Пустовавшие дачи и чистые комнаты в крестьянских домах заняли военные. Нас тоже переселили в одну комнату, – в другой разместился штаб. Дешке объяснил мне, что сделал это из внимания ко мне, чтобы нас не беспокоили «низшие чины». Тоже мне радость! Куда больше я обрадовалась, узнав, что в штабе служит Бела. Он был сержантом артиллерии и имел право сдать офицерский экзамен… И вот настал день пятнадцатого октября. Я вынесла на террасу радиоприемник, там уже собрались несколько офицеров штаба. Мы прослушали знаменитый призыв Хорти и с тревогой ждали дальнейших сообщений.
Мелодия венгерских маршей, затем вдруг «Лели Шарлей».
Первый офицер. Что они, с ума спятили? Играть немецкий марш именно теперь, когда мы, венгры, заявили о выходе из войны!
Капитан. Здесь штаб противовоздушной обороны?
Второй офицер. Да, господин капитан.
Капитан. Я хотел бы поговорить с начальником или старшим из офицеров.
Второй офицер. Господин майор в комнате.
Капитан. Спасибо.
Второй офицер. Кто это? Кто этот капитан?
Третий офицер. Не знаю. Сказал, что из военного министерства.
По радио объявление: «Генерал-полковника Кароя Берегфи просят немедленно прибыть в Будапешт».
Первый офицер. Берегфи? Кто это такой?
Второй офицер. Я знал одного полковника Берегфи. А этот – генерал-полковник.
Объявление повторяют.
Первый офицер. Что за человек? Почему его разыскивают?
Второй офицер. Понятия не имею.
В течение всей дальнейшей сцены тихо, иногда едва слышно, звучит музыка.
Третий офицер. Ребята, а кто вон те цивильные молодчики в плащах, в конце сада?
Второй офицер. Цивильные в плащах? Боже правый! Того горбоносого я уже видел где-то! Он эсэсовец! А чего же он в гражданском? И что ему здесь надо?
Первый офицер. Действительно, черт побери! Что ему надо?
Скрип двери.
Капитан. Господин майор хочет поговорить с вами.
Моника. Со мной?
Капитан. Да.
Скрип отворяющейся и закрывающейся двери. Музыка, передававшаяся по радио, умолкает.
Моника. Что с вами, Дешке? Ради бога, что с вами? На вас лица нет… И… что означает этот пистолет на столе?
Дешке (с отчаянием.)Моника, у меня к вам просьба. Последняя просьба. Вот здесь письмо к моей жене, а это, второе – к матери. Передайте им, пожалуйста, если я…
Моника. Дешке, умоляю вас, что случилось?
Дешке. Сейчас здесь был один капитан. Вы не встретили его? Он сказал, что прибыл из военного министерства. Требовал, чтобы я подписал текст присяги фюреру венгерского народа Салаши. Я не знаю фюрера с таким именем! А военная присяга – это, в конце концов, святыня. Если мы начнем играть с нею в бирюльки…
Пока его превосходительство регент Хорти не освободил меня от принесенной ему присяги, я не могу присягнуть этому фюреру. Мне доложили, что здание штаба оцеплено отрядами эсэс. Собственно говоря, мне следовало бы открыть по ним огонь. Только что позвонили с третьей батареи: по Венскому шоссе замечено движение немецких танков в сторону Будапешта. Я должен был бы приказать обстрелять их. Но я затребовал немедленных оперативных указаний и… не получил их. А мои непосредственные начальники сами не знают, что им делать: нарушить присягу или, как нам грозят, попасть под суд военного трибунала. Впрочем, есть еще один выход.
Моника. Дешке, положите револьвер. Прошу вас! Подождите, я скажу Беле. О боже!
Скрип двери, музыка.
Бела!
Бела. Да!
Моника. Сделай что-нибудь. Дешке хочет покончить с собой.
Бела. Глупый комедиант! Мы ждем его распоряжений, на Венском шоссе немецкие «тигры», штаб окружен какими-то подозрительными гражданскими, а он грозится пустить себе пулю в лоб. Вот я сейчас поговорю с ним.
Скрип двери.
Дешке, ты с ума сошел?
Дешке (с напускной строгостью.)Господин юнкер, что за тон вы себе позволяете? И как вы передо мной стоите?
Бела. Брось ты! Говорю тебе, – положение серьезное, мы ждем твоей команды об открытии огня. Некоторые офицеры и почти все солдаты согласны оказать немцам сопротивление.
Дешке. Я не получил на это боевого приказа. Капитан, приходивший сейчас сюда, сказал мне, что власть в стране взял в свои руки «фюрер нации» Салаши.
Бела. Нилашисты! Я тоже слышал, что военное министерство уже в их руках.
Дешке. Части, одна за другой, приносят присягу Салаши.
Бела. А все же парочку «тигров» можно было бы подстрелить на Венском шоссе. Ей-богу, отличные мишени!
Дешке. Говорю тебе: я не получал приказа. Настаивал, торопил – все безрезультатно. Мне кажется, уже и в штабе дивизии…
Бела. И в этом случае есть выход… (Шепотом.)Во второй роте третьего дивизиона служит Ласло… Он говорит, что их рота целиком дезертирует с фронта. Давай пойдем и мы с ними. Одежду гражданскую они достанут. Среди них много и моих ребят. Ведь вся эта кутерьма продлится еще пару дней, не больше.
Дешке. Боже, что здесь происходит! Оставьте меня! Я лучше помолюсь богу и… Иначе поступить я не могу. Я солдат, это кое к чему обязывает.
Бела. Право, ты в не в своем уме.
Дешке. Господин юнкер, за ваше предложение я должен был бы немедленно арестовать вас и предать суду военного трибунала. Сейчас война, и вы знаете, что полагается за такие слова. Только особые обстоятельства заставляют меня быть снисходительным. Будьте благодарны и уходите.
Скрип двери.
Моника. Ну, что он сказал?
Бела. Сошел с ума. Хочет стреляться. Сейчас, когда мы выбрались из этого пекла войны!..
Второй офицер (смеется.)Проблема разрешена.
Бела. Каким образом?
Второй офицер. Я подделал телеграмму: «Его превосходительство господин регент Хорти освобождает всех офицеров, унтер-офицеров и рядовой состав от данной ему присяги». Не допускать же, чтобы человек застрелился!
Бела. Ладно. Я не стану дожидаться конца этой комедии. Сервус! Моника, целую ручку. (Шепотом.)Если какое-то время вы не будете слышать обо мне – не тревожьтесь.
………………………………………………………………
Моника. Он бежал, а с ним две штрафные роты. Дешке же присягнул на верность Салаши… На следующий день мы с мужем переехали в городскую квартиру. Начались бои за Будапешт. В эти страшные дни я узнала своего мужа по-настоящему. Узнала, чтобы потерять его. Мы отсиживались в бомбоубежище, в тесноте – больные, старики, плачущие дети – все вместе. Женщины молились, и я, хоть и неверующая, тоже молилась с ними. Что еще я могла сделать для человека, который под градом бомб и пуль целыми днями переползал от развалины к развалине, волоча за собой врачебную сумку с инструментами и лекарствами.
Грохнула дверь бомбоубежища. Затем шум стихает.
Муж Моники. Сервус, милая. У тебя найдется что-нибудь поесть?
Моника. Немножко супу из конины. Сейчас подогрею. Хороший наваристый суп.
………………………………………………………………
Когда я вернулась с супом, он уже лежал на койке и спал. Глубоким, мертвым сном. И я не посмела разбудить его. Хотя и знала, что он целый день ничего не ел.
………………………………………………………………
Стук отворяемой двери.
Мужской голос. Где здесь врач? Мне сказали, тут есть какой-то врач. Пусть он немедленно идет в тридцать седьмое бомбоубежище. Там женщина рожает!
Женский голос. Да вон он, врач-то. Лежит, спит.
Моника. Умоляю вас, не будите его. Разве вы не видите, как он измучен? Целый день на ногах, на работе. Которую неделю подряд. Даже супа не дождался, уснул.
Мужской голос. Ребенок-то – он не будет ждать… Господин доктор, проснитесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Мелодия венгерских маршей, затем вдруг «Лели Шарлей».
Первый офицер. Что они, с ума спятили? Играть немецкий марш именно теперь, когда мы, венгры, заявили о выходе из войны!
Капитан. Здесь штаб противовоздушной обороны?
Второй офицер. Да, господин капитан.
Капитан. Я хотел бы поговорить с начальником или старшим из офицеров.
Второй офицер. Господин майор в комнате.
Капитан. Спасибо.
Второй офицер. Кто это? Кто этот капитан?
Третий офицер. Не знаю. Сказал, что из военного министерства.
По радио объявление: «Генерал-полковника Кароя Берегфи просят немедленно прибыть в Будапешт».
Первый офицер. Берегфи? Кто это такой?
Второй офицер. Я знал одного полковника Берегфи. А этот – генерал-полковник.
Объявление повторяют.
Первый офицер. Что за человек? Почему его разыскивают?
Второй офицер. Понятия не имею.
В течение всей дальнейшей сцены тихо, иногда едва слышно, звучит музыка.
Третий офицер. Ребята, а кто вон те цивильные молодчики в плащах, в конце сада?
Второй офицер. Цивильные в плащах? Боже правый! Того горбоносого я уже видел где-то! Он эсэсовец! А чего же он в гражданском? И что ему здесь надо?
Первый офицер. Действительно, черт побери! Что ему надо?
Скрип двери.
Капитан. Господин майор хочет поговорить с вами.
Моника. Со мной?
Капитан. Да.
Скрип отворяющейся и закрывающейся двери. Музыка, передававшаяся по радио, умолкает.
Моника. Что с вами, Дешке? Ради бога, что с вами? На вас лица нет… И… что означает этот пистолет на столе?
Дешке (с отчаянием.)Моника, у меня к вам просьба. Последняя просьба. Вот здесь письмо к моей жене, а это, второе – к матери. Передайте им, пожалуйста, если я…
Моника. Дешке, умоляю вас, что случилось?
Дешке. Сейчас здесь был один капитан. Вы не встретили его? Он сказал, что прибыл из военного министерства. Требовал, чтобы я подписал текст присяги фюреру венгерского народа Салаши. Я не знаю фюрера с таким именем! А военная присяга – это, в конце концов, святыня. Если мы начнем играть с нею в бирюльки…
Пока его превосходительство регент Хорти не освободил меня от принесенной ему присяги, я не могу присягнуть этому фюреру. Мне доложили, что здание штаба оцеплено отрядами эсэс. Собственно говоря, мне следовало бы открыть по ним огонь. Только что позвонили с третьей батареи: по Венскому шоссе замечено движение немецких танков в сторону Будапешта. Я должен был бы приказать обстрелять их. Но я затребовал немедленных оперативных указаний и… не получил их. А мои непосредственные начальники сами не знают, что им делать: нарушить присягу или, как нам грозят, попасть под суд военного трибунала. Впрочем, есть еще один выход.
Моника. Дешке, положите револьвер. Прошу вас! Подождите, я скажу Беле. О боже!
Скрип двери, музыка.
Бела!
Бела. Да!
Моника. Сделай что-нибудь. Дешке хочет покончить с собой.
Бела. Глупый комедиант! Мы ждем его распоряжений, на Венском шоссе немецкие «тигры», штаб окружен какими-то подозрительными гражданскими, а он грозится пустить себе пулю в лоб. Вот я сейчас поговорю с ним.
Скрип двери.
Дешке, ты с ума сошел?
Дешке (с напускной строгостью.)Господин юнкер, что за тон вы себе позволяете? И как вы передо мной стоите?
Бела. Брось ты! Говорю тебе, – положение серьезное, мы ждем твоей команды об открытии огня. Некоторые офицеры и почти все солдаты согласны оказать немцам сопротивление.
Дешке. Я не получил на это боевого приказа. Капитан, приходивший сейчас сюда, сказал мне, что власть в стране взял в свои руки «фюрер нации» Салаши.
Бела. Нилашисты! Я тоже слышал, что военное министерство уже в их руках.
Дешке. Части, одна за другой, приносят присягу Салаши.
Бела. А все же парочку «тигров» можно было бы подстрелить на Венском шоссе. Ей-богу, отличные мишени!
Дешке. Говорю тебе: я не получал приказа. Настаивал, торопил – все безрезультатно. Мне кажется, уже и в штабе дивизии…
Бела. И в этом случае есть выход… (Шепотом.)Во второй роте третьего дивизиона служит Ласло… Он говорит, что их рота целиком дезертирует с фронта. Давай пойдем и мы с ними. Одежду гражданскую они достанут. Среди них много и моих ребят. Ведь вся эта кутерьма продлится еще пару дней, не больше.
Дешке. Боже, что здесь происходит! Оставьте меня! Я лучше помолюсь богу и… Иначе поступить я не могу. Я солдат, это кое к чему обязывает.
Бела. Право, ты в не в своем уме.
Дешке. Господин юнкер, за ваше предложение я должен был бы немедленно арестовать вас и предать суду военного трибунала. Сейчас война, и вы знаете, что полагается за такие слова. Только особые обстоятельства заставляют меня быть снисходительным. Будьте благодарны и уходите.
Скрип двери.
Моника. Ну, что он сказал?
Бела. Сошел с ума. Хочет стреляться. Сейчас, когда мы выбрались из этого пекла войны!..
Второй офицер (смеется.)Проблема разрешена.
Бела. Каким образом?
Второй офицер. Я подделал телеграмму: «Его превосходительство господин регент Хорти освобождает всех офицеров, унтер-офицеров и рядовой состав от данной ему присяги». Не допускать же, чтобы человек застрелился!
Бела. Ладно. Я не стану дожидаться конца этой комедии. Сервус! Моника, целую ручку. (Шепотом.)Если какое-то время вы не будете слышать обо мне – не тревожьтесь.
………………………………………………………………
Моника. Он бежал, а с ним две штрафные роты. Дешке же присягнул на верность Салаши… На следующий день мы с мужем переехали в городскую квартиру. Начались бои за Будапешт. В эти страшные дни я узнала своего мужа по-настоящему. Узнала, чтобы потерять его. Мы отсиживались в бомбоубежище, в тесноте – больные, старики, плачущие дети – все вместе. Женщины молились, и я, хоть и неверующая, тоже молилась с ними. Что еще я могла сделать для человека, который под градом бомб и пуль целыми днями переползал от развалины к развалине, волоча за собой врачебную сумку с инструментами и лекарствами.
Грохнула дверь бомбоубежища. Затем шум стихает.
Муж Моники. Сервус, милая. У тебя найдется что-нибудь поесть?
Моника. Немножко супу из конины. Сейчас подогрею. Хороший наваристый суп.
………………………………………………………………
Когда я вернулась с супом, он уже лежал на койке и спал. Глубоким, мертвым сном. И я не посмела разбудить его. Хотя и знала, что он целый день ничего не ел.
………………………………………………………………
Стук отворяемой двери.
Мужской голос. Где здесь врач? Мне сказали, тут есть какой-то врач. Пусть он немедленно идет в тридцать седьмое бомбоубежище. Там женщина рожает!
Женский голос. Да вон он, врач-то. Лежит, спит.
Моника. Умоляю вас, не будите его. Разве вы не видите, как он измучен? Целый день на ногах, на работе. Которую неделю подряд. Даже супа не дождался, уснул.
Мужской голос. Ребенок-то – он не будет ждать… Господин доктор, проснитесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14