсем непонятно в стране, которая славится своим умением создавать комфорт приезжим, в городе, который знаменит на весь мир своим туристским сервисом...
Первый тайм матча со шведами мы еще держались, но на второй нас уже не хватило. Ноги плохо слушались игроков. Мяч отказывался им подчиняться. Шведы полностью завладели положением и победили — 2:0. Нам оставалось утешаться лишь тем, что если бы не потеря трех игроков, не пенальти в матче с англичанами, не этот ужасный переезд из Гетеборга в Стокгольм, все могло бы быть иначе. Но то были слабые утешения. Встречали нас дома более чем прохладно. Да и мы были удручены своей неудачей. Доказывать что-то кому-то было бесполезно — Москва слезам не верит, да и унизительное это занятие плакаться. Каждый из нас знал: корить ему себя не в чем. Мы сделали все, что могли, а может, даже немного больше. Теперь, с дистанции времени, тот чемпионат видится яснее в сопоставлении с последующими турнирами мирового и европейского масштаба. И сейчас мне ясно, что, если не учитывать те удары, которые обрушила на нас судьба, на первом своем чемпионате советская сборная показала себя командой хорошего международного класса и сумела завоевать плацдарм, с которого можно было начать наступление к вершинам мирового футбола. Так оно, кстати, и было. Два года спустя мы выиграли первый в истории футбола Кубок Европы, спустя еще шесть получили бронзовые медали мирового первенства.
Видимые и невидимые миру слезы
Это была жуткая сцена. Не верилось, что все происходит не на экране, а в жизни. Казалось, вот-вот вспыхнут юпитеры, застрекочут кинокамеры и начнется съемка эпизода под названием «Истерика».
По узкому бетонированному туннелю брел человек. Он издавал какие-то нечленораздельные вопли — смесь проклятий, рыданий и стонов. И каждый свой шаг он отмечал страшным ударом кулака о шершавую поверхность стены, оставляя на ней кровавые отметины.
Но нет, то было не в кино, и придумал эту сцену не драматург, а сама жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20