.. Помахали ручкой - и в путь.. На небо. А представьте: никакого неба, но мы попадаем в чью-то, вполне конкретную шкуру? Теоретически? Ага, не слишком смешно. Правила нам неведомы, но если они и существуют, жестокость совершенно неоправдана. Хотя, и о милосердии представления весьма различны.
- Да уж. Мне почему-то сразу вспомнился кинжал "misericordia", которым добивали павших рыцарей.
- Я не против того, чтобы добить. Но - в совсем крайнем случае. А кто властен это
определить? На самом деле нам нужно нечто большее, чем просчто милосердие.
Серферы медленно выруливали к волнорезу, тщетно пытаясь поймать ветер. Большой рыжий пес лаял им вслед, постоянно оглядываясь, как бы ища поддержки, но не решаясь зайти в воду.
...- После этой истории у нее была жуткая депрессия. Несколько попыток... Слава богу, что обошлось. Но, как правило, если начинает человек этим баловаться, финал - в морге. Одна девица раз пять вешалась из-за всякой ерунды. Но у той было чистое манипуляторство: крюк над входной дверью; она накинет петлю и ждет, стоя на табуретке. А там приходят, мама или папа, дверь толкнут , а она - хлобысь! Табуретка из-под ног, красотка уже висит, дергается, тепленькая еще. Ну, ее конечно, вынимают, утешают, ублажают. А эта дура, - чуть что - опять за свое. И как-то в очередной раз ее отец , входя, толкнул дверь, (что там, за дверью, вы уже поняли) но зайти так и не успел. Его окликнула соседка и трепалась с ним о чем-то на лестничной клетке, минут с десять. А эта придурочная тем временем уже и посинела. Не откачали, конечно. И смех, и грех... Но если причина существенная и рядом нет мамы с папой... Так оно и началось. Я ее оберегал, хранил и лелеял. Потом сам не заметил, как вляпался. Однажды, когда она спала, а я сидел в соседней комнате, я в порыве какого-то дурацкого самоотречения взмолился: "Господи! Если что-то плохое должно с ней произойти, пусть это лучше случится со мной!"
И вот однажды она пристала ко мне, чтоб я достал ей яду. "На всякий случай, если станет совсем невмоготу". Так, мол, спокойней. Пристала, как банный лист. В конце концов, я принес ей баночку, где на этикетке сам нарисовал зловещие череп и кости, чтобы, не дай бог, ни с чем не перепутать. Она спросила:
- Какая здесь доза?
- Отравить соседей не хватит,- говорю,- но если на одного, то достаточно и для здорового мужика, не то что тебе, хилой.
- Как оно действует?
- Это не цианистый калий. Мгновенно не умрешь.
- Жаль. Это больно? Я боли боюсь. Больше мне бояться нечего.
- Нет. Эта штука начинает действовать не раньше, чем через полчаса. А то и час.
- Боже, какой ужас! Это ж с ума сойти можно!
- Если (я постучал об дерево) так уж сильно припрет, с ума... не с ума. Снявши голову, по волосам не плачут. Главное, потом ты просто незаметно уснешь. И все. А ужас - это то, что ты заставляешь меня этим заниматься! Последней реплики она, вроде как и не слышала:
- Но столько времени!
- Зато это дает тебе как следует подумать. Оно всасывается в кровь достаточно медленно и, в принципе, не поздно... пока ты... ну, пока эти полчаса... Вот идиотка! И я - ничуть не лучше! Когда ты перестанешь дурью маяться?
- А что, другого ты ничего не мог достать?
- Что? Крысиный яд? Корчиться в агонии и харкать кровью? Тогда лучше просто прыгать с моста. Правда, лучше. Но там, когда летишь, передумать уже нельзя. Асфальт. Боже, что мы, психи, обсуждаем?! И вобще: почему ты еще до сих пор одета?
Все забросил, к черту, тогда. Нет, конечно, не жалею. Да и бесполезное это дело - жалеть о чем-то. Носился, как с пасхальной свечкой. И к радости своей, почувствовал, что это приносит плоды. Она постепенно оживала. Никакие потери не могли меня тогда смутить, даже самые серьезные. Хорошее это ощущение, если сам себе не принадлежишь! Как хорошо! Любовь!
И вот, это все разом кончилось. Заяц из известной всем сказки размотал бинты и подумал, куда бы ему скакнуть от забот медведя. Ведь при своей ясной головке она была наибольшим снобом, из всех, кого я знал. С этой точки зрения я - вариант бесперспективный. Но, ежели поискать, найти всегда можно. Что-то "стоящее". Посолиднее. С брюшком и благородными сединами. Ведь нашла же. Самое смешное, что невероятный дурак. Поверьте, я это не со зла. Зато с личным шофером. И такой же сноб. Это у них с ней было общее. Только не смешите меня насчет того, что "любовь зла..." Воображаю, как он гаденько подсмеивался. А она наверняка никогда не спрашивала его, куда он убегает, когда он спешил домой, к своей почтенной женушке и деткам. Я узнал об этом далеко не сразу. Меня, таким образом "пожалели". Однако, если уж так случилось - самое глупое, что можно учудить, это выяснять, почему. Что я и сделал.
- Здравствуй.
- Зачем ты пришел?
- А ты зачем вчера приходила? Или мне приснилось? После всего! В тебе пробудилась пламенная страсть? Неужели для тебя нет ничего...
- Святого, ты имеешь в виду? Единственное святое - это живой человек. А не дух. И после смерти, скорее всего, тоже ничего нет. А сколько раз мы живем? - она прошла на кухню и поставила чайник на плиту. Я зашел следом и окинул взглядом хорошо знакомую обстановку. Даже моя скляночка, с черепом и костями, мирно стояла на полочке, плотно закупоренная притертой пробкой. Я не знал, что ей возразить:
- При таком раскладе мне начинает казаться, что ни разу. Но скажи: что же тогда в человеке живого? Что?
- Не жди, что я произнесу : "душа". Это все сказки для трусов. Это про тебя.
- А знаешь, отчего тебе не хочется жить? Верней, не хотелось? Тебя просто тошнило от того, что не за что было бояться. И цепляться не за что. А в невесомости всегда тошнит. (иллюстрирующий жест)
- Ты вульгарен.
- Плевать. То, что ты любишь делать в белых перчатках, надо бы делать в резиновых. Трус - это не тот, кто боится. Боятся все. Трус это тот, кто останавливается.
Меня убивал этот безразличный и беззаботный тон. Я крепко взял ее за руку и схватил с полки гвоздь:
- Ну что, милая? Проверим, так ли это? А заодно проверим, где в этой розетке ноль, а где - фаза. Всего две дырочки. В одну из них. оказывается, можно пролезть , даже вдвоем. Это тот случай, когда верблюд пролазит в игольное ушко. Тебе же нечего бояться?
- Ты псих. Ты сумасшедший. Насмотрелся дешевых фильмов. Ведешь себя, как маньяк. Нет, даже как маньяк из мыльной оперы. Прекрати, я прошу тебя, это отвратительно! Уйди! - Ее рука резко вырвалась и она отошла на шаг.
- Уйти? А что, это мысль... - гвоздь скользнул в отверстие, но больше ничего не произошло,- Ноль. Фаза в другой дырочке. Ее ноздри раздувались, но это было не то выражение, когда она за кого-то переживала: скорей, такое выражение может быть на лице водителя, когда его машину помяли и скрылись, куда подальше:
- То, что ты делаешь - это глупо. Я понимаю, что тебе больно. Ну что, ты хочешь, чтобы я притворялась? Ведь будет еще больней. Тут же ничего нельзя обьяснить. И не нужно.
- А ты что, никогда не притворялась? Или с самого начала?
- Нет,- ее голос несколько смягчился,- Это все была правда. Я не играла. Но я хуже, гораздо хуже, чем ты думаешь. А ты этого не хочешь понять.
- Самое печальное, что я это вижу. Хотя ты на самом деле так не думаешь. Я и вижу это, и в то же время... Зачем ты вешала мне лапшу?
-Ты сам себе ее навесил. Так получилось само собой. И сейчас уже не можешь поверить. Все. Сказке конец. Какая разница теперь?
- А какая разница между нулем и фазой?
1 2 3 4 5 6 7